Анника не знала, что ответить. Она тоже иногда предпринимала не особо успешные попытки что-нибудь испечь, бисквиты, например. Но так чтобы домашний хлеб, да еще каждую неделю… Это был практически недостижимый рекорд, на который Анника и не замахнулась бы никогда.
Марика гоготнула и продолжила:
– Столько хлеба уходит, с четырьмя-то голодными мужиками!
У Анники мелькнула мысль, что шестилетнего ребенка вряд ли можно считать мужиком, но она воздержалась от комментария.
– И еще, конечно, булочки, – не умолкала Марика. – Когда они приходят из школы.
Анника онемела от изумления. Так вот что значит быть идеальной матерью. Работать полдня, чтобы успевать заботиться о детях. Быть дома, пока они маленькие. Еженедельно печь хлеб и на полдник кормить детей домашними булочками. Это ли ее идеал? Анника посмотрела на расплывшуюся фигуру бывшей одноклассницы. Представила себе, как она, Анника, машет фартуком, когда муж уезжает на работу в своем экскаваторе. Как она лепит тефтельки для четверых голодных 'мужиков'. Как сидит перед сном за швейной машинкой. Нет, это явно не для нее. Хотя, как ни удивительно, приходится признать: есть в этих картинках что-то соблазнительное.
Марика на секунду умолкла, чтобы перевести дух. Пока она не начала рассказывать что-нибудь о мясе, которое запекает, или о летних занавесках, которые вяжет крючком, Анника воспользовалась паузой и, извинившись, сказала, что ей пора.
– Было приятно увидеться, но мне надо спешить на работу. Пока!
Она спустилась в метро и на платформе увидела Рикарда, который ждал поезда. Анника остановилась и вернулась на несколько метров назад. Когда поезд пришел, они сели разные вагоны.
В офис она здорово опоздала. Чтобы не появиться одновременно с Рикардом, она проехала лишнюю остановку и потом вернулась следующим поездом. Войдя, она краем глаза заметила Рикарда около кофейного автомата и поспешила к себе в кабинет. Не успела она снять куртку, как зазвонил телефон.
– Наконец-то! Ты где ходишь? – воскликнула Милла. – Звоню тебе, начиная с часа.
Анника бросила взгляд на часы, которые показывали половину третьего. Обеденный перерыв сегодня затянулся.
– Я была на встрече.
– Вот как, а ваша секретарша сказала, что ты еще не вернулась с обеда.
– Значит, она была не в курсе. Как у тебя дела?
– Все хорошо. На работе ничего особенного не происходит – типичное межсезонье. Начальник уехал в Милан за новыми тканями. Я вообще-то должна была поехать с ним, но Фредрик на той неделе собирается в командировку в Лондон и кому-то надо сидеть с детьми.
– Обидно!
– Да, но его поездка была давно запланирована, так что ничего не поделаешь.
– А твоя?
– Ну да, тоже… – Милла помолчала. – А что у тебя новенького?
– Да ничего особенного. – Анника повернулась на стуле так, чтобы пристроить ноги на выдвинутый нижний ящик стола. – Хотя постой, я недавно виделась с Бигге. Помнишь, я тебе говорила, что она встречается с новым мужчиной?
– Да.
– Он женат.
– Да ладно!
– Да, но послушай. Бигге беременна, и он переехал к ней.
В трубке – тишина.
– Ну классно ведь! – воскликнула Анника.
Помолчав еще несколько секунд, Милла наконец заговорила:
– Так он бросает жену, да наверняка и детей, чтобы жить с Бигге, которая ждет ребенка?
– Да.
– Это же ужасно.
– Но…
– Как, черт возьми, она может так поступать?
– О чем ты?
– Вот так вот взять и разбить семью.
– Но это вообще-то не ее вина, что…
Милла не дала Аннике договорить:
– Конечно, это ее вина! Она же отвечает за свои поступки. Подумай сама, Анника, а если бы какая- нибудь девица забеременела от Тома? Ты разве не сказала бы, что это она ответственна за случившееся?
Чувствовалось, что Милла возмущена до глубины души. Анника не понимала, из-за чего. Она-то думала, Милла порадуется за Бигге.
– Если бы Том сделал кому-нибудь ребенка, я бы сказала, что он и сам в этом виноват довольно сильно.
Но Милла ее не слушала.
– Она же знала, что он женат! Как она вообще могла закрутить с ним роман?
– Они влюбились.
– Какая чушь! – прошипела Милла. – Значит, надо было побороть свои чувства. А если уж он действительно ее любит, так хотя бы развелся сначала. Чтобы обойтись без всей этой грязи и начинать с чистого листа.
– Тем не менее как случилось, так случилось. И я думала, ты порадуешься за Бигге. Она все-таки ждет ребенка.
Милла немного успокоилась.
– Да, это, конечно, здорово, но все-таки…
Она умолкла. Анника посмотрела на часы.
В половине четвертого ей надо будет уйти, и она уже хотела завершить разговор, но Милла снова заговорила:
– Слушай, а у тебя-то как дела?
Анника поняла, на что она намекает. Не исключено, что до Миллиной вспышки она бы рассказала подруге правду, но сейчас не стала. Шансы получить от подруги взвешенный и подбадривающий совет крайне невелики.
– Да так, потихоньку. Может, обсудим в другой раз? Мне до ухода с работы надо тут еще кое-что закончить.
– Ладно. – В голосе Миллы слышалось недоверие, но тут уж ничего не поделаешь.
Они попрощались. Анника положила трубку и какое-то время сидела, глядя в окно, несмотря на то что времени до конца рабочего дня оставалось всего ничего. За окном ветер медленно раскачивал тощую березку. На ней пока лишь набухли почки, и трудно было представить себе, что через несколько недель она вся покроется юными желто-зелеными листочками.
Побороть свои чувства. Звучит как приговор. Дисциплинарная мера. Собственно говоря, так оно и есть.
Это было давно, но Анника все еще помнила то чувство. Когда они с Томом пошли к священнику, который должен был их обвенчать. Это казалось каким-то экзаменом. Как будто некие высшие силы должны одобрить их любовь.
Священником оказалась пожилая женщина сурового вида, принявшая их в маленьком кабинете пастората. Анника поначалу немного ее побаивалась. Она опасалась, что ответит неправильно на какой- нибудь вопрос, или случайно выругается, или скажет что-нибудь неподобающее, но во время разговора почувствовала себя свободнее. Женщина обращалась к ним мягким, почти нежным голосом. Она часто улыбалась, и ее лицо, на котором не было ни следа косметики, освещалось подлинным участием. Она расспрашивала Тома и Аннику, как они познакомились, какое у них сложилось первое впечатление друг о
