секунду ему на грудь прыгнула гибкая серая тварь. Сторожевой ящер. Он пошатнулся, но все же устоял на ногах. В плечо вонзились, терзая мякоть, острые когти, перед самым лицом щелкнули клыки. Не обращая внимания на боль, он обеими руками сжал горло животного. Хрустнули раздавленные позвонки. Отшвырнув агонизирующую тварь, он, пошатываясь, огляделся: за ним с опаской наблюдало несколько прохожих – и, как назло, ни одного полицейского.
– Вызовите кто-нибудь полицию! – распорядился он. – Живо!
– А что случилось-то? – спросил, подслеповато щурясь, какой-то старичок.
– Этот бандит, видишь, что сделал – весь забор у людей разворотил, – объяснила женщина в цветастом платье. – Вот его боги-то и покарали! А теперь он в полицию хочет, чтобы, значит, повиниться…
Плюнув с досады, в мокрой от крови куртке, он начал протискиваться в дыру. Плечо словно горело в огне…
– Убью… – простонал сквозь зубы Мартин.
Он не знал, кого – или что – он убьет. Знал только, что эти сны его уже достали. Тот же город под желтым небом, тот же человек, с которым он себя полностью отождествлял… Припоминая подробности, Мартин фыркнул: во-первых, он перемахнул бы через забор без малейшей заминки. Всего-то два с половиной метра… Во-вторых, он, при его подготовке, расправился бы с ящером, еще когда тот находился в воздухе, и не получил бы никаких ранений.
Рука. Грудь. Плечо. Еще несколько таких снов – и он потеряет способность действовать. Ему и сейчас слишком много энергии приходится тратить на самоконтроль. Принимать обезболивающее Мартин без крайней нужды не хотел: оно замедляет реакцию и притупляет остроту восприятия. Он провел утреннюю разминку по полной программе, потом в течение часа массировал «травмированные» места. Массаж отчасти помог, боль ослабла.
За завтраком Сотимара ежеминутно ощупывал свое левое ухо: ему приснилась дуэль при лунном свете, на безлюдной улице изысканного и грязного фаянийского города. Противник отсек ему ухо. Ощущения и здравый смысл никак не могли достигнуть компромисса; измученный Сотимара почти ничего не ел и в конце концов попросил у Мартина лекарство. Мартин дал ему упаковку таблеток, посоветовав не злоупотреблять. Вениамин ел сосредоточенно, с кислым видом, но больным не выглядел. Когда Сотимара спросил его о снах, он буркнул, что восприимчивость к неизвестному излучению есть не у всех, он наблюдал это еще в Эгтемеосе, на примере разных своих знакомых.
Бронекар пополз дальше. После двух часов пути «лесостепь» кончилась, сплетенный из толстых стеблей ковер сменили наклонные каменистые плоскости. Машина то карабкалась вверх, то катилась под горку. Среди розоватых валунов торчали пучки роскошных ярко-фиолетовых листьев. Пейзаж был красив, но безжизнен, зато на горизонте белели сразу три X-объекта: обелиск, перевернутый конус и купол. Учитывая расстояние и пересеченный характер местности, высотой они не уступали тридцатиэтажным лидонским небоскребам.
К Мартину присоединился фаяниец. Благодаря обезболивающему он почувствовал себя лучше и оставил ухо в покое.
– Паад, – его голос звучал тихо, – Эш сейчас может нас подслушать?
Мартин оглянулся на плотно закрытую дверь кабины.
– Нет.
– Хорошо, – прошептал Сотимара. – Видите ли, я подозреваю, что Эш – колдун. Черный маг.
– Что?.. – Мартин вытаращил глаза.
– Я понимаю, вас шокирует такое обвинение в адрес вашего соотечественника. Извините, но надо смотреть правде в глаза! Три ночи подряд нас преследуют магические сны. Это губительные сны, после них остается боль. Посещают они только нас с вами, с Эшем ничего не происходит. Это означает, что у него есть магическая защита. Я могу предположить, что он овладел валвэнийской магией и теперь использует ее против нас. Кажется, у вас с ним были какие-то разногласия, он не хотел ехать туда, куда мы направляемся? Если вы ничего не предпримете, он нас уничтожит.
– Черт, вот это гипотеза… – несмотря на боль, Мартин коротко рассмеялся. – Не беспокойтесь, Сотимара, все не так плохо. Помните, я объяснял вам насчет излучения неизвестной природы, которое воздействует на мозг? Оно вызывает сны, похожие на наркотические галлюцинации, и, в качестве остаточного эффекта, болевые ощущения. Наши ученые еще разберутся с этой хреновиной… А у Эша индивидуальная невосприимчивость. Возможно, это связано с его состоянием. Возможно, на людей с расшатанной психикой излучение действует слабее, чем на здоровых. Я согласен, тут много неясного. Но Эш не колдун, могу поручиться.
– Вы не верите в магию?
– Пожалуй что нет.
Сотимара вздохнул.
– Паад, вспомните, как я предупреждал вас в Эгтемеосе насчет шлема. Вы не захотели меня послушать, и вам чуть голову не оторвало! То, что Эш не вполне нормален, не мешает ему быть колдуном. Наоборот, нормальный человек никогда не свяжется с черной магией.
– Наука моего мира не признает никакой магии.
– Мы можем погибнуть из-за вашего догматизма, – покачав головой, фаяниец поднялся с кресла.
– Все будет в порядке, – подмигнул Мартин. – Сами увидите.
Ему так и не удалось подбодрить Сотимару, тот ушел подавленный.
После обеда начали попадаться деревни. Приметив впереди первую, Мартин остановил машину и сходил в салон за Вениамином.
– Смотрите, это деревня, где осталась Мадина?
– Нет. Раюсаны дальше, на берегу озера.
Эш поудобнее устроился в кресле. Вид у него был непринужденный, почти счастливый, на лице блуждала легкая улыбка.
– Еще три-четыре часа ехать. Можем не торопиться. Вы же не полезете туда днем, как слон в посудную лавку? Вы должны побывать там после захода солнца и поговорить с Мадиной без свидетелей. Я покажу, где она живет.
Редкие пучки фиолетовых листьев превратились в сплошные заросли по пояс взрослому человеку. Они сочно хрустели под колесами бронекара. Среди них паслись животные с роговыми гребнями вдоль спины, слишком раскормленные и тупые, чтобы своевременно убираться с дороги, поэтому Мартину то и дело приходилось сбрасывать скорость, да еще и петлять, чтобы никого не задавить. На то, что пастухи позаботятся о безопасности своей скотины, рассчитывать не приходилось: те разбежались, увидав бронекар. А животные, как ни в чем не бывало, продолжали хрупать листьями, косясь без всякого интереса на проезжающую мимо машину. Похожи на верховых чиротагов, но вдвое толще, и морды не такие вытянутые. Их гребни были выкрашены во все цвета радуги: видимо, цвет обозначал принадлежность тому или иному владельцу. Эш подтвердил, что так и есть.
– Люди здесь занимаются земледелием и скотоводством. У них на все случаи жизни есть традиции, все регламентировано… Имейте в виду, вы погубите семейное счастье Мадины, если жители деревни вас заметят!
– Меня не заметят, – сквозь зубы процедил Мартин.
Каждая деревня представляла собой скопище тесно сдвинутых глинобитных хибар – или, может, одну чудовищно разросшуюся хибару; по крайней мере, Мартин не разглядел между слепленными вместе постройками никаких промежутков. И везде присутствовали следы разрушений, а среди пестрых прямоугольников возделанных полей и огородов попадались черные, выжженные. Признаки войны, решил Мартин вначале. А потом понял, что нет, не то. Поля сожжены выборочно, и секции строений разрушены выборочно. Причем над последними поработал не огонь: проломлены крыши, раздавлены стены, все, что находилось внутри в момент катастрофы, превращено в груду мусора. Эш, когда он обратился к нему с вопросом, пожал плечами:
– Не знаю, что и сказать… Я ведь не знаю здешнего языка, мы с Мадиной с ними на пальцах объяснялись. В нашей группе полиглотами были Зотова и Нейби, но они погибли. Наверное, Мадина за это время выучилась болтать по-местному, вот у нее и спросите.
