работы. Однако Михаилу становится хуже. 30 апреля Ленин пишет письмо М. М. Золиной (жене Вилонова, жившей с ним в Давосе):
'Дорогой товарищ! Благодарю, что известили о положении Михаила, Я сейчас же предпринял шаги для проведении ему субсидии… Во всяком случае необходимо было бы добиться, чтобы Михаил продолжал лечение, оставался пока в Давосе до полного выздоровления.
Жму крепко руку. Ваш Н. Ленин'80.
К несчастью, болезнь Вилонова быстро прогрессировала. И 1 мая 1910 года он скончался. Ему было всего 27 лет.
Вместе с Вилоновым слушать лекции Ленина в Париж приезжали исключенные ученики каприйской школы: И. И. Панкратов (Ваня Казанец), В. Е. Люшвин (Пахом), Н. Н. Козырев (Фома), Н. У. Устинов (Василий) и А. С. Романов (Аля Алексинский)7*. Среди них особенно отличался, по словам Крупской, своей активностью и прямолинейностью И. И. Панкратов, молодой рабочий, вступивший на путь революционной борьбы в 1905 году. Каждого из прибывших Владимир Ильич расспрашивал о его работе в России. Панкратов рассказал о событиях на Московско-Казанской железной дороге в 1905 году, об октябрьской всеобщей забастовке, о декабрьском вооруженном восстании, о том, как в июле 1906 года большевикам удалось остановить работу железнодорожных мастерских и добиться от администрации восстановления всех уволенных после забастовки; рассказал, что когда к двухтысячной толпе рабочих вышел начальник мастерских, то его от страха так прошибло потом, что чесучевый костюм на нем стал мокрым. Этот эпизод особенно понравился Ленину.
По возвращении в Россию Панкратов работает в Петербурге как представитель Большевистского центра, проводя в жизнь ленинские наставления. Но работать пришлось ему не долго. Он был арестован в начале 1910 года и выслан в Сибирь на вечное поселение.
Царское 'правосудие' карало всех, кто осмеливался общаться с Лениным: кроме Панкратова в России были арестованы один за другим посланные на нелегальную работу Б. А. Бреслав, И. И. Шварц, И. Ф. Дубровинский, И. Ф. Арманд. Однако, несмотря на постоянную опасность, на угрозу немедленного ареста по приезде в Россию, все новые и новые революционеры приезжают к Ленину. Линия Россия — Франция — Россия действует непрерывно.
В конце декабря 1909 года в Париже появляется вторая группа слушателей каприйской школы. Ленин читает им лекции о текущем моменте, о столыпинской реформе и ее курсе на 'крепкого' крестьянина, о ведущей роли пролетариата и о думской фракции. Один из 'каприйцев' (так называли бывших учеников каприйской школы) задал во время беседы вопрос — правда ли, что он теперь ставит работу Государственной думы выше агитации в войсках. Ленин 'улыбнулся, — вспоминает Крупская, — и заговорил о важности думской работы. Конечно, он нисколько не думал, что нужно в какой-нибудь мере ослаблять работу в войсках, но считал, что ее нужно как можно глубже законспирировать. Об этой работе надо было не говорить, а делать ее'8*. Как раз в это время Ленин получил письмо из Тулона (порт на юге Франции) от группы моряков социал-демократов с русского крейсера 'Слава'. Они просили прислать им литературу и командировать человека, который помогал бы вести революционную работу среди моряков. И Ленин направил туда одного из членов парижской группы большевиков. Однако 'каприйцам' он об этом не сказал ни слова (из конспиративных соображений)81.
Проезд первой группы слушателей с острова Капри до Парижа, содержание их в Париже и проезд в Россию оплачивал Большевистский центр. Содержание в Париже второй группы слушателей также оплачивал Большевистский центр82.
Продолжением каприйской школы стала отзовистская фракционная школа в Болонье (ноябрь 1910 — март 1911 года). Среди ее лекторов были Л. Д. Троцкий и А. А. Богданов. Ленину было в конце 1910 года послано приглашение читать лекции в болонской школе. Он отказался ввиду антипартийного направления и раскольнических действий организаторов этой школы и пригласил слушателей приехать в Париж. В письме 'Товарищам — слушателям школы в Болонье' Ленин 3 декабря 1910 года писал: 'И направление, и приемы деятельности той группы, которая устроила школу на Капри и в Болонье, я считаю вредными для партии и несоциал-демократическими… Но, разумеется, слушателям школы в Болонье я с величайшим удовольствием, независимо от их взглядов и симпатий, готов прочесть ряд лекций и по вопросу о тактике, и о положении партии, и об аграрном вопросе. Для этого позволю себе пригласить товарищей слушателей на обратном пути в Париж… Париж достаточно велик, чтобы устроиться в нем вполне конспиративно… а кроме того можно устроиться в окрестностях Парижа'83.
Занятия в Париже так и не состоялись. Организаторы, помня опыт каприйской школы, не пустили слушателей к Ленину. А в окрестностях Парижа — в Лонжюмо — вскоре начала функционировать ленинская школа, сыгравшая выдающуюся роль в укреплении партийных организации и их сплочении.
Незадолго до открытия школы в Лонжюмо, весной 1911 года, Ленин читает ряд лекций на Курсах социальных наук в Париже9*. Первую из них он прочитал 9 февраля 1911 года, в день открытия курсов (эта лекция открывала цикл 'Начала политической экономии'). Сохранился план четвертой лекции Ленина 'Начала политической экономии'. Слушатели курсов были рабочие, как члены партии, так и беспартийные. Было предусмотрено, что слушателям (а их приходило на каждую лекцию до 100 человек) будут выдаваться программа и конспекты лекций. Вот почему единственный документ, до нас дошедший, — план четвертой лекции Ленина, — был размножен на стеклографе в виде листовки, изданной организационной комиссией Курсов социальных наук84.
Школа в Лонжюмо была высшей школой революционного марксизма для рабочих, делегированных из России местными партийными организациями, а также для тех профессиональных революционеров, которые жили в эмиграции, но должны были сразу же после окончания школы поехать в Россию на подпольную работу. Первых называли слушателями школы, вторых — вольнослушателями.
Слушателями школы в Лонжюмо были представители партийных организаций крупных пролетарских центров России: из Петербурга — рабочий-металлист И. С. Белостоцкий ('Владимир'), работница фабрики 'Треугольник' А. И. Иванова ('Вера') и рабочий-металлист М. Е. Клоков ('Георгии'); из Москвы — рабочий- кожевник И. В. Присягин ('Степан') и рабочий-ткач 'Александр-поэт'; из Сормова — рабочий-кровельщик И. Д. Чугурин ('Петр'); из Баку — рабочий А. И. Догадов ('Павел'); из Николаева — рабочий-металлист Андреев ('Иван'); из Домбровского района (Польша) — рабочий-электромонтер 0. Прухняк ('Олег'); из Екатеринославской губернии — рабочий Я. Д. Зевин ('Савва'); из Тифлиса — Г. И. Уротадзе ('Вано'). Двое учеников школы — С. Искрянистов ('Василий' из Иваново-Вознесенска) и М. Н. Малиновский ('Андрей' из Москвы) оказались провокаторами.
Почти все ученики школы имели большой практический опыт подпольной работы. Многие из них являлись активными участниками революции 1905–1907 годов и прошли суровую школу царских тюрем и ссылки.
Школа в Лонжюмо создавалась в ожесточенной борьбе с ликвидаторами, отзовистами и другими антиленинскими течениями и группами. Враги упрекали школу во 'фракционности', а ее организаторов- большевиков во главе с Лениным — в сектантстве. Однако необходимо подчеркнуть, что одной из основных особенностей школы в Лонжюмо явилось то, что она стала именно общепартийной — в отличие от фракционных отзовистских школ на Капри и в Болонье.
Об общепартийном характере школы в Лонжюмо свидетельствует прежде всего состав ее слушателей. Из 18 учеников школы 10 были большевиками (в том числе все пять вольнослушателей: Г. К. Орджоникидзе, И. И. Шварц, Б. А. Бреслав, С. М. Семков, В. Н. Манцев), 4 причисляли себя к меньшевикам- партийцам, 1 был впередовцем, 1 — польский социал-демократ, и, наконец, двое называли себя 'нефракционными'.
Отбор слушателей на местах производился партийными организациями без различия принадлежности кандидатов к тому или иному течению в партии теми организационными коллегиями, которые стояли наиболее близко к массам в данном районе, данном городе. В тех же случаях, когда из-за полицейских преследований выборы произвести было невозможно, агент школьного комитета — большевик, посланный в Россию для организации выборов в школу, — направлял учеников в Париж, руководствуясь рекомендациями партийных работников, заслуживавших доверия.
Полномочия учеников утверждались школьным комитетом (этот комитет, созданный по решению январского Пленума ЦК РСДРП в 1910 году, провел большую подготовительную работу по организации школы в Лонжюмо; от большевиков в него входил Н. А. Семашко), а также мандатной комиссией, в состав
