были весьма непосредственны и откровенны. Делу это не вредило, а я себя в такой обстановке чувствовал раскованно.
Тут ведь в чём закавыка! Турки нынче должны быть насторожены и при обнаружении разведки наверняка встревожатся и усилят бдительность. С другой стороны тут вообще мелко и вылететь на песчаную банку проще простого. Северней впадения протоки в море имеется глубокий залив, где запросто может сейчас находиться ядро турецкого черноморского флота, но вход в него легко перегородить теми же бонами. Тут не больше полутора миль между мысами.
Кораблю-носителю из-за мелководья и опасности обнаружения подходить к берегу ближе десяти миль опасно, а это для двух из трёх наших катеров полтора часа хода. Отыскать фарватеры между мелями может просто не получиться, потому что неизвестно, оставлены ли на положенных местах навигационные знаки. Не забывайте, мы неделю прятались ото всех, и вообще ничего не знаем о том, что творилось в мире.
Вот такой набор неопределённостей. Понятно, что варианты мы обсуждали долго. Хотя, уверен - всё равно вылазка пойдёт не по плану. Ну да хоть разговором натешились.
Запомнилась фраза произнесённая Макаровым, когда командир катера 'Синоп' лейтенант Писаревский выразился в том плане, что не стоит в столь неопределённое предприятие тащить ещё и подводную лодку, которая вряд и сможет выбраться обратно без посторонней помощи, а найти её во тьме ночной будет непросто.
- Знаете, Сергей Петрович! Может статься, что на сей раз неприятель не даст катерам возможности сблизиться с собою. Турок после Батума пуганый и чего от него ждать, мы не ведаем. Торпедные, как говорит Пётр Семёнович, катера для нас оружие нынче новое, как и субмарина. Потому будем исследовать их возможности практикой. Уповаю на ваше здравомыслие господа, поскольку отваги вам не занимать, - говорит он эти слова, а на лице его досада.
Это потому, что сам с нами в дело не идёт. Ему 'Великого князя Константина' соблюсти нужно -- тут же мель на мели, а будут ли видны береговые ориентиры -- кто знает. На навигационные же огни вообще полагаться нельзя, особенно, если они есть. Про ослика с фонарём, которого ведут по берегу, чтобы заманить судно на скалы, знают все.
Глава 9 Сулинский рейд
Кажется, Степан Осипович не сдержал порывы своей неугомонной души. Пусть и на невеликом ходу и крадучись, а на мель он наш корабль посадил.
- Малые суда на воду. Господа офицеры и юнкер! До берега три мили. Сулин точно на западе. С Богом!
Что же, компания подходящая. Это я не только про Всевышнего, а и про своих спутников. Умеет Макаров людей подбирать -- с любым пойду в разведку. Собственно, прямо сейчас это и происходит. Разведка боем, если хотите.
На корме готовятся к завозу якоря, который, если для сдёргивания с мели, называется 'верп'. А наши боевые лоханки сноровисто достигли родной стихии и пошли точно на запад. 'Синоп' и 'Наварин' впереди, а за ними 'Чесма' со мною на буксире. Как Вы понимаете, уши у меня теперь есть. Только бы не перепутать, какая из трубок от какого направления. И головой теперь крутить следует с осторожностью. Они медные, заразы, больно на них натыкаться.
Иду с продутыми цистернами, вижу силуэт тянущего меня катера и тусклый голубой огонёк на его корме. Дышу наружным воздухом, покачивая мех вентиляции. Освещение нынче не то, что в прошлый раз. Луна, хоть и не полная, но привыкшим к сумраку глазам многое удаётся различать. В частности - разорванную волнами лунную дорожку. Вернее, жалкое её подобие. Берег впереди с моей высоты не виден вовсе, хотя что-то впереди чернеет мелкими крапинами над самым горизонтом.
Путь наш недолог. Дважды погас и вспыхнул маячащий передо мной фонарик, и я взяв правее, подхожу к борту. Кто-то, ухватив багор, снимает с рыма буксирный конец, а потом голос Зацаренного отчётливо докладывает прямо в левое, надетое на конец слуховой трубки, ухо:
- В полумиле боновое заграждение. Перед ним у окончаний два корабля. Сергей с Иваном выходят на них в атаку, а я иду к середине.
Моргаю искрами своей кремневой подсветки, мол, понял. Чесма ушла вперёд, а я плетусь за ней. Точно -- видна впереди на воде цепочка низких предметов, по краям которой чётко различимы силуэты кораблей. Доносятся вопли на непонятном языке. Ух ты, какая слышимость! Нет, слов разобрать невозможно, но интонации воспринимаются отчётливо.
Вспышки выстрелов, треск, пушечный бабах, ещё. Пошло веселье. Вижу как слева рядом с низким силуэтом 'Синопа' встают водяные столбы всплесков. Далеко сзади бухают орудия 'Великого князя Константина'. Наверное -- восьмидесятисемимиллиметровки. Справа сходит с боевого курса 'Наварин'. Непонятно, отстрелялся или раньше отвернул. А, может попали в него? Зато 'Чесма' уже у бонов. Задержалась, отошла вправо, взрыв. Это Измаил Максимович, отчаянная головушка, накинул на заграждение пороховой заряд и отбежал в сторону, чтобы после его отпалки не сдетонировал динамит в торпедах. А теперь пошёл вперёд. В образовавшуюся брешь.
Нет, не судьба ему нынче добраться до точки залпа. Он просто скрылся от меня за стеной вздыбившейся воды. Неужели накрыли? А говорили, что турки всегда мажут!
Ладно, потом буду оплакивать хорошего человека. Я сейчас на работе.
Принимаю воду в цистерны, уточняю направление и слушаю. Ушам больно, так громко плещут снаряды. И взрываются -- это вообще невыносимо. Мои звукоприёмники теперь погружены, отчего чувствительность их сильно возросла.
Ныряю на десять метров и иду. Мне ближайшие двадцать минут на поверхности делать нечего. Видимости, как Вы понимаете, вообще никакой, а редкие неясные проблески вообще ни о чём не говорят. Не могу их идентифицировать.
Обстановка нервная, нерабочая. Действую по приборам и чувствую себя неуверенно. Очень хочется обратно в свою каюту к лампе, стоящей на столе, к чертежам и эскизам. Это во мне говорит возраст. Жажда опасности -- уже в прошлом. Сейчас я -- просто система управления выполняющая заданную программу под контролем таймера. Время вышло. Звуки снаружи отчётливо разделились на две основные группы. Выстрелы -- впереди, и падения снарядов -- позади. Снижаю ход до самого малого и... передумываю. Останавливаюсь и медленно всплываю. Очень медленно, потому что плавучесть лодки
