несколько раз удивлённо смотрела в мою сторону — чего это я вдруг вздумал талдычить общеизвестные истины, да ещё и столь назойливо ходя по многу раз вокруг одного и того же. А у меня лихорадочно скрежетали мозги, и что-то поскрипывало под шевелюрой. В конце концов, мысль выкристаллизовалась, и я помянул о том, что обязательно нужно обмануть духов. Тех самых, которые дружны с нами, но ещё незнакомы с соседями. То есть не то, что уж совсем обмануть, а сбить с панталыку. А то они, не разобравшись, могут наделать беды ни в чём неповинным людям.
Провести обряд я обещал быстро и… мы всей толпой отправились к стоянке рода Ивула. Там сам хозяин оцарапал оленя, и ножиком, испачканным его кровью, я сделал надрезы на тыльной стороне кисти руки и себе, и жене, и работникам. А потом уже сам, добыв немного крови из приведённой с собой коровы, провёл такую же процедуру со всеми обитателями соседнего стойбища.
Всё! Главные духи-кормильцы теперь станут считать незнакомцев близкими кровными родичами тех, рядом с кем обычно обитают, и обязательно расскажут об этом остальным. Духам, понятное дело. А потом сразу без малейшей задержки была проведена большая совместная рыбалка, обмен подарками и сварена превосходная уха, в которой мне уже много лет ужасно не хватает картошки.
Хоть тресните меня, не знаю, правильно я поступил, или нет, но просто так сидеть, сложа руки, и ждать начала эпидемии, возбудителей которой привёз, пусть и без умысла — это, мне кажется, неправильно… Что вреда не наделал — это скорее всего. Собственно, косвенное подтверждения правильности содеянного я получил через пару недель — до этого мы с соседями не пересекались, занимаясь возведением печей. Так вот, Ивул заехал и сказал, что духи, говоря по-русски, мало-мало сердись. Люди мало-мало болей. Но духи перестать сердись, потому что все выздоравливай. Уж извините, что шуткую, мало-мало, но в этот момент у меня с души свалилась такая глыба что, ни в сказке сказать, ни пером описать.
Не люблю я душегубства.
Еще до морозов, но уже по снегу, мы съездили к раскопанному летом «угольному разрезу» и привезли на трёх нартах угля. Примерно тонну. Обернулись дней за десять — тут около трёхсот километров в один конец. Признаюсь, заготавливать дрова и жечь из них уголь, было значительно выгодней — транспортное плечо — куда от него деваться. Две-три ходки за день, это не одна за полторы недели. Немного охотились, немного рыбку ловили — Айтал ворчала, что кроме как сетями в этих местах ничего не добудешь. Она любит с крючковой снастью забавляться.
Оборудовали мастерскую — длинную бревенчатую постройку с земляным полом, обмазанную глиной. Ждали ветра и готовили тигли к плавке железа. Погода нас не подвела — задуло так, что ходили мы, держась за перила. Зато наддув заработал прекрасно, и металл пошёл порция за порцией.
Скорее всего, железо получалось очень чистое — практически без примесей. Потому что в зависимости то соотношения количества руды и угля мы легко получали необходимые степени твёрдости. Сплавлять их с присадками не пытались — не было у нас полиметаллических руд. Это уже на другой год будем исследовать.
Второй важной темой для нас оказался каменный уголь. Мы его нагревали в закрытом котле, сделанном из «сивой меди», и смотрели, что закапает вниз, и что улетучится вверх. Помощнички мои — ребята толковые, к тому же буквы знают и ведут записи. Так что секрет змеевика, где конденсируются пары, постигли мигом. А ещё мы придумали, как контролировать температуру нагрева. Дело в том, что олово плавится при двухстах с чем-то градусах, свинец — при трёхстах с небольшим, и ещё примерно через соточку — цинк. И все они у нас есть.
Одним словом из котла капало вниз, и сверху тоже шёл конденсат. То, что оставалось в остатке — походило на кокс. Мы это сжигали, чтобы взвесить — оценить зольность. Накапавшее вниз перегоняли, разделяя на фракции. Одним словом заполняли время серьёзной исследовательской деятельностью и устраивали «диспуты», обсуждая сделанные наблюдения и выводы из них. Сырьевой и, отчасти топливный голод, давали нам немало времени для рассуждений и обобщений.
Знаете, фундаментальные знания, полученные во время учёбы, давали мне некоторые преимущества в наших спорах, как и статус «учителя». Но этот багаж быстро усваивался учениками и, случалось, их заключения нравились мне больше, чем мои собственные. Крепло чувство, что сейчас и здесь закладывается фундамент нашей науки. Э-э. Отвлёкся.
Так об угле. То, что мы из него вытопили или возогнали, дало нам горючую жидкость, похожую на солярку и даже не так сильно отличающуюся от неё по запаху. Ещё — густую смолу, из которой удавалось изгнать черноту. Тем не менее, липкость от неё никуда не девалась. Ещё выделяли мы самые легкие фракции, вероятно эфиры или бензолы, а может — ацетоны. Пахли они резко и из незакрытой посуды улетучивались.
Естественно, мы мешали это с уксусом и раствором соды, мылом, стеарином, глицерином. Грели, студили и смотрели, что получится. Хе-хе. Мне тоже было интересно похимичить.
Один из моих молодых помощников женился — взял у Ивула дочку, заплатив за неё арбалетом. А что Вы думали — нравы тут простые. Девчонка, кстати, по местным меркам — перестарок. В приданое привела несколько оленей — всё по обычаю, как ведётся испокон веков. Новоиспечённый муж о чем-то переговорил с моей суженой, а потом уже она позвала меня на помощь, отмывать новобрачную в бане. Хе-хе. В общем — справились. Под конец, когда у невесты появилось понимание, что её ни разу не убивают, кажется, началось кислородное опьянение. Кожа задышала, женщина сомлела и в руки мужа попала завернутая в толстое одеяло, согласная решительно на всё. Хотя, и без этого она, кажется, отбиваться не собиралась.
А мы с женой перемыли своих чад и дочурку новобрачной. Не удивляйтесь. Наличие ребёнка для женщины, выходящей замуж, здесь и сейчас — несомненное достоинство. А больше невест у соседей не было. Ну да — остальным-то нашим ученикам, жениться не к спеху.
Была забавная загвоздка в арбалете.
Я не прихватил запаса свинца, и нам пришлось делать пули из стали. Скорее даже — из железа. Понятно, что весили они теперь примерно вполовину легче, но, начав их использовать, я с любопытством отметил возросшую кучность стрельбы. Пришлось разбираться. Так вот — тетива насекала на мягкой свинцовой пуле канавку — а что Вы хотели? — усилие в полсотни килограммов, это не пуп царапать. В результате летящее тело слишком значительно отличалось от сферического, что и приводило к непредсказуемым отклонениям.
Вторым же обстоятельством следовало признать возросшую начальную скорость, отчего траектория полёта не так сильно понижалась с расстоянием. Айтал, которая какое-то время пользовалась стальными пулями ни о чём таком мне не рассказывала, хотя изредка просила сделать ей немного именно стальных снарядов. Ну а мы с помощниками соорудили «сковородку» с крышкой, где «докатывали» тщательно выверенные по весу заготовки, добиваясь от них идеальной сферичности. Благо, мягкое железо выплавлялось у нас запросто, и цементацию в плотно закрытом тигле с толчёным углем здешние мастера знали задолго до знакомства со мной.
Вот эти-то «шарики» и пробудили во мне воспоминание о подшипниках.
Как Вы, несомненно, догадались, токарный станок мы тоже сделали, тем более что самые муторные в работе узлы я привёз с Бытантая. Поэтому ничего невозможного в реализации подшипника качения не было.
Казалось бы.
Наивный.
Невозможного действительно не было. Было много неудобного. Это я о сепараторе. Словом, никто не скучал, все изобретали и выдумывали. Но самое интересное началось потом. Мы дружно не понимали, для чего нам это нужно. Нет, что токарный и сверлильный станки теперь очень хороши и легки в работе — это прекрасно. Но куда правоверному якуту или достойному тунгусу засунуть это несомненное достижение инженерного гения и доказательство высокого мастерства участников затеи?
Вот.
Разбирательство подшипника на пули показалось нам не самым лучшим вариантом, хотя и самым вероятным. Главное — калибр идеально совпадал. Все наши шарики имели диаметр ровнёхонько один
