Версией о «превентивном» характере своих действий против СССР гитлеровцы пытались маскировать свою захватническую политику в Европе, играя на антисоветизме правящих кругов западных стран. Ее пустил в ход нацистский министр иностранных дел Риббентроп в своем меморандуме советскому послу 22 июня 1941 года уже после начала немецкой агрессии. Эту же версию эксплуатировали на процессе в Нюрнберге, спасая свою шкуру, и высшие военные преступники со своими адвокатами.
После окончания войны лживость данной версии была очевидна для всех. Однако ей не дали умереть. Ее подхватили те, кому не по душе были итоги войны и был нужен предлог для развязывания «холодной войны» против СССР. С этой точки зрения тезис о необходимости упредить «угрозу с Востока», а проще говоря, об «агрессивности» коммунизма, был незаменим. Он и явился краеугольным камнем для госдепартамента США, выпустившего в 1948 году тенденциозный сборник под названием «Нацистско- советские отношения 1939–1941 гг.». С его выходом антисоветчики всех мастей получили «научную основу» для отнюдь не новых обвинений СССР в «агрессивности».
За прошедшие десятилетия версию о «предупредительной» войне Гитлера на Востоке распространяли многие буржуазные исследователи. Однако с течением времени публикация архивных материалов, убедительные работы историков, стоящих на научных, марксистско-ленинских позициях, вынудили многих из буржуазных авторов отказаться от этой фальсификаторской версии в ее чистом виде. Уж слишком очевидна агрессивная, захватническая сущность планов германского фашизма в отношении СССР. Так, уже спустя три месяца после подписания советско-германского договора о ненападении, а именно 23 ноября 1939 года, Гитлер доверительно проинформировал ряд своих приближенных, что «он двинется против Советского Союза при первой же возможности после победы в Западной Европе». 21 июля 1940 года он отдал распоряжение главному командованию сухопутных войск вермахта готовить конкретный план войны против СССР, а спустя десять дней раскрыл суть своих замыслов перед начальником генерального штаба сухопутных войск Гальдером. Запись в дневнике Гальдера, в частности, гласит: «… Англия особенно рассчитывает на Россию… Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия».
С мифом о «превентивной» войне, делает вывод видный западногерманский ученый Г. Якобсон, «должно быть покончено: нападение Германии на Советский Союз в 1941 году… не было превентивной войной… Решение Гитлера о наступлении… являлось конечным выражением агрессивной политики Гитлера, которая с 1938 года проявлялась во все более неприкрытой форме» [59]. То, что нацистская Германия прибегла к неспровоцированной агрессии против СССР, признают и другие историки из ФРГ, в частности А. Хильгрубер.
Однако нельзя не заметить, что тезис о «превентивной» войне Гитлера против СССР в буржуазной историографии пытаются протащить, что называется, с черного хода в виде более утонченной концепции «двух агрессоров» — Германии и СССР: Германия совершила агрессию, но и СССР якобы потенциально был готов к ней.
Эта концепция имеет свою историю. Четверть века назад историк из ФРГ Г. Даме, например, предлагал следующую, внешне объективную оценку позиции СССР в 1941 году. «Несмотря на свои большие военные приготовления в 1941 году, — писал он, — Советы были весьма далеки от нападения» [60]. Но разве такая оценка не провоцирует у читателя вопрос: в 1941 году — «далеки», а после 1941 года? Спустя восемь лет историк из США К. Райт высказался более категорично. «В 1941 году, — заявил он, — ближайшая цель Советов была, несомненно, оборонительная… В последующем они намеревались предпринять наступление» [61]. Наконец, вышеупомянутый новейший труд — четвертый том серии «Германский рейх и вторая мировая война» — трактует нацистскую агрессию и борьбу советского народа с агрессором как обоюдное столкновение «сил зла», как «войну на уничтожение с обеих сторон».
Так обходным маневром в буржуазной историографии пытаются опорочить Страну Советов, социализм, на потребу сегодняшним «крестоносцам» вдохнуть жизнь в клеветническую концепцию «СССР — зло».
На основании каких же фактов буржуазные авторы строят свою версию об «агрессивности» СССР накануне нападения на него фашистской Германии?
Таких фактов нет и быть не может, поскольку агрессивность, милитаризм чужды по своей природе социалистическому строю. В основу своей версии вышеупомянутые буржуазные историки кладут превратное толкование тех обширных мероприятий, которые Советское правительство предприняло в последние два года, предшествовавших Великой Отечественной войне, с целью повышения военно-экономического потенциала страны. Это обновление военной техники и повышение темпов ее производства, создание запасов вооружения, строительство новых промышленных объектов, включая оборонные, и реконструкция старых, сооружение укреплений вдоль новых западных границ СССР, сосредоточение там советских войск в начале 1941 года и другие подобные меры [62].
Однако все эти меры принимались в условиях расширявшейся в Европе и надвигавшейся на СССР агрессии Германии, в отношении намерений которой у руководства Советского Союза никогда не было иллюзий. Ему было ясно, что фашистская Германия — ударная сила международного империализма — располагает целым рядом временных преимуществ — экономических, внешнеполитических, стратегических. Поэтому СССР и решал в тот период сложнейшие оборонные задачи. Советский исследователь П. П. Севостьянов отмечает: «Специфика внешнеполитической линии СССР в отношении Германии в начальный период второй мировой войны заключалась в том, чтобы подольше удержать Берлин в рамках обязательства о ненападении, пусть ненадежного и неустойчивого, исчерпать все политические возможности для сдерживания агрессивных устремлений фашистского руководства и использовать все возможности для укрепления обороноспособности Родины. При этом СССР, разумеется, не отступал от своих твердых принципиальных позиций» [63]. Только в таком контексте и следует трактовать вышеупомянутые меры Советского правительства.
Тезис об «агрессивности» СССР, таким образом, является полностью несостоятельным. Кстати, это прекрасно понимали и в коридорах власти нацистской Германии. 28 апреля 1941 года германский посол в Москве фон Шуленбург откровенно заявил Гитлеру: «Я не могу поверить, что Россия когда-нибудь нападет на Германию». Гитлер же, со своей стороны, выразил неудовольствие тем, что СССР невозможно даже спровоцировать на нападение. 5 мая 1941 года Гальдер на основании сведений, поступавших из СССР, записал в своем служебном дневнике: «Россия сделает все для того, чтобы избежать войны» [64]. А германский военный атташе в Москве генерал Кёстринг за месяц до фашистской агрессии, 21 мая 1941 года, информировал свой генштаб: «Нет никаких призлаков наступательных намерений Советского Союза» [65].
Легенда об СССР как «потенциальном агрессоре», культивируемая в буржуазной историографии, лишена элементарного здравого смысла. Советский Союз, совершив первую в мире социалистическую революцию и приступив к гигантской перестройке народного хозяйства, как никто иной нуждался в мире. В течение всего периода между мировыми войнами на всех международных форумах он неустанно боролся за воплощение в жизнь идеи мирного сосуществования и коллективной безопасности. В Советском Союзе не было и нет классов или социальных групп, которые были бы заинтересованы в агрессии. Более того, «разоружение, — подчеркивал В. И. Ленин, — есть идеал социализма» [66] . Бросая тень на социалистическое государство, стремясь представить его как «зло», реакционные историки подыгрывают тем, кто, размахивая сегодня мифом о «советской военной угрозе», мечтает о достижении военно-стратегического превосходства над СССР, о мировой гегемонии.
Битвы, изменившие ход войны
В 1973 году, когда отмечалось 30-летие Сталинградской битвы, 15 молодым американцам был задан вопрос: «Что такое Сталинград?» Только один из них сказал, что «это место в России, где во время войны с Гитлером произошло что-то важное», но что именно, он так и не вспомнил.
