намного моложе – худой, подтянутый, энергичный, с короткой спортивной стрижкой. Только совершенно седой. Еще недавно в журнале «Сезоны» он работал у Марины, вел отдел культуры. После того как она ушла из журнала, уволился и он. Поклялся никогда больше не работать в глянцевой прессе и сгоряча едва не попал в желтую, но вовремя опомнился. Возраст у него был критический, и только редкостная бойкость пера помогла ему найти подходящее место в еженедельнике, который сам он относил к либеральной оппозиции, а все остальные, в особенности сама оппозиция, считали старомодно интеллигентским и недостаточно агрессивным…
– Марина Петровна! – Суржиков говорил доверительно, будто готовился открыть Марине какую-то тайну. – Как поживаете?
– Спасибо, Михаил, поживаю так себе, – сказала Марина, понимая, что поработать ей не удастся.
– Что так? – заинтересовался Суржиков. – Это на вас не похоже… Действительно все так плохо? Или в моде не происходит ничего нового?
«Все, подставилась», – поняла Марина. Суржиков был известным спорщиком, раньше говорили – демагогом. Теперь же, когда демагогия перестала быть чисто теоретической и перешла в откровенно практическую – можно сказать и рыночную плоскость, Суржиков стал спорщиком «с фактами в руках». Факты эти могли оказаться совершенно искаженными, даже просто вымышленными, но это был тот товар, за который в рыночной журналистике иногда прилично платили.
– Да нет, Михаил, все нормально, – Марина еще пыталась исправить ситуацию. – Вы-то как?
– А что я? Как всегда, борюсь… С несправедливостью, с нищетой, с жульем, с беспомощной и продажной властью!
– Да вы просто титан! И как только у вас сил хватает… на все…
– Узнаю вас, Марина Петровна! – радостно воскликнул Суржиков. – Мне всегда нравились наши словесные дуэли… Можно я вас спрошу?
– А почему же нет? – удивилась Марина. – К чему все эти церемонии…
– Ну я же приличный человек… – Суржиков был доволен. – А вопрос у меня простой. Как вы относитесь к гламуру?
– Что вы имеете в виду? – решила уточнить Марина.
И правильно сделала. Суржиков, не дожидаясь ее ответа, с азартом и удовольствием сам стал ей рассказывать все, что он думает о гламуре и глянце.
– А вот что, – говорил он, – наши так называемые глянцевые журналы, исповедующие и проповедующие гламур, на самом деле просто депрессируют население, задавленное безденежьем и нищетой…
– Минуточку, – остановила Марина пылкого оратора. – Что значит – депрессируют?
– Вгоняют в депрессию, что же еще… – пояснил Суржиков.
– Ну и неологизмы у вас! – засмеялась Марина. – Получается, что задавленное нищетой население все же ухитряется покупать дорогие глянцевые журналы. Я правильно вас поняла?
– Неправильно! – отозвался Суржиков. – Бедные люди, разумеется, не могут их покупать…
– И от этого страдают, впадают в депрессию… – раздраженно прервала его Марина.
«И что я с ним спорю? – подумала она. – Надо заканчивать этот бессмысленный разговор…»
Но не тут-то было!
– В мире глянца нет старости! Нет страданий! – провозглашал в телефонную трубку Суржиков.
– А они должны быть? – вяло спросила Марина.
– Ну если они есть в жизни… – продолжал учить Марину ее бывший сотрудник. – А в вашем мире, мире глянца, не нужны ни душа, ни мысли… И вообще я не понимаю, как можно быть счастливым, когда другие голодают!
– Ох, как вы правы, Михаил! – неожиданно согласилась Марина, которую стал утомлять этот дурацкий спор. – Я вижу, вы хорошо усвоили лексику вашего нового издания… Блестяще! Но, признайтесь, вы позвонили мне не для того, чтобы продемонстрировать свои бесспорные полемические таланты?
– От вас ничего не скроешь, Марина Петровна… – театрально вздохнул Суржиков. – Проконсультироваться у вас хотел…
– Что ж, спрашивайте… – сказала Марина без энтузиазма.
– Видите ли, поручили мне написать некую статью, – начал Суржиков осторожно. – Об одном холдинге, который вкладывает большие деньги в развитие отечественной моды, помогает российским производителям одежды, обуви и прочего… Словом, по вашей части… Материалы они мне дали. Но какие-то сухие справки… Зацепиться не за что. Вот я и подумал…
– Занимаетесь скрытой рекламой? – съехидничала Марина.
– А хоть бы и так! – возмутился Суржиков. – В ваших глянцевых журналах рекламы хоть отбавляй, а у нас – сами понимаете – ее не хватает… Не совмещается ослепительная реклама дорогих товаров с суровой правдой жизни, о которой мы пишем в своем издании…
– Сочувствую, – согласилась Марина. – И что вы хотели у меня узнать?
Суржиков замялся.
– Ладно, решайтесь! – подбодрила его Марина. – Как холдинг-то называется?
– «Эндшпиль»… Вы слышали о таком? – спросил Суржиков.
Марина растерялась. Какая странность – сколько времени она спокойно жила, не подозревая о существовании какого-то «Эндшпиля», а теперь – сразу после встречи с Серегиным – информация об этой удивительной инвестиционной компании стала поступать к ней буквально со всех сторон…
Она, похоже, молчала слишком долго, потому что Суржиков заволновался:
– Вы что-то знаете, но не решаетесь мне сказать, – предположил он. – Я прав, Марина Петровна?
– Да нет, – поспешно ответила она. Слишком поспешно, чтобы Суржиков мог ей поверить.
Он и не поверил.
– Все ясно, – уверенно сказал он. – Значит, бандиты… Как же я ненавижу всех этих «успешных» людей, всех этих олигархов, финансистов, черт бы их побрал!
– Про бандитов я вам ничего не говорила, Михаил… Знаю, что недавно они открыли новый обувной бутик… Может, действительно поддерживают российских производителей… – Марина старалась говорить убедительно, но понимала, что это у нее плохо получается.
– Вы сами себе не верите, Марина Петровна! – тут же уличил ее Суржиков.
– Но я и вправду ничего не знаю об этом холдинге! У вас наверняка о них гораздо больше информации…
– Моей информации – грош цена! – шумел Суржиков. – Они мне сами ее дали, десять страниц мелким шрифтом… «Вышли мы все из народа»…
– Странно, – заметила Марина, – у вас до сих пор сохранился классовый подход в оценках современных явлений…
Она пыталась уйти от опасной темы, только Суржиков был не менее опытен в подобных делах.
– Но у вас в модной тусовке что о них говорят? – спросил Суржиков.
– Да ничего особенного и не говорят…
– И вы никогда не встречались ни с Говоровым, ни с Костиным? – допытывался Суржиков.
– Нет, не встречалась. – И это была чистая правда.
Суржиков тяжело, по-стариковски вздохнул.
«Несчастный седой мальчик, – подумала Марина. – Стреляный воробей и – надо же! – снова вляпался в историю…» Она хорошо понимала ситуацию, в которой оказался Суржиков. Он, конечно, почувствовал, что ему предлагают делать нечто сомнительное, но отказаться от неприятного задания не мог: это входило в круг его профессиональных обязанностей, ему за это зарплату платили. «Он и мне только поэтому позвонил, – поняла Марина. – На что надеялся? Думал, интуиция его подводит… Нет, Михаил, не подводит вас журналистское чутье…» Но сказать этого она ему не могла.
– Вам не нравится ваше задание? – спросила она.
– Это еще мягко сказано… – отозвался Суржиков.
– Но почему?
– Кое-что меня смущает… – Суржиков замолчал.
Марина его не торопила.
