– Видите ли, – решился наконец Суржиков, – холдинг возник несколько лет назад как объединение вроде бы независимых фирм… Но в этих самых фирмах в разное время случились происшествия, которые кажутся мне странными… В автомобильной катастрофе погиб один из директоров, другой директор отравился газом… Может быть, это просто совпадения, случайности, но наводит на грустные мысли… Фактов у меня никаких!
– Да не пишите вы этот очерк! Откажитесь!
– Я могу это сделать, только подав заявление об уходе. А я к этому не готов… – грустно сказал Суржиков.
Марина хотела было сказать ему, как когда-то в аналогичной ситуации: «Но ведь вы уже сделали зубы», но вовремя остановилась.
– У вас есть два пути, – заметила она. – Первый – вы элегантно правите текст, который вам дали, не внося в него никаких существенных изменений, и сдаете редактору… То есть подходите к делу формально. И второй путь – идете в холдинг, собираете дополнительный материал и потом уже решаете, стоит ли об этих людях, об их фирме писать нечто более изящное… Может оказаться, что они вполне приличные люди…
– Не может! Я это чувствую! – Суржиков снова завелся. – Хотя бы потому, как они давят на наше издание…
– А что им давить? Они платят – вы печатаете… Типично рыночные отношения…
– Я все понял, Марина Петровна, – Суржиков не мог успокоиться. – Каждый сам делает выбор… Спасибо, что хоть выслушали…
– Да ладно, не обижайтесь! – Марина говорила примирительно, хотя весь этот разговор ее и разозлил, и встревожил. – Узнаете что-нибудь интересное, расскажите… Меня заинтересовали эти люди, с такой готовностью желающие помочь нашей полуживой легкой промышленности…
– Всенепременно расскажу, – пообещал Суржиков. – Но и вы звоните, если что-нибудь узнаете…
Он тяжело вздохнул. Марина повесила трубку.
«Газету надо делать чистыми руками», – вспомнила Марина слова декана факультета журналистики, который она окончила. Студенты посмеивались, когда им вновь и вновь повторяли это незатейливое правило. Однако в их журналистском сообществе высоко ценили и профессиональную честность, и человеческую порядочность. А о том, кто есть кто, узнавали быстро – журналисты если что и умеют хорошо делать, так это – собирать информацию. Однако культ денег, ставший в ходе новых замечательных реформ едва ли не единственным мерилом успеха, повлиял и на отношение к традиционным ценностям. В формуле «цель оправдывает средства» целью стали исключительно деньги, а «средства» – приобрели катастрофически криминальный смысл…
Марина вовремя ушла из так называемой «большой» журналистики в журналистику моды, которую в советские времена мало кто воспринимал всерьез. Политическая журналистика отпугивала Марину своей нескрываемой ангажированностью, серьезностью и коварством интриг, а так называемая «моральная» тематика казалась ей лицемерной. В журналистике моды Марина нашла то, что так привлекало ее: возможность исследования человеческой натуры в ее сложных и парадоксальных отношениях к себе и другим, расшифровка кода, заложенного в костюме, который человек выбирает, пытаясь проявить себя и соотнося свой выбор с выбором остальных людей. Марине нравилась ее работа, она позволяла ей оставаться честной и с самой собой, и с окружающими людьми.
Суржиков считал себя – да и был – публицистом, а кроме того, обожал политические интриги. Не зная истинной подоплеки разного рода политических решений, он нередко попадал впросак. Случалось, через него «сливали» информацию, в которой были заинтересованы те или иные политики, и делали они это умело. Суржикова нельзя было назвать человеком доверчивым, а тем более наивным, но его «подставляли» довольно часто, и Марина удивлялась, как до сих пор ему удавалось сохранить в журналистике пока еще честное имя. Может быть, спасал Суржикова его необыкновенный темперамент, искренность его статей и – не в последнюю очередь – искренность его заблуждений…
Марина вновь вернулась к материалу о сумках. В этот сезон мода вспомнила все, что было изобретено за многовековую историю этого крайне необходимого предмета, и выложила все это на прилавок. Сумки- мешочки, сумки-кисеты, сумки-барсетки – не самые удобные варианты, мало что можно вместить в них, трудно отыскать сложенные в сумку мелочи. Столь же бессмысленны – с практической точки зрения – и длинные узкие сумки, напоминающие вытянутых сигароподобных такс, сумки в виде пластинок, в виде книг, в виде кассет… Сумки-сундучки и сумки-кубики… Их шьют из меха и кожи – даже из рыбьей и змеиной, из шелка и кружев, их изготовляют из пластика и даже металла, украшают сверкающими заклепками и бисером, стразами и тонкой вышивкой… Настоящий сумочный бум! «Не удивляйтесь, – писал автор, – если модные сумки окажутся абсолютно непрактичными и даже неудобными. Сейчас у них несколько иная роль – они всего лишь аксессуар, дополнение. И не к костюму, как было когда-то, а к нашему настроению. Они вполне способны повлиять на наше мироощущение. Если, конечно, мы сами того захотим…» Это уж точно – если захотим! Марина подписала материал в набор.
«Устала. Пора домой…» – подумала она. И почему-то вновь вспомнила разговор с Суржиковым. Ей совершенно не нравилась ситуация, в которой он оказался.
Глава 21
Марина еще раз просмотрела лежащие в папке статьи и заметки – сколько же еще надо прочитать! – и выбрала эссе о гардеробе деловой женщины. Ее «зацепил» заголовок – «Перед зеркалом – бизнесвумен», претенциозный и банальный одновременно. Марина с раздражением зачеркнула его и принялась читать текст, но тут раздался звонок.
– Маринка! – услышала она родной голос. – Кончай трудиться, поехали домой!
– Игорь… Ты где?
– Да здесь, возле редакции… Выходи, я жду…
И, не дождавшись ответа, отключился.
– Бегу, милый, бегу! – воскликнула Марина, радуясь тому, что Игорь освободил ее от скучной обязанности читать подготовленные в печать материалы. «Завтра приду пораньше и все наверстаю, – пыталась Марина оправдать отсутствие рабочего рвения. – И в милицию мне не идти, и к Серегину не ехать…» Она снова вспомнила о Николае Андреевиче. «Его либо похитят, либо убьют…» – сказал тогда Игорь. «Только не это! Только не это!» – Марина тут же запретила себе думать о судьбе Серегина, она боялась, что мысли могут материализоваться, а слова – накликать беду. Она торопливо собрала лежащие на столе бумаги и сунула их в стол. Стол она никогда не запирала. «В отличие от Серегина», – неожиданно вспомнила она и рассердилась. На саму себя…
Через пару минут она уже была на улице.
Черная «Ауди» Игоря стояла прямо против подъезда, перекрывая выезд Марининой машине. Муж ждал Марину на улице, и едва она появилась, бросился ей навстречу и обнял. Марина испугалась – не видит ли кто? – но потом засмеялась. «Господи, как хорошо!» – тихо прошептала она, пряча лицо в мягкий пушистый шарф, который Игорь носил не под пальто, как все, а поверх воротника, и обматывал им шею несколько раз – и тепла, и пижонства ради. Дубленки и куртки Игорь не признавал, считал, что им не хватает элегантности…
– Поехали? – спросил он, когда стало ясно, что пауза затянулась.
– Поехали, – ответила Марина, выскальзывая из его объятий.
– Садись в мою машину, – сказал Игорь. – А твоя пусть тут померзнет… Не возражаешь?
– Чего ради я буду возражать? – Марина сама открыла дверцу его машины и с удовольствием устроилась на переднем сиденье.
В салоне было тепло, приятно пахло новой кожей. Машину Игорь сменил недавно, после удачно проведенной рекламной кампании по продаже новой краски для волос. Фирма была немецкая, возможно, они и гонорар ему выплатили натурой – Марина не спрашивала, она не вмешивалась в дела мужа, если, конечно, он сам ее об этом не просил. «Как хорошо!» – еще раз, как заклинание, повторила Марина. Она наслаждалась покоем, близостью Игоря и даже тем, что ей не придется самой вести машину.
Игорь включил зажигание, автомобиль мягко и неслышно выехал со стоянки. Вскоре они оказались в потоке машин, который ночью казался ярким и праздничным из-за множества огней – красных, оранжевых, желтых, зеленых… Игорь молчал. Только улыбался, поглядывая на нее. Марина ловила на себе эти взгляды, наблюдала за тем, как разноцветные потоки света от уличной рекламы скользят по его лицу, и чувствовала,
