«Да она влюблена!» – с веселым удивлением поняла госпожа Чернова. И похоже, объект нежных чувств гномки находился поблизости…
– Как вы посмели сюда прийти?! – гневно выпалил господин Реинссон, отвлекая Софию от матримониальных размышлений. – У вас хватило наглости!.. Бесстыдства!..
Он задыхался от ярости, а голос срывался на крик.
От такого натиска госпожа Чернова замерла.
– Убирайтесь из этого дома! – выкрикнул он. – Убийца!
Неприкрытая злоба господина Реинссона вдруг отрезвила Софию.
– Охотно, – вымолвила она холодно, не делая ни малейшей попытки сдвинуться с места, – как только вы ответите на некоторые вопросы.
Гном поперхнулся, видимо, потрясенный ее нахальством. Лицо его налилось нездоровым багровым румянцем.
– Да вы… как вы смеете?!
– Если вы не желаете беседовать со мной, я уйду, но те же вопросы вам задаст полиция. – Молодая женщина, стараясь держаться спокойно и невозмутимо, пожала плечами и добавила: – Думаю, господин Рельский не откажет мне в такой малости!
Гном даже слегка пошатнулся при упоминании мирового судьи.
Барышня Ларгуссон, которая до того, не проронив ни слова, внимательно наблюдала, сочла нужным вмешаться.
– Господин Реинссон, – окликнула она, и некие воркующие нотки окончательно убедили гадалку в правильности ее предположений.
Тот вздрогнул, разом опал, будто не вовремя потревоженное дрожжевое тесто, и повернулся к гномке.
– Думаю, нужно все рассказать госпоже Черновой, – закончила та негромко.
Софию поразил контраст между ними: взбудораженный друг и безмятежная дочь покойного. Это было странно, поскольку у барышни Ларгуссон, казалось бы, было куда больше причин для ярости, которую она могла обратить на возможную убийцу, однако она держалась вполне благожелательно, а вот гном кипел от злости.
Господин Реинссон, по-прежнему глядя на барышню Ларгуссон, будто ища опору в ее глазах, согласно склонил голову.
– Мы ответим на ваши вопросы, – обратилась к Софии гномка.
Госпожа Чернова в полной мере оценила и это «мы», и властность, с которой держалась барышня Ларгуссон.
«Кажется, совершенно ясно, кто будет главой этого семейства», – лукаво подумала молодая гадалка. Отчего-то любовные отношения этой пары привели ее в хорошее расположение духа.
Видимо, это не укрылось от внимательного взгляда гномки.
– Думаю, вы знакомы с моим женихом, господином Реинссоном, лучшим другом моего покойного батюшки, – проговорила она чопорно, однако в уголках ее губ притаилась улыбка, и казалось, лишь усилием воли барышня Ларгуссон сдерживала неуместную радость. Дождавшись подтверждения – вежливого кивка от госпожи Черновой и неохотного от господина Реинссона, она продолжила: – Что вы хотели спросить?
Госпожа Чернова приступила к расспросам, из которых выяснилось следующее.
Барышня Ларгуссон с недавних пор тайно была помолвлена с другом своего отца, о чем последний даже не подозревал. Пара намеревалась в ближайшие дни сообщить об обручении и попросить родительского благословения. У Софии создалось впечатление, что влюбленные медлили, опасаясь, что их союз не найдет одобрения у отца невесты. После некоторых прозрачных намеков стало понятно, что старшая дочь вела все хозяйство покойного, а потому он совсем не желал с нею расставаться и внушал дочери отказывать всем поклонникам (которых, надо думать, было не так уж много). Барышня надеялась, что он более снисходительно отнесется к ее помолвке после появления в доме молодой жены.
Осторожные вопросы позволили также выяснить, что наследства барышни Ларгуссон почти не получили, лишь небольшой домик и совсем незначительные средства на его содержание. Приданое обеим было положено на банковские счета вскоре после их рождения, так что в этом вопросе они от отца не зависели. Гномка также намекнула на некие финансовые потери, сопряженные со смертью господина Ларгуссона.
Таким образом, госпожа Чернова, как ни старалась, не могла найти веских причин, отчего дочерям покойного могла оказаться на руку его смерть. Подозрительным было лишь то, с какой готовностью и яростью господин Реинссон обвинял саму Софию.
Это заставило госпожу Чернову даже поинтересоваться, где он сам провел ту роковую ночь.
Пока гном задыхался от ярости, его нареченная безмятежно сообщила, что означенную ночь жених провел в ее собственной спальне.
Поблагодарив за откровенность, молодая женщина вежливо распрощалась и вышла из дома, улыбаясь своим мыслям.
Кажется, барышня Ларгуссон охотно воспользовалась тем ходом, который давеча господин Рельский предлагал самой Софии.
На шалости помолвленной пары общество склонно смотреть сквозь пальцы, пока они явно не нарушают приличий, однако барышня Ларгуссон казалась особой благоразумной и степенной, которая никогда не позволила бы соблазну одолеть себя. Хоть и редко, случались разрывы помолвок, а «подпорченный товар» не имел шансов на успешный брак.
Ее утверждение, по всей вероятности, было продиктовано желанием защитить жениха. Видимо, барышня Ларгуссон полагала, что господина Реинссона могут счесть причастным к убийству, и следовало выяснить, что заставило ее это заподозрить…
Господин Нергассон также жил в гномьем квартале, хотя сама его кузня находилась, как и положено, за пределами Бивхейма.
В старые времена гномам, оркам и гоблинам дозволялось селиться лишь на окраинах, но даже теперь, когда распри между народами пошли на убыль и сделались скорее историческим фактом, нежели действительной неприязнью, практичные цверги не изменили себе. Они предпочитали ремесленный труд и выбирали дома поближе к мастерским, которые по обыкновению располагались за чертой города.
Дом господина Нергассона, на первый взгляд такой же аккуратный, как и у барышень Ларгуссон, при более пристальном изучении вовсе не был ухоженным. Взыскательный взор легко нашел бы признаки запустения. Слегка облупленная краска ставен, надсадно скрипящее крыльцо, пестрящий сорняками садик наводили на мысль, что последнее время хозяину было вовсе не до домашних хлопот.
На стук отозвался сам кузнец. Он распахнул дверь, увидел госпожу Чернову и молча посторонился.
Проходя мимо, молодая женщина ощутила исходящий от него отчетливый запах коньяка, причем, судя по всему, гном употреблял этот благородный напиток уже не первый день, и приятный аромат сменился похмельными миазмами.
Гном провел нежданную гостью в комнату и жестом предложил присаживаться. Сам он остался стоять, так же молча и очень невежливо разглядывая госпожу Чернову.
Господин Нергассон был совсем молод, разумеется, по гномьим меркам – ему едва ли перевалило за пятьдесят. Всклокоченная шевелюра темно-бурого оттенка, крупные ручищи и довольно туманный взгляд напоминали медведя, досрочно разбуженного от зимней спячки. Дом же его походил на берлогу. Удушливый запах пыли и выпивки стоял в гостиной, и София невольно передернулась.
– Гм… – произнес гном многозначительно.
Так неразговорчивый кузнец, по-видимому под действием алкогольных паров, сделался совсем безгласным.
– Извините, что потревожила. – София постаралась мило улыбнуться. – Скажите, как продвигаются ваши изыскания в области металлургии?
Гном остановился напротив и лишь молча смотрел на нее, похоже, сбитый с толку неожиданным любопытством.
– Ну… – промычал он наконец.
