Подруги переглянулись. Сережа ничего не знал о том, что, возможно, он не родной сын Елены Николаевны. Но если подруги ошибаются? В таких вещах надо знать наверняка, а не предполагать. Хватит с них уже предположений, второй раз они в ту же ловушку не угодят.
– Взять анализ крови у Сережи и Елены Николаевны и отдать генетикам. Так мы точно узнаем, родной он ей сын или не родной.
План определения родителей Сережи был у них готов. Оставалось найти исполнителя, поскольку сами подруги в таком деле пасовали. И тут, словно по заказу, в отделение вошел следователь Сосулькин – молодой, амбициозный и дерзкий. Готовый если не на все, то по крайней мере на очень многое, чтобы получить повышение по службе и войти в высшие эшелоны власти.
Лучшую кандидатуру и придумать было невозможно. Девушки дождались, пока следователь закончит свои дела, и подошли к нему.
– Снова вы! – удивился при виде них следователь. – Что вы-то тут делаете? – И тут же его лицо просветлело: – Постойте, не отвечайте! – воскликнул он. – Я сам отвечу на свой вопрос. Вы и есть те две ненормальные, которые спасли жену одного из заместителей нашего мэра?
– Почему ненормальные? Мы очень даже нормальные. А что касается спасения, то это громко сказано. Мы просто прогнали извращенца, который…
– Который обязательно бы прикончил женщину.
– Почему? Мог и так просто уйти.
– Нет, не мог, – покачал головой следователь. – Знаете, кого вы прогнали от его жертвы?
– Кого?
– Это был сам «сочинский» маньяк номер два – собственной персоной!
– Не может быть!
– Еще как может!
– А… а как вы узнали? Сделали анализ спермы?
– Ну, так далеко дело не зашло, – вздохнул Сосулькин. – Хотя кое в чем вы правы. ДНК-анализ будет сделан, но результаты его мы получим чуть позднее. Пока что я строю свою версию на другой улике. Хотите знать, на какой? А вот она!
И Сосулькин вытащил из кармана прозрачный пакетик, тщательно запаянный, в котором лежала какая- то грязная бумажка. Подруги, которые как раз сейчас размышляли о совершенно чудесном для них словосочетании «ДНК-анализ», которое прозвучало в речи следователя, с недоумением и даже отвращением взглянули на бумажку.
– И что это такое?
– Не догадываетесь?
– Нет.
– Предсмертные вирши, которые маньяк собирался посвятить своей жертве.
– Что? Этот жалкий клочок…
– Написан рукой маньяка. Верней, напечатан на компьютере.
– А что же там написано?
– Бумажку здорово потрепало. Чудо, что оперативники ее вообще нашли. Но молодцы, все-таки обнаружили, да еще и сообразили, что это такое. Видимо, закончив свое дело, маньяк отрезал бы прядь волос у жертвы, а вместо нее прикрепил эту записку.
– Она какая-то вся истерзанная, – критически заметила Кира.
– Ну, еще бы. Ведь мы сняли ее с ежевичных колючек. Видимо, преступник потерял ее, продираясь сквозь заросли.
– А еще что-нибудь удалось найти?
– Нет. Не особо. Несколько смазанных отпечатков пальцев, возможно, они принадлежат преступнику, кровь… В общем, если мы сцапаем мерзавца, то отвертеться ему не удастся.
– Вопрос, я так понимаю, в том, чтобы его сцапать.
– Верно.
Подруги вновь уставились на клочок в полиэтиленовом пакетике. Теперь он казался им куда более привлекательным. И девушки, затаив дыхание, любовались драгоценной уликой.
– Ну, а что там написано?
– Честно говоря, стишки весьма второсортные. «Люблю тебя, как снега цвет. Люблю тебя, как солнца свет».
– И все?
– Все.
Подруги были разочарованы. Они готовились услышать нечто куда более драматичное и трогательное.
– А чьи это стихи? – все же спросила Леся.
– Меня это тоже заинтересовало, – живо откликнулся следователь. – Я немного порылся в Сети и нашел эти строчки. Они принадлежат Анатолию Слепневу.
– Поэту?
– Артисту. Одна из многочисленных звезд, которые горят на нашей эстраде.
– Он популярен? Что-то я его имени не припомню.
– Потому и не припомнишь, что популярность у Слепнева такая же, как и тексты его песен. Весьма средненькая.
И тем не менее для самих сыщиков эта улика была поистине драгоценной. Ведь с ней можно было завтра отправляться на встречу с достойнейшим профессором психиатрии Ростиславом Владимировичем Кулешом. Следователь обещал, что тоже поедет с подругами. И девушки решили, что сегодня они затевать разговор о Сереже и его возможном усыновлении Еленой Николаевной и ее влиятельным супругом уже не будут. Они поговорят об этом с Сосулькином завтра.
Утро вечера, как известно, мудренее. Сегодня и они сами не в лучшей форме, и у следователя в голове бродят совсем другие мысли. К чему просить его об одолжении, рискуя получить отказ?
Кулеш оказался невысоким, но весьма крепеньким толстячком с абсолютно лысой головой и маленькими, но умными и проницательными глазками. Изъяснялся он, оснащая свою речь одному ему известными медицинскими терминами, которые подруги благополучно в одно ухо впускали, а в другое выпускали. Зачем перегружать свой мозг вещами, которыми этот человек занимался не один десяток лет? Все равно всю глубину темы они за один разговор не познают. А иной раз поверхностное знание куда хуже откровенного незнания.
Но Сосулькин оказался на высоте положения. Они с профессором говорили на одном языке, оказывается, Сосулькин имел помимо юридического еще и медицинское образование и теперь легко переводил подругам то, что считал нужным.
– Ты понимаешь все, что он говорит? – улучив момент, когда профессор отвлекся на поиски каких-то своих записей, касающихся личности «сочинского» маньяка, тихонько спросила Леся у следователя.
– Конечно. Мой отец говорил точно так же. Беседа с профессором сильно напоминает мне мое собственное детство, когда отец вызывал меня к себе в кабинет и распекал за какую-нибудь провинность. Он никогда грубо не выражался, употреблял исключительно медицинские термины и названия заболеваний, которыми я, по его мнению, страдал.
– Значит, тебя не наказывали?
– Хуже, меня лечили.
Но на этом увлекательный экскурс в детство Сосулькина закончился, потому что профессор вынырнул из-за горы своих бумаг.
– Многое мой секретарь уже перенес в компьютер, но дело «сочинского» маньяка и его подражателей осталось в прежнем виде. Как-то я не ожидал, что этот тип даст о себе знать снова. Основная волна подражателей уже схлынула. Я был уверен, что больше мы никогда не услышим ни о ком из них.
– Речь идет именно о подражателе?
– О, да. Одном из многих. И смею сказать, не о самом лучшем из них всех. До оригинала ему как «хрущевке» до Останкинской телебашни.
– Даже так?
