Наконец прибыла бригада спасателей. Вооружившись пускающей искры пилой, они вырезали Горшкова из машины. Окровавленный и какой-то измятый мужчина оказался свободен. Вопреки всеобщим ожиданиям он был жив. Стонал и даже шевелил руками и ногами, хотя и слабо.
– Живой! – пронесся над толпой дружный вздох облегчения. – Живой!
И даже подруги, хотя всего полчаса назад они были готовы засадить Горшкова за решетку, испытали огромное облегчение.
Но врачи, которые давно дожидались своей очереди, оставались озабоченными.
– Живой-то живой, да без сознания, – проворчал один из них, ловко закатывая на руке у Горшкова рубашку и вонзая тонкую иглу в вену.
– Ему же лучше. Был бы в сознании, от болевого шока мог бы умереть, – жизнерадостно возражал его младший товарищ.
– И переломы какие нехорошие, – продолжал мрачнеть более опытный врач. – Вряд ли ходить сможет.
– Кости срастутся.
– Кожные покровы бледные. Как бы не внутреннее кровотечение.
– В такой аварии побывать и выжить – уже удача. Ничего, откачаем. Главное, что он выжил, а уж дальше мы его не отпустим.
Так, переговариваясь, они и загрузили Горшкова в машину. Один по-прежнему сомневался, второй был убежден в успехе. Отчего-то подругам казалось, что хоть прав более старый и опытный доктор, но победит все равно жизнерадостная позиция молодого. Они проводили глазами уехавшую машину и только тут сообразили, что не выяснили, в какую больницу увезли Горшкова.
– Ничего, это можно узнать в справочной «Скорой помощи».
– А вдруг сбежит?
– Куда он денется? Ты же слышала врачей. Даже если он просто выживет, это будет удачей. А с больничной койки Горшков еще не скоро встанет.
Пока над покореженной машиной колдовала бригада эвакуаторщиков, подруги заглянули в салон «Фольксвагена». Вот и сумка, с которой Горшков ходил на теннис. Висит на какой-то железяке, вылезшей в салон непонятно откуда. Дыра в сумке была внушительная, и из нее высыпались вещи – белая футболка, еще мокрая от пота, повязка, ракетка и комплект мячей. Никаких наличных в более или менее твердой валюте вопреки утверждениям тети Маруси в сумке не наблюдалось.
– Выходит, Горшков никуда не собирался бежать? – растерянно произнесла Леся. – Выходит, он просто поехал на теннис, ни о чем дурном даже не думая?
Тем не менее в поселке все бурлило. Когда подруги вернулись, то первым делом охрана сообщила им о том, что в поселке введено чрезвычайное положение.
– Ночью убийство произошло. И убийца-то один из наших. Сексуальный маньяк. Хотел соседку свою прирезать, да ему в этом один из его соседей помешал. Ну, маньяк его первым и положил, а потом за своей жертвой отправился. Целую ночь у нее в доме проторчал, все ждал, когда вернется. Да девчонка не глупа, у своих подруг спряталась, только так и уцелела. А когда вернулась, маньяк уже сбежал, только труп после себя прибрать не успел.
Как и предвидели подруги, энергичная и деятельная Марина успела оповестить всех своих соседей о том, что она видела Горшкова возле дома Светы в вечер убийства. Тот факт, что труп был найден в полночь, а Марина видела Горшкова возле дома Светы около девяти вечера, никого не заинтересовал. Зато Марина успела переговорить с тетей Марусей. Обе женщины обменялись сплетнями и увеличили убойность информации вдвое.
Теперь Горшков получался каким-то совершенно невероятным злодеем.
– Жену свою убил. Полюбовника ее убил. Сам – маньяк сексуальный оказался. А его жена все про него узнала и любовнику своему рассказала. А разве вы не знали, Курилкин с женой Горшкова амуры крутил? Нет? Ох, какая у них страшная любовь была! Он ее прямо обожал. Даром что она его на двадцать лет старше была.
Подруги прямо диву давались, как за короткое утро мнение окружающих о бедном Горшкове могло так сильно измениться. Не попади он в ДТП и вернись в поселок, толпа его могла запросто растерзать, а потом еще и закидать камнями. Следователь, который беседовал ночью с подругами, тоже был тут. Основательно обработанный общественным мнением, он горел желанием побеседовать с господином Горшковым.
– Это невозможно. В ближайшее время уж точно. Горшков в больнице. В реанимации. Выживет или нет, врачи предсказать не берутся.
– Вам это откуда известно?
– Из самых достоверных источников.
Девушки уже побывали в больнице, куда отвезли Горшкова. О том, что его повезли в больницу имени Красина, они узнали в справочной. Нельзя сказать, чтобы эта больница была как-то особенно хорошо оснащена или специально предназначена для тяжелых пациентов, но она была ближе всего к месту ДТП, и врачи со «Скорой помощи» боялись, что до другой клиники они своего пациента просто не довезут.
Больница стояла на окраине города. С одной стороны за ней начиналось Пороховское кладбище, с другой из ее окон виднелись трубы крематория. Соседство знаменательное, для больных прямо-таки целительное. Кто и не собирается помирать, лег просто на обследование, тот поневоле задумается.
Видя изо всех окон наглядное напоминание о том, что жизнь не вечна, все бренно, а мы смертны, даже самый заядлый шутник передумает шутить со своим здоровьем.
Сама больница была выстроена из красного кирпича, обожженного в печах еще во времена царя Гороха. Выстроенное примерно в те же годы здание было сейчас в удручающем состоянии. И в то, что в этих разваливающихся от старости стенах кто-то может еще лечить и спасать людей, верилось с трудом.
Но персонал тут был душевный. В справочной девушек приняли как родных. Утешили, успокоили. Старушка, по виду ровесница прошлого века, убежденно говорила подругам о состоянии Горшкова, даже не прибегая к помощи телефона:
– Жив ваш Горшков! Жив! А чего ему не выжить? Вот, я помню, в войну к нам раненых привозили, вот тогда да – было дело. Ни бинтов, ни хлороформа. Ампутации под сто граммов спирта на живую делали. Дадут пациенту выпить, он чуток забалдеет, да и вперед – доктор ему ногу пилить. Потом отнесем парня в палату, а что с ним дальше делать, и не знаем. Антибиотиков нет, а гангрена – штука страшная. Сгорали ребята за пару дней, словно свечки. А ваш-то чего!
И бабка пренебрежительно махнула рукой:
– Выживет! Врач у нас сегодня хороший. Оборудование город нам в прошлом году новое подарил. Лекарств полный ассортимент. Чего же ему не выжить? Кровь перелить надо – пожалуйста, целый холодильник этой крови-то. А если какой группы нету, так подвезут из городского банка крови. Только трубочку сними, и звони. Вот нам бы на войне так! Не было у нас крови, чтобы раненым перелить. Последнюю врачи отдавали иной раз. А вокруг голод, блокада. Люди едва ноги от недоедания и истощения передвигали. А все равно приходили, последние капли сцеживали. А вы все жалуетесь! Все недовольны чем-то! Вам бы в наше время пожить, небось по-другому бы запели!
– Бабуля, мы же ваших подвигов не умаляем, – взмолилась Леся. – Кто спорит? Вы – герой. И все ваши ровесники тоже герои. Мы по сравнению с вами просто избалованные дети.
– Вы нам узнайте точно про нашего больного, и мы уйдем!
– Выживет, я сказала! – сверкнула на них совсем не старческим глазом санитарка. – Даже и не смейте ни о чем плохом думать.
– Бабуля, понимаю, вы в прошлом веке застряли. Но вот же телефон! Узнайте у сестры в реанимации, какое у него состояние?
– Операция еще идет! Рано звонить!
Вот оно в чем дело! Горшков еще на операционном столе. Долго же с ним возятся. Видать, состояние совсем тяжелое. Но подруги не ушли. Они присели на скамеечку, смиренно дожидаясь результата. Бабка покосилась на них раз, покосилась другой, а потом, сменив гнев на милость, не выдержала и поинтересовалась:
– А кем же вы ему будете, больному-то вашему? Али сестры?
