У него не было настроения. Неделю назад на разводе командир полка объявил приказ: старшему сержанту Мишину Александру Ивановичу, старшине пятой учебной роты, за успехи в боевой и политической подготовке предоставить краткосрочный отпуск на девять суток. Ротный пообещал через день-два его отпустить, но тогда что-то помешало, а сегодня утром сказал: «Пока не примешь молодое пополнение, отпуска не будет». Эх, и парадку подготовил, и шинелку начистил — стала пушистой, как шуба, и подарки родным купил. Теперь жди неизвестно сколько из-за этой «зелени». Их бы вполне могли принять другие сержанты. Вот хотя бы Дронов. Грамотный замкомвзвод. Но ротный, видимо, решил перестраховаться, — с Мишина, мол, спрос больше, вот и пусть пашет. Что ж, с начальством не спорят. Обидно только, что вот так, всю радость отпуска портят.
Дверь открылась, и в раздевалку из душевой ввалились розовокожие парни. Пар клубами поднимался к потолку с их разгоряченных тел.
— Вытирайтесь и получайте белье! — скомандовал Мишин. — Кто получил белье, подходи за формой.
Парни с интересом и любопытством надевали белье, примеряли хэбэ. Смеялись.
— Мне маленькое.
Перед сержантом стоял солдат, придерживая кальсоны.
— Не застегиваются, — виновато проговорил тот.
— Одевай, что есть, — недовольно прикрикнул Мишин. — В роте найдем подходящее…
Вскоре все были переодеты. С удивлением рассматривали друг друга: одинаковые прически и одинаковое выражение глаз — радостное и вместе с тем растерянное.
— Становись! — скомандовал сержант, и через минуту строй двинулся в казарму. Морозный воздух далеко разносил нестройный топот пятнадцати пар ног, обутых в новенькие кирзачи.
…Команда «Подъем!» прозвучала как всегда некстати.
Курсанты, прибывшие несколькими днями раньше, уже одевались и поглядывали на вчерашнее пополнение. Те сонно копались в своем неумело сложенном на табуретах обмундировании, не могли попасть ногами в брюки, толкались, ссорились.
— А ну побыстрее! Что тут вошкаетесь! — прогремел совсем рядом голос старшего сержанта Мишина, и дело сразу пошло веселее. Пальцы быстро забегали по пуговицам. По полу застучали заскорузло-новые сапоги, не желая почему-то налезать на ноги.
— Да кто же так портянки мотает? — поучал Мишин курсанта. — Вот так надо. И побыстрее одевайтесь. Завтра будем тренироваться выполнять команду за сорок пять секунд.
— Ого! А если не успеем?
— Разговоры! Становись! Все в строю? — спросил он у замкомвзводов.
— У меня одного нет, — подал голос сержант Дронов. — Фролова.
— Да вон он, товарищ старший сержант, спит, — сказали из строя.
В постели мирно лежал Фролов.
— Ты что, зеленый, очумел? Команды не слышишь? — коршуном набросился Дронов на растерявшегося спросонья курсанта.
— Да тихо ты, Дронов, — урезонил друга старшина. — Это же старый знакомый, который не любит солдатского мыла и не влезает в хэбэ. Так твоя фамилия Фролов?
— Так точно, — уставившись на сержанта, прогудел тот.
— Что ж, запомнил. А сейчас даю тебе минуту на одевание. Не уложишься — пеняй на себя. Время пошло.
Проговорил он это тихо, спокойно, но от этого Фролову стало не по себе, и он трясущимися руками бросился натягивать на себя куртку, брюки. Портянки он кинул на голенища сапог и попытался просунуть ногу…
— Время! — гаркнул сержант, и подчиненный поскакал лягушкой, переворачивая табуретки.
— Становись! Равняйсь! Смирно! Напра-во!
Рота пошла на зарядку.
— Ну ты даешь, Фрол. Я тебя толкал, толкал утром, а ты спишь, как слон, и ничего не слышишь.
Фролов посмотрел на шептавшего. Это был Ваганов Серега. Познакомились они на призывном, и оказалось, что жили-то на соседних улицах, ходили в соседние школы, может быть, даже и дрались друг с другом. Кто его знает, что было там, на гражданке. Теперь жизнь за высоким забором. Эта граница железобетонно отделяет ту, вчерашнюю беззаботную жизнь от сегодняшней суровой тяжелой, но такой необходимой и важной.
Фрола сейчас больше волновали не желавшие налезать на ноги сапоги.
— Давай, давай! — тянул за собой друга Ваганов. — Сейчас сержанты увидят — дадут тебе жизни.
— Не могу больше. Ноги болят.
— Почему отстали? — загремел голос старшины.
Удивительно, подумал Фрол, как паровоз: услышишь — в дрожь бросает.
— Так в чем дело?
— Ноги… Давит… — только и смог выжать из себя Фролов.
— Что, сапоги малы? Как же ты их в бане мерял?
— Так нормальные были…
— А за ночь ноги выросли.
— Вечером надевал на тонкие носки. А сейчас на портянки…
— Ага, ясно. Ладно. Давай в роту. Сегодня заменим.
Сапоги, не желавшие налезать на ноги, теперь словно приросли к ним. Каждое усилие снять их отдавалось резкой болью во всем теле.
— Эй, — позвал он дневального, подметавшего пол. — Иди сюда. Сапоги помоги снять.
— А у тебя что, рук нет? Я убираюсь.
— Эй, зеленый, мать твою так, ты что, не понял? — крикнул Фрол.
— А сам-то какой — синий, что ли? — огрызнулся тот, но подошел.
— Тяни.
Дневальный ухватился за сапог, покрепче уперся ногами и дернул.
— Да ты что, сдурел?
Оба сидели на полу. Дневальный отложил в сторону снятый сапог. Фрол с удовольствием шевелил пальцами.
— Уф! — с наслаждением простонал он и протянул вторую ногу.
До прихода роты с зарядки Фролов успел и койку заправить, и прикорнул минут десять возле батареи. И когда курсанты прибежали с зарядки взмыленные, возбужденные и с не меньшей прытью стали носиться по казарме, наматывая круги от бытовки до умывальника, от расположения до туалета и обратно, Фрол чинно сидел в Ленинской комнате и листал «Огонек». Именно листал, так как голова его была занята совершенно иным…
Узнав, что их везут в учебку, Фрол расстроился, По рассказам друзей-дембелей он знал, что там спуску никому не дают. Давят и физо, и уставами на полную катушку. Да и работают там все на общих основаниях. Короче, учили друзья, попасть в учебку — хуже не придумаешь. Вот если — в часть, где еще есть «дедушки», там служить можно. Конечно, первые полгода трудно придется. Но ведь все через это проходят, вот и они выжили, ничего с ними не случилось. А Фрол и подавно выдюжит — вон какой бугай, камээс[1] по самбо, боксом занимался. Да такому любой «дед» нипочем. А уж через полгода вообще служба легко пойдет. Будешь на койке лежать да в потолок плевать. Фрол ни стены, ни потолки заплевывать не собирался, но и особо напрягаться не хотелось. Да и зачем пуп рвать, если есть возможность служить и не тужить? Ведь рыба ищет где глубже, а человек где лучше. Хотя Фрол и не искал легкой службы, но сейчас уже выбирать не приходилось. За него решили, что служить ему в учебной части, в роте, где готовят сержантов. И хочешь ты этого или нет, а приказы выполнять надо, это он еще с гражданки хорошо усвоил.
