что эта дрянь разваливается, так она еще и становится социалистической!
Пора понять, что в наших дерзновенных мечтах мы нечто иное имели в виду — отнюдь не этот исчезающий вид социума и не Сикстинскую капеллу. Имели мы в виду Рублевское шоссе, галереи современного искусства, ресторан Бонтемпи, корпоративные вечера. Вот это — Европа! И другой Европы нам, извините, не надо.
А то, что варвары-анчоусы не понимают нашего европейского пути, так они на то и варвары. Они, может, даже считают, что у России есть особый путь развития.
Особый путь России (17.05.2012)
Как и у любой страны, существует свой путь и у России — это утверждение не значит больше того, что оно значит.
Когда Бог развалил Вавилонскую башню (конгломерат народов и эсперанто вместо разных языков), то Он дал всякому племени свою собственную судьбу, и русские (как и румыны, англичане, татары, испанцы) — не исключение.
Свой путь — не означает специальным образом полученный бонус, собственная судьба — это не капитал в банке. И вообще, связывать «особый путь» с достатком и покоем — это очень мещанское представление о судьбе.
Греки, например, представляли фатум иначе. А что касается христианского представления о пути — то оно и вовсе не связано с дивидентами.
Однако саркастический вопрос о качестве и направлении русского пути звучит столь часто, что надо на него ответить. Причем ответить надо просто — потому что этот путь очень прост.
Вопрос этот — предельно общее место, так обычно комментируют тот факт, что у России собственная история. Говорят так: ах, собственная история? неужели? тогда скажите, хе-хе, почему же эта история такая неудачная? Может быть, следовало бы поучиться где-то разуму, а не упорствовать в своей так называемой особой истории?
Этот вопрос из разряда мещанского: «если умный — почему бедный», есть такая дивная фраза! Вообще говоря, самые умные люди (Сократ и Христос) были беднее олигарха Прохорова и его благостной сестры, а самые праведные люди, имевшие особый путь, — не были самыми удачливыми.
Представление о том, что особый путь не должен уступать по интересности корпоративным вечеринкам — это представление бандитское: ведь и бандит вступает на особый путь воровства только затем, чтобы сравняться богатством с сильными мира сего. Ему и в голову не придет, что можно отличаться от сытых — в сторону иную, нежели еще большая зажиточность.
Однако именно этот смысл — и только он — в вопросе об особом пути России, Ну, где же он, этот путь, если у вас были лагеря, репрессии, неурожаи? Был бы путь хорошим — так и житницы бы ломились от зерна.
Интонация упрека российской истории отработана, как и реакция американца на разговор о том, что и в Америке не все гладко. Стоит вспомнить о войне в Ираке или о маккартизме, как собеседнику полагается прикрыть глаза и устало сказать: «А еще у нас негров линчуют». Этот аргумент (ну в самом же деле — абсурдно! негров-то уже давно не линчуют!) всегда работает.
В истории, разумеется, все обстоит сложнее: Америка действительно истребила коренное население индейцев и долгие годы практиковала работорговлю, а затем и суд Линча. В этом нет ничего хорошего, это отвратительное пятно в истории, отменить невозможно. Точно так же — никто не сказал, что иметь особый путь развития — это значит непрестанно получать подарки.
Путь у России есть, и он не легкий. Никого не удивляет, что Греция отпадает от некоей универсальной безразмерной концепции — так вот и Россия в нее тоже не вписывается. Надо сказать, что не только русский путь неясен — неясен путь вообще, любой путь неясен, пока его не пройдешь. Собственно говоря, западная философия последних трех веков в разных словах описывала нам конец западного пути. И, принимая во внимание работы первых мыслителей Запада, задавать вопрос о несостоятельности пути соседей — ну, как минимум, знак невежества. Пути ясного и проторенного — нет вообще, в принципе нет. А вы не знали этого факта? «Одна просторная, дорога торная — страстей раба, по ней громадная, к соблазну жадная идет толпа» — не так уж давно было написано, однако забыли, и постоянно указывают на торную дорогу. К спасенью узкий путь и тесные врата — незнакомо такое выражение? Или благостность общемировой картины натолкнула на мысль, что вообще-то некий торный светлый путь имеется, просто Россия упорно на него не желает становиться?
Ответ на стандартную мещанскую реплику: «осталось только выяснить, куда ведет путь России — ха-ха!» — очень и очень прост.
Звучит ответ так: в течение последних сотен лет путь Запада вел к мировым войнам. XX век показал этот путь — яснее некуда. Если вопрошающему мнится, что это очень интересный путь, то у вопрошающего проблемы с психическим здоровьем. В течение своей истории особое предназначение России состояло в том, чтобы «служить щитом меж двух враждебных рас, монголов и Европы».
Это не Блок придумал, это не дремучее славянофильство, это, увы, сухая констатация исторического факта. Трижды России выпала миссия гасить мировые пожары. Причем, гасили дорогой ценой — а впоследствии Россию упрекали в том, что она много народу положила на полях Европы, не считала людей. Было такое — и это был особый путь, не слишком приятный. Узкий путь, что называется.
Одной победы над Гитлером хватило бы для исполнения предназначения — и если кому-то неясно, что нацизм остановила Россия, то этот человек — неграмотный в истории болван.
Но было и другое, что определило особый русский путь. России также выпала миссия продемонстрировать — и в течении 80 лет удерживать — специальную форму народного общежития. Это был строй неудобный, для кого-то страшный, спорный и несовершенный. Но это был необходимый исторический опыт — необходимый не в том смысле, чтобы так никогда не поступать (как любят говорить мещане, которые работают в глянцевых журналах на деньги крупных нефтяников) — а необходимый потому, что всякий опыт заботы о большинстве, даже не вполне удачный опыт, очень важен для человечества, имеющего опыт заботы лишь о меньшинстве.
Ничего более важного, нежели этот опыт и победа над нацизмом — в истории XX века не случилось; и можно сколько угодно кривиться на особый русский путь — но он вот таков. им вообще-то следует гордится.
Поиском национальной идеи занималось правительство Троекурова-Ельцина, когда, восстав с бодуна, мятежный секретарь обкома требовал смысла в жизни — они искали, но не обрели. Им в это время сообщили авторитетные источники, что особого пути и национальной идеи ни у кого не имеется, а есть некая интернациональная идея, причем это не гуманизм, но свободный рынок.
Авторов этого феноменального утверждения до сих пор числят в мыслителях, вместо того, чтобы изолировать от общества в доме для умалишенных.
Национальная идея у России безусловно есть, формулируется она предельно просто. Связана она с географическим и историческим развитием страны, с тем фактом, что нищего, замерзшего и бесправного населения в сто раз больше, нежели людей привилегированных. Соответственно, национальной идеей является взаимная ответственность, единство с теми, кто не в состоянии защитить себя. Знаменитая триада «православие-самодержавие-народность» — описывала лишь одно из возможных прочтений этой национальной идеи. Если для Америки или Англии — в силу исторически сложившихся обстоятельств, национальной идеей является индивидуальная свобода, то для России национальной идеей является защита униженных и оскорбленных. И говоря шире — защита другого вообще. Россия не живет для себя, это ее беда и это ее счастье. Это и есть ее особый путь. Этой идеей были озабочены Толстой, Достоевский, Маяковский, Пушкин, Петров-Водкин, Филонов, Соловьев, Вернадский, Суриков, Ключевский.
Понятно, что такой путь не может вызвать сочувственного понимания у человека, чей бойкий разум устремлен к обладанию сокровищами мира, причем явленными не в праведности и знаниях — а в вещах более осязаемых.
Если направление развития более привлекательное для людей практической складки: приватизация
