новую деревню.
На протяжении пяти лет она была счастливой женщиной. Все ее вдохновляло: спокойствие пейзажа и смена обстановки, электрический свет и вода, бесконечно текшая из кранов, словно водопад, магазины и рынки, где можно было найти столько разных продуктов, бытовые приборы, которые делали за нее всю работу, парк, в котором играли дети, кафе, в которых она встречалась с другими женщинами из Кабо-Верде, чтобы выпить кофе и поболтать, зимние пальто и туфли на каблуках, экскурсии на машине с Роберто по миру, который одновременно был необъятным и близким… Все казалось ей подарком, как будто жизнь неожиданно превратилась в красивую упаковку, из которой раз за разом она доставала чудесные сладости, маленькие необычные штучки, которыми она восхищалась и преданно хранила, крепко и осторожно держа их в руках.
Лучшим из этого был Роберто. Он не бил ее и не напивался, как делают многие мужчины. Иногда в субботнюю ночь он мог выпить лишнего, когда оба гуляли вместе с дружественными семейными парами, но это был веселый кутеж, во время которого его тянуло петь, целовать ее и трогать руками, и пытаться потом заняться с ней любовью, хотя он всегда засыпал, так и не начав. Роберто любил ее, хорошо с ней обращался, отдавал ей все деньги, ласкал ее с такой нежностью, которую Бенвинда даже не могла себе раньше представить, и иногда подолгу глядел на нее так, будто она — единственная женщина на свете, королева. Бенвинда отвечала Роберто на его чувства изо всех сил, на которые только была способна, ревностно ухаживая за ним, чувствуя, что способна когтями и зубами защищать атмосферу благополучия, которую он создавал ей каждый день. Не существовало достаточно вкусных блюд, ни достаточно хорошо выглаженных рубашек, ни достаточно гладко застеленных простыней, чтобы Роберто отдыхал и чувствовал себя комфортно, вернувшись с такой тяжелой работы. Когда она видела, как он заходит в дом с лицом, перепачканным углем, изнуренный после долгой смены работ в шахте, с покрасневшими и будто бы испуганными от избытка света глазами, ей очень хотелось приласкать его, словно дитя, искупать и накормить, а потом убаюкать так, как она качала своих младших братьев.
Бенвинда не только прибиралась, готовила, гладила белье и проводила какое-то время с подругами, но и записалась в школу для взрослых. На Кабо-Верде она никогда не ходила в школу. Ее братья отучились первые несколько лет, но отец считал, что девочкам не нужно ничему учиться. Достаточно уметь хорошо считать деньги, когда с ними расплачивались в таверне, заниматься домашним хозяйством и рожать детей. Он говорил, что Бог создал женщин именно для этого. Теперь Бенвинда изучала все, что могла, и получала удовольствие от каждого нового открытия, словно ребенок. По вечерам после ужина, пока Роберто смотрел телевизор, она садилась за кухонный стол и усердно выполняла все упражнения, настолько сосредоточившись, что забывала, что муж ее ждет, чтобы ложиться спать. Бенвинда быстро научилась читать и писать, а также выполнять сложные арифметические действия. Между тем незнакомый язык сам по себе привязался к ней, и через три месяца она могла объясняться с кем угодно в деревне. Роберто гордился ее сообразительностью и прилежанием, он говорил ей, что когда-нибудь она станет профессором. А она смеялась, успокоенная и радостная.
За те пять лет была только одна единственная неприятность: Бенвинда не могла забеременеть. Когда в конце концов они обратились к врачам, им сказали, что у Бенвинды проблемы с маточными трубами, и у нее не может быть детей. Им было очень жаль, но это чувство продолжалось недолго. Бенвинда и Роберто сразу же заговорили об усыновлении. На Кабо-Верде было много детей, которые нуждались в родителях. Это было бы несложно. Тем не менее, они решили отложить это на какое-то время. В тот момент им было достаточно друг друга рядом.
Однажды январским утром Роберто вышел из дома в четыре часа на первую смену в шахте. Перед уходом он по обыкновению медленно поцеловал свою жену. Она перевернулась на другой бок и что-то пробормотала, но не проснулась. Шел снег. Ему нравилось идти под падающим снегом в ночи, глядя, как хлопья сверкают в темноте, словно маленькие звезды, тихо падающие на землю. Это был последний раз, когда он наслаждался этим видом, наслаждался чем-либо. В восемь утра в шахте произошел обвал. Роберто остался там, погребенный на глубине двухсот метров вместе с двумя другими товарищами.
Бенвинда думала, что сойдет с ума. На многие месяцы она перестала понимать жизнь. Она не понимала, что произошло. Даже не хотела понимать. Бенвинда ненавидела весь мир и больше всего — Бога. Ее смех исчез, похороненный под тоннами черных обломков, убивших ее мужа. В то время ее подруги ухаживали за ней, по очереди дежуря, чтобы заставлять ее поесть и выпить лекарства, прописанные врачом, а также выводили ее на короткие прогулки, измотанную, равнодушную ко всему, что ей раньше нравилось. Бенвинда приходила в себя медленно, как больной, которому постепенно нужно было осваивать знакомые движения, принимать душ и одеваться, варить кофе или готовить еду, выходить за покупками, ненадолго включать телевизор, вникать в чужие заботы и радости, которые перестали для нее существовать.
Прошел почти год со смерти Роберто, когда она решила вернуться на Кабо-Верде. У нее скопилась определенная сумма благодаря возмещению, которое она получила после несчастного случая в шахте, помимо пенсии по вдовству. На ее родине это было целое состояние. Ей не нужно было возвращаться в Портелу и хоронить себя в отвратительной таверне в ожидании старости, среди грязных пьяниц, которые неустанно приставали бы к ней. Бенвинда могла обосноваться в столице, в Прайе, и организовать какое- нибудь дело. Она пока не знала, какое именно, но была уверена, что подберет что-то подходящее. Свойственный ей оптимизм день за днем возрождался. Бенвинда снова ухватилась за нить, всегда спасавшую ее от боли. Отчаяние рассеивалось и со временем превращалось в горсть серого пепла, который навсегда останется внутри, но не помешает ей продолжать жить и работать, и снова смеяться, так, чтобы ни один из тех, кто не знал ее раньше, не заподозрил, что в какой-то момент в ее жизни произошла катастрофа. Бенвинда снова на глазах у всех будет довольной и счастливой женщиной, окруженной атмосферой благополучия и доброжелательности, которая оберегала ее от бед.
Через несколько недель, проведенных в Прайе, она нашла ту маленькую контору, выставленную на продажу, «Бюро Омеро», которая занималась реализацией товаров для офисов. Бенвинда ничего не знала о пишущих машинках, бумаге и фотокопировальных аппаратах. При этом дело ей понравилось, и она поверила в свои силы, чтобы быстро всему научиться, а также в великодушие бывшего владельца, пообещавшего всему ее обучить. Бенвинда вложила добрую часть своих средств в предприятие, еще часть денег сохранила для себя на случай, если дела пойдут плохо, а остальное разделила среди своих братьев, чтобы помочь им продвинуться вперед. И снова восприняла свою жизнь с терпением и уравновешенностью, сохранившимися со времени, проведенного в таверне.
Когда Сан начала там работать, «Бюро Омеро» было уже много лет прибыльным и надежным предприятием. Для нее это было хорошее время. Сан нравилась работа, отвечать на телефонные звонки, оформлять заказы и искать на улице мальчика, который разносил пакеты, когда нужно было что-то передать. Она сняла комнату с возможностью пользоваться кухней в доме одной вдовы. И хотя иногда Сан приходилось терпеть ее бесконечные монологи, когда хозяйка снова и снова рассказывала обо всех мелочах, которые с ней происходили, девушке было приятно оставаться одной в своей комнате и смотреть в окно, где она видела маленький кусочек моря. Кроме дней, проведенных в пансионе, это был первый раз, когда она располагала личным пространством, и эта независимость заставляла ее ощущать, что она окончательно превратилась во взрослую женщину, полностью отвечающую за свои действия и способную управлять своей жизнью. Наконец она смогла преодолеть расстройство по поводу отсутствия возможности учиться, осуществить план, который теперь казался ей очень далеким, словно прошло много лет со времени того детского энтузиазма, наивность которого она уже осознала. Между Сан и этими странными идеями возвышалась глухая стена без лазеек и дверей, которые позволили бы просочиться в ее нынешнюю жизнь хоть капле разочарования. Похороненная девочка спокойно спала под землей.
По ночам Сан ложилась в постель и строила планы на будущее: она накопит денег, поедет в Европу, будет там работать столько, сколько сможет, а потом, как и донья Бенвинда, вернется на Кабо-Верде и организует собственное дело. О чем она не думала вовсе, так это о том, чтобы найти мужчину и родить детей. От воспоминаний о том, что произошло с доном Жоржи, ее все еще выворачивало наизнанку. Но было нечто глубже, как будто еле заметный огонек загорался в каком-то уголке ее сознания и предупреждал ее, будто странное перемещение во времени позволяло видеть ей, что может произойти в дальнейшем. Возможность любви и секса казались ей опасностью, чем-то, что причинит ей вред и обиду. Напротив, ее коллеги по конторе, с которыми она иногда ходила поесть мороженого и потанцевать, не говорили ни о чем
