это будет потому, что я буду уверена в нем и в его отношениях с Андрэ. Я не собираюсь вновь возвращаться в ад. И хочу тебе напомнить, что ты тоже живешь с Лией. Я никогда не была против.
— Женщина — это не одно и то же, что мужчина! И уясни себе хорошенько: если ты вздумаешь поселиться в доме этого типа с Андрэ, увидимся в суде. Я отберу его у тебя. Можешь быть уверена, что отберу!
Он поднялся, чтобы уйти. Но сделал пару шагов и вернулся:
— Чуть не забыл. Второе, что я хотел тебе сказать, это что я увезу ребенка на Рождество в Анголу.
Сан встрепенулась. Она подумала о малярии и дизентерии, о лихорадке денге и туберкулезе, обо всех опасностях, которым подвергнется мальчик в этой далекой и незащищенной стране. Ее голос в этот момент стал умоляющим:
— Он же еще очень маленький… Ему нет и четырех лет. Подожди, пока ему не исполнится шесть или семь…
— Нет. Хочу увезти его сейчас.
Она снова нашла в себе силы. Она встала и поднялась на цыпочки, чтобы ее взгляд оказался на уровне его глаз. Она свирепо проговорила:
— Я тебе этого не позволю. Я не дам тебе паспорт.
— А мы посмотрим.
Это были последние его слова, которые она слышала, за много дней. Она ничего не слышала о нем, пока пару недель спустя, в четверг во время ужина он снова заявился к ней в дом. Сказал, что хочет взять ребенка к себе ночевать. Он давно с ним не виделся и соскучился. Сан попыталась сопротивляться. Она не была до конца уверена, что за этим не скрывается какой-то темный план. Но ребенок бросился на руки отца и кричал «да, да» изо всех сил. Сан отвела мальчика в комнату, чтобы одеть, и открыла ящик, где хранила документы. Паспорт Андрэ лежал там, спрятанный под ее бельем. В какой-то момент она подумала, что Бигадор может забраться к ней в дом и украсть паспорт. Но все вроде бы было в порядке. Перед тем как попрощаться, она напомнила ему, что нужно на следующий день отвести ребенка в детский сад.
В ту ночь она плохо спала. Ей снилось, что Андрэ бежал по огромному пастбищу, размахивая в воздухе руками, как будто летел. Был слышен только смех ребенка. Солнце мягко скользило по земле и ласкало его тельце, которое продвигалось через заросли травы, легкое и радостное. Вдруг она поняла, что произойдет что-то ужасное. Что-то непоправимое. Она попыталась побежать за ребенком, чтобы задержать его, отчаянно, но ее ноги не двигались. Открыла рот, чтобы окрикнуть его, и не смогла извлечь ни звука. Пыталась изо всех сил. Ничего. Все впустую. Катастрофа была неотвратима, и она не могла ничего предпринять.
Она проснулась в поту, с бешено бьющимся сердцем, задыхаясь. На подушке лежала кукла Андрэ, с которой он каждый день засыпал в обнимку. Сан крепко прижала ее, пытаясь восстановить через ее ощущение и запах ощущение реальности: у нее здоровый сын, которому почти четыре года, в это время он спит у своего отца, отец очень его любит и не причинит никакого вреда… Она снова убедилась, что паспорт лежит на месте. Все было в порядке. Все должно было быть в порядке. Нить серого света, пыльного света ноябрьской зари проникала через окно. Сан закрыла глаза, глубоко вдохнула и попыталась снова уснуть, но ей это не удалось.
С утра она позвонила Бигадору, но его мобильный был отключен. Она набирала номер несколько раз, но безрезультатно. Отпросилась на работе, чтобы уйти пораньше, и пошла за ребенком в детский сад. Дети играли во дворе. Много мальчиков и девочек. Черных и белых. Больших и маленьких. Веселых, перепачканных, уставших, голодных, нервных, плачущих, кричащих. Детей, которые обнимали матерей, приходящих за ними, и целовали их так, будто не видели годами. Но ни один из них не был Андрэ. Сан зашла в здание и дошла до комнаты, где занимался ее сын. Донья Тереза приводила в порядок игрушки и книги, разбросанные повсюду. Она была одна. Воспитательница улыбнулась:
— Добрый вечер. Вы чего-то хотели?..
— Андрэ…
Женщина посмотрела на нее удивленно:
— Но ведь Андрэ сегодня не приходил…
Реакция Сан, ее изменившееся выражение лица заставили донью Терезу побежать за списком, куда вносились каждый день отсутствующие:
— Вот он, видите? Он не приходил… Вы сами ею приводили?
Сан покачала головой. Достала мобильный из сумки и снова набрала номер Бигадора. Он все еще был отключен. Поискала номер Лии. Тоже выключен. Ей пришлось сесть. Донья Тереза пыталась спросить, что с ней, но она не могла говорить. В конце концов, воспитательница решила сходить за стаканом воды и предупредить директора. Вдвоем они пытались придумать объяснение. Спросили у Сан, есть ли у нее родственники в Лиссабоне, кто-то, кого предупредить. Она подумала о Лилиане. Директор сама позвонила ей и рассказала, что произошло. Меньше чем через час подруга уже была там, внешне спокойная, уверенная, готовая найти ребенка во что бы то ни стало. Она обняла Сан и попыталась приободрить ее:
— Ну же, ну же, наверняка, это какое-то недоразумение… Прямо сейчас мы пойдем к Бигадору, хорошо?
Они пошли до дома Бигадора, Лилиана — поддерживая свою подругу, которая казалась сомнамбулой, как будто там было только ее тело, а сознание исчезло, перенеслось в далекое место, откуда не могло вернуться назад. Они звони ли в дверь много раз. Никто не открыл. Спрашивали у соседей, но никто ничего не знал. Тогда они зашли в один из баров и нашли в справочнике номер телефона компании, в которой работал Бигадор. По телефону говорила Лилиана. Ей сказали, что он попросил расчет и уволился на прошлой неделе. Тогда она решила, что пришло время обратиться в полицию.
Они искали отделение полиции, шатаясь, спотыкаясь, как две пьяные, которые безумно бродят по улицам, следуя за несуществующим силуэтом призрака. Их заставили ждать более получаса. В конце концов, их приняла женщина, которая очень долго готовила свой компьютер, прежде чем дать им возможность говорить. Лилиана рассказала все, последовательно, стараясь предоставить доказательства и факты, в то время как Сан иногда подтверждала, сухим и отсутствующим взглядом рассматривая плакат, на котором были напечатаны фотографии нескольких преступников. Служащая слушала с интересом, но потом сказала, что пока ничего нельзя поделать. Ребенок был с отцом. Нужно было подождать, пока пройдет сорок восемь часов с момента их выхода из дома, чтобы заявить об исчезновении мальчика. В любом случае, она была уверена, что они вернутся раньше: невозможно было вывезти ребенка из страны без паспорта. Скорее всего, отец решил провести где-нибудь выходные с ребенком, не предупредив. Или они просто гуляли в зоопарке и вернутся вечером. Все время, пока она с ними говорила, женщина улыбалась сочувственно, но без различно, пытаясь их убедить, что такого рода ситуации обычны и что было много отцов, которые вели себя подобным образом.
Когда они вышли из отделения полиции, Лилиана повела Сан к себе домой. Сначала они зашли к ней, чтобы взять кое-какую одежду и зарядное устройство для мобильного, с которого они снова и снова безрезультатно набирали номер Бигадора. Потом они сели в такси. Уже стемнело. Прохожие спешили, стараясь укутаться от влажного холода, который через кожу пробирал до костей. Были маленькие круги света на асфальте, когда они проезжали мимо фонаря или светящейся вывески. Все остальное было темнотой и неопределенностью. Они ехали молча, взявшись за руки, очень близко друг к другу. Иногда Лилиана говорила какие-то слова: «Все уладится, вот увидишь», — чтобы не закричать от того, что на самом деле хотела сказать: «Сукин сын, будь ты проклят и сдохни как собака!»
Они не ужинали и не спали. Они остались сидеть на диване втроем. Сан. Лилиана и ее молодой человек, делая вид, что смотрят по телевизору канал, по которому снова и снова передавали одни и те же бесконечные новости, войны, погибшие, ураганы, коррупция, высокопарные слова политиков. На столе, под отражением света, излучаемого экраном, блестел мобильный, словно идол, от которого ждали спасения.
В шесть часов утра пришло сообщение. Они склонились над телефоном. Сообщение было от Лии: «Андрэ в порядке. Он в Анголе. Спокойно». У Сан слишком сильно дрожали руки, чтобы ответить. Она попросила Лилиану спросить, когда ее сын вернется. Ответ ждали целую вечность. Мину ты обрушивались
