окне видна Мари-Лу с книгой в руке, она смеется и показывает на меня пальцем. Я машу ей рукой. Затем мне становится интересно, сама ли она встала, ведь когда я уходил, она лежала на кровати и читала.
Должно быть, я задумался, потому что внезапно коляска накреняется и падает. Я лежу на траве, а газонокосилка продолжает свой путь по двору.
Когда я бросаюсь за ней в погоню, слышу сильный стук в кухонное окно. Мари-Лу просто корчится от смеха.
Некоторое время уходит на то, чтобы отсоединить коляску. Справившись с этой задачей, я смотрю в окно.
Показываю пальцем на коляску, затем на Мари-Лу, но та качает головой, и я оставляю коляску под вишнями.
Продолжаю стричь траву. Тяжелая машина передвигается по двору без проблем. Я просто иду рядом, стараясь заглядывать вперед, чтобы не наехать на что-нибудь. Однажды летом папа наехал прямо на грядку со священными пряностями Бритт. После этого случая он воткнул в землю шест с белой футболкой. Но теперь шеста нет. Насколько я знаю, больше Бритт ничего не выращивала. Да и сама бывала здесь редко.
Я приближаюсь к каменному ограждению, отделяющему газон от дикой природы, как вдруг, откуда ни возьмись, появляется целый рой шмелей. «Вот, значит, где вы живете», — думаю я. Когда я возвращаюсь и делаю последний виток вдоль ограждения, количество шмелей увеличивается. Они встревожены, но не агрессивны, как осы. Несколько шмелей подлетают к газонокосилке, я разворачиваюсь и еду во двор.
Около дома я глушу мотор, и словно кто-то включает лето опять. Звенящая тишина повисает над двором. Я слышу, как из дома доносится тихая музыка, перебранку чаек на мостках и вечный шелест волн, набегающих на берег.
Издалека газон выглядит отлично. Там, где трава была влажной, газонокосилка просто выдергивала ее. В дальнейшем я воспользуюсь небольшой ручной косой Бритт. Она прекрасно подойдет там, где трава низкая.
— В следующий раз у меня должно получиться гораздо лучше! — кричу я Мари-Лу.
Она сидит у окна и захлопывает книгу, когда я вхожу.
— Жаль, что твое изобретение не проработало долго, — говорит она и улыбается.
— Скорее, какая удача, — возражаю я. — Я чуть не оглох.
Я уже хочу сказать, что голоден как волк, но обращаю внимание, как что-то оттягивает карман.
— Кстати, посмотри, что я нашел.
Старый грязный осадкомер приводит Мари-Лу в полный восторг, словно это долгожданный подарок на день рождения.
Мы сидим на мостках и едим простоквашу и бутерброды с помидорами и огурцами. Хлеб кончился, и надо успеть съездить в магазин, пока тот не закрылся. Мы кормим окуней и смеемся, глядя, как они снуют в темной воде под каменными опорами и подхватывают крошки. Солнце припекает, и мы расслабляемся. Я сбегал домой и переоделся в плавки и теперь вижу, что тело постепенно приобретает более темный оттенок. Я раздумываю, не сходить ли за книгой, но кое-что вспоминаю. Открываю глаза и, прищурившись, смотрю на озеро. На горизонте, словно мираж, виднеется Фьюк, кажется, будто остров висит в нескольких метрах над водой.
— Когда я был маленьким, верил, что Фьюк — заколдованный остров. Что он движется, погружается в воду и выныривает на новом месте, — говорю я.
Мари-Лу смеется:
— Заколдованных островов не бывает, Адам. Но если бы были, то Фьюк был бы одним из них. Однажды я плавала туда. Это довольно примечательное место. Кажется, что время там остановилось. Так же как на нашем лугу. Когда-то на острове в маленькой избушке жил один человек. Отшельник с Фьюка.
— Прямо как я.
— Нет, ты не один.
— Был один.
— Отшельник прожил там всю жизнь. А не только приезжал летом.
— Странное имя, — говорю я. — Отшельник. А как его звали на самом деле?
— Не знаю. Никогда не слышала, чтобы его называли иначе, чем Отшельник. Мне кажется, это красиво.
Мари-Лу потягивается, как разбуженная кошка, которая думает, заснуть ли ей опять или нет.
— Может, искупаться? — лениво говорит она.
— Искупайся. Я тебе помогу.
— Да, ты можешь, — говорит Мари-Лу и гримасничает.
— Мне самому не мешало бы потренироваться, — говорю я. — В это лето я собирался научиться плавать.
— Я помогу тебе, — предлагает Мари-Лу.
— Как?
— Буду давать инструкции. Научиться плавать в одиночку довольно трудно.
— Я знаю, как это делается.
— Ну-ка, посмотрим!
Я встаю прямо, делаю несколько гребков руками по воздуху. Мари-Лу прерывает меня:
— Неплохо, но руки нужно поднимать выше. А ты поднимаешь только на половину высоты. Смотри!
Мари-Лу делает несколько круговых движений руками.
— Ты просто выбрасываешь руки вперед, — говорит она. — Так не годится. Пойдешь на дно камнем.
— А вот так? — я пытаюсь изобразить круговые движения, как у Мари-Лу.
— Вот так гораздо лучше. А теперь попробуй в воде.
Я прыгаю с мостков в воду. Она доходит мне до пояса.
Вода холоднее, чем я думал, и я некоторое время стою и привыкаю, и лишь потом бросаюсь вперед и ныряю. Делаю несколько быстрых гребков руками и снова встаю.
— Ты видела?
Мари-Лу хохочет:
— Тебе нужна надувная подушка!
— У меня ее нет.
— Тогда придумай что-нибудь.
— Доска?
— Может, с доской и получится.
Я выхожу на берег и иду к сараю. Помню, что там должны быть обрезки досок, а также несколько белых пластин пенопласта, оставшихся после того, как Бритт утепляла прихожую. Одна пластина была шириной почти двадцать сантиметров и больше метра в длину.
Возвращаюсь к Мари-Лу с куском пенопласта и захожу в воду. Осторожно ложусь животом на пенопласт. Пластина выдерживает мой вес, и я начинаю быстро грести руками.
— Помедленнее, Адам! — кричит Мари-Лу.
Я немного успокаиваюсь, снова делаю несколько гребков, затем встаю на ноги, потому что едва не ухожу с головой под воду.
— Молодец! Продолжай!
Я чувствую себя немного глупо, стою тут и играю в школу плавания. Несмотря ни на что, мне все-таки пятнадцать. Но еще унизительнее — не уметь плавать.
Я достаточно настрадался из-за этого, поэтому готов потерпеть. Снова ложусь на пенопласт и тренирую взмахи руками. Кажется, что это не я двигаюсь вперед, а пенопласт со мной медленно кружит по воде. Я набираюсь смелости и заплываю немного дальше, но вскоре опять чувствую головокружение.
