— А заодно убежать от соблазна.
Сомертон пробурчал что-то невнятное. Виктории не удалось разобрать ни слова.
Что за письмо он ищет? Если ей удастся помочь ему, они смогут тотчас покинуть этот проклятый прием и вернуться в Лондон. Тогда она окажется на безопасном расстоянии от Сомертона до того, как потеряет способность сопротивляться его обаянию. Необходимо срочно придумать, каким образом оказать ему содействие:
Энкрофт предложил использовать ее, чтобы подобраться ближе к Харди. Действительно, если письмо у этого субъекта, она, вероятно, сможет украсть его. Но как узнать, когда именно вожделенное послание будет у Харди?
— Сомертон, пусть мисс Ситон пошарит у него в карманах.
Боже, Энкрофт и об этом знает!
— Нет, я не стану ее использовать. Она здесь только для того, чтобы Фарли утихомирился и не ревновал ко мне свою жену.
— Когда он, наконец, поймет, что Ханна его любит? — спросил Николас.
— Не раньше, чем она прекратит смотреть на меня так, словно желает затащить в постель прямо у него на глазах.
Виктория прислушалась к шагам мужчин. Господи, только бы они не направились в ее сторону! Дверь, негромко скрипнув, отворилась… затворилась… и наступила тишина. Кажется, удалились, причем оба. По крайней мере, Виктория от души на это надеялась. Нетрудно представить себе, в какое бешенство пришел бы Сомертон, если бы обнаружил, что она подслушивала их разговор.
Замерев в неподвижности, она подождала, не раздастся ли какой-нибудь звук, указывающий на присутствие Сомертона. Затем встала, выглянула из-за ширмы и обвела глазами спальню. Никого нет. На цыпочках, подкравшись к дверному проему, она прижалась к стене и, вытянув шею, заглянула в гостиную. Слава Богу, пусто.
Поскольку надобность в разговоре с Ханной отпала, Виктория бросила свою записку в огонь, села рядом с камином и задумалась. Конечно, необходимо узнать побольше о Харди, однако желательно при этом не вызвать ничьих подозрений. Придется проявить изобретательность.
А когда двери распахнулись и, на пороге появился Сомертон, она поняла, что должна поторопиться. При каждом взгляде на него у нее оставалось все меньше сил противиться его привлекательности.
— Что вы здесь делаете? — спросил Энтони, закрыв за собой дверь. — Я полагал, вы у леди Фарли.
Она пожала плечами:
— Мне нужно было подумать и побыть в одиночестве, поэтому я вернулась сюда. Кроме того, пора переодеваться к обеду.
— Сегодня вечером наденьте синее бархатное платье, — сказал он и бросил сюртук на кресло.
— Почему?
Неужели она не знает, как идет ей этот наряд? Или, возможно, просто жеманится.
— Оно сочетается с цветом ваших глаз.
— Сомертон, — начала Виктория и замолчала.
— Да?
— Как вы думаете, мы можем несколько минут поговорить?
Он сел напротив и внимательно посмотрел на нее:
— Все зависит от темы.
— Я сплю в одной постели с человеком, о котором практически ничего не знаю. Мне кажется, будет лучше, если мы познакомимся немного поближе.
— Какое это имеет значение? Ваша задача только притворяться моей любовницей. — Он ответил ей как обычно, но ее предложение заинтересовало его.
Глядя на огонь в камине, она кивнула и пробормотала:
— Конечно.
— Что вы хотите знать? — примирительным тоном спросил Энтони.
— Что-нибудь. Например, живы ли ваши родители. Есть ли у вас братья и сестры…
Очевидно, можно без особого ущерба рассказать ей немного о себе.
— Мой отец жив, и у меня есть сестра. Ей двадцать лет.
— О, — протянула Виктория без всякого выражения. Ей нужны подробности?
— Дженна, моя сестра, обручена с лордом Линдалом. Они должны пожениться после Рождества.
Она наклонила голову и слегка улыбнулась:
— Судя по вашему тону, вы не испытываете по этому поводу особой радости.
Не слишком ли она проницательна?
— Линдал хороший человек.
— Но?..
— Я не уверен в чувствах сестры к нему.
Не вставая с кресла, Виктория подалась вперед:
— Тогда вы должны остановить их. Вы же не позволите вашей сестре выйти замуж, если она сомневается в своих чувствах? Брак — это пожизненное обязательство. Совершенно необходимо, чтобы она любила мужа.
Стоит ли придавать такое значение любви? История его матери скорее убеждала в обратном. Любовь к мужу не принесла ей ничего, кроме страданий. Как знать, вероятно, Дженне лучше обвенчаться с Линдалом. Если она его не любит, он не сможет причинить ей боль.
— Любовь ничего не решает, — пробормотал Энтони, отрешенно глядя на огонь.
— Кто вас так глубоко ранил? — прошептала Виктория. Он обернулся к ней:
— Никто.
Кажется, она собиралась спросить его о чем-то еще, но вдруг передумала.
— Теперь о вас, мисс Ситон.
— Обо мне, лорд Сомертон?
— Меня по-прежнему интересует, как торговке апельсинами удалось переехать в отдельный дом и организовать приют для сирот.
От взгляда ее голубых глаз повеяло холодом.
— Я думала, вы уже пришли к определенным выводам. — Она встала и направилась в спальню.
Проклятие! Какая разница, чем она занималась все эти годы? И, скорее всего, продолжает заниматься, по сей день.
Энтони задумчиво смотрел, как языки пламени лижут стенки камина. На самом деле, задавая вопрос, он боялся услышать ответ. Потому что винил себя в том, что с ней стало. Если бы он не тронул ее той ночью, возможно, ее жизнь была бы совершенно иной.
Он сокрушенно покачал головой и отправился в спальню, желая посмотреть, что делает Виктория. Она стояла за ширмой и пыталась расстегнуть платье.
— Почему вы не позвали горничную?
— Я справлюсь сама, — пробормотала она, пытаясь дотянуться до пуговиц.
— Нет, не справитесь.
Он подошел к ней, чтобы помочь, и тут же оказался во власти греховных помыслов. Но можно ли остаться равнодушным, когда одну за другой расстегиваешь маленькие пуговички, вдыхаешь едва уловимый аромат лаванды, исходящий от ее тела, и видишь перед собой жемчужную, нежную кожу.
Энтони слушал, как часто дышит Виктория, и пытался разгадать природу ее очевидного волнения. Она не могла желать близости с ним после того, что случилось десять лет назад. Но это нисколько не умаляло его вожделения. По сути, оно не покидало его все последние дни.
— Вы уже закончили? — чуть хрипловато поинтересовалась она.
Будь его воля, он бы на этом не закончил.
— Да.
— В таком случае позвольте мне снять платье без свидетелей.
— Конечно.
