— А уши покусываешь?
— Иной раз…
— Так. Дальше. Мужчины никогда не уделяют достаточного внимания бедрам, особенно с внутренней стороны.
Урок наверняка очень развеселил бабочек. До сих пор они лениво порхали, а тут вдруг заплясали вокруг нас, присаживаясь то на дельфиниум, то на астры, то на астильбу. Сестры понемногу забыли о моем существовании, меж ними завязалась оживленная дискуссия. Вот уж поистине, жизнь иной раз подсовывает нам такое, до чего самим бы нам ни за что не додуматься.
На залив опускался вечер. Большие суда медленно возвращались в порт Канн. Сосед подстригал газон. А две пожилые дамы, как прилежные ученицы, старательно проходили со мной урок. Мало-помалу они стали говорить громче. Кому адресовали они все это — мне или моему отцу, наверняка подслушивающему нас за дверью? Если ему, то для чего — чтобы в предстоящую ночь он превзошел самого себя?
XIII,
в которой со мной пытаются поговорить о деньгах
Утром в понедельник, похожий на многие другие, Габриель сидел с пачкой счетов в руках перед раскрытым ежедневником и молчащим телефоном и — обычное дело в жизни мелкого предпринимателя — задавал себе вопрос, удастся ли подбить бабки за месяц, не свертывая дела.
Вместо меценатов-эстетов, пожелавших осчастливить агентство каким-нибудь заказом века, что был бы сродни Вилландри[11] или Сиссинхерсту, в дверь звонили лишь любители-садоводы, достававшие из пластиковых сумок анютины глазки в бурых пятнах и спрашивавшие: «Что это?»
Поставив диагноз — этероспориоз — и прописав лечение — опрыскивание специальным раствором, Габриель не осмеливался даже назвать им сумму оплаты.
В агентство вошла Каролина — сногсшибательная красотка, приемщица, телефонистка и секретарша одновременно. Уик-энд она, как обычно, провела в Динаре, а вернувшись, не могла скрыть своего беспокойства по поводу того, как идут наши дела.
— Пришла дама.
— Какая она? — с надеждой вскинулся я.
— Старая, в летах и богатая.
— Откуда ты знаешь?
— На ней часы от Ван Клее. И настоящая кашемировая шаль. Но главное — она нетерпелива. Сразу стала ходить из угла в угол. Пусть войдет?
— Боже, спаси нас!
Так Энн попала в мой скудно обставленный кабинет, в котором было десять квадратных метров от силы и на стенах висели две гравюры: боскет Юпитера в Версале и Гранха (Сан Ильдефонсо) Филиппа V[12].
Энн едва поздоровалась, ее взгляд скользнул по мне, не видя. Чтобы оценить положение дел, ей хватило двух секунд.
— Так. Сколько тебе лет, Габриель? — приступила она к делу, сев на единственный в кабинете стул.
— Сорок один.
— Я так и думала. Пора расстаться с детством. — Она повела головой, давая понять, что имеет в виду. — Ты отдаешь себе отчет, сколько тебе будет стоить твоя аргентинка?
— Она замужем.
— Но ты ведь хочешь, кажется, заменить его. Или я что-то не поняла? Вы уже обедали вместе?
— Нет.
— Судя по всему, платить придется тебе. Даже если она и зарабатывает не меньше твоего.
— Прошу тебя, избавь меня от этих банальностей.
— Но это вовсе не банальности. Это реальность. И она такова, что для женщин подобного типа получать своеобразная манера давать. Привычка королев. — Она вынула чековую книжку. — Сколько тебе нужно, чтобы создать настоящее дело?
— Ничего не нужно.
— Семья есть семья, Габриель. Можешь на нас рассчитывать. Твои заботы — наши. Твои увлечения — тоже. Мы не позволим тебе их испортить. Любовь — это война. Ты проиграешь ее, если как следует не вооружишься. Так сколько?
Вслед за моим пожатием плеч, продиктованным гордостью, последовало ее, означавшее: для того, кто верит в мечту, деньги не должны стоить ничего.
После такого обмена мнениями она выписала чек на кругленькую сумму и поднялась.
— Что-то подсказывает мне, что ты в скором времени вернешь мне долг. Люди все больше нуждаются в корнях. Я не изучала рыночной экономики, но, будь я на твоем месте, я бы обосновалась в Версале, чтобы и Людовик XIV работал на меня. Разве это не прекрасная приманка? Удачи тебе.
Она ушла, а в двери возникла Каролина.
— Ну что, я была права относительно состоятельности этой дамы?
Всю вторую половину дня предавались мы мечтаниям. А я — так еще и весь вечер и всю ночь.
Жил-был на свете ландшафтный художник, очень одаренный, только об этом никто не знал. Благодаря своей мачехе, одной из любимых жен своего отца, он основал шикарную фирму на площади Вогезов или авеню Ош. На открытии были весь Париж, Лондон и Нью-Йорк. И пока шампанское лилось рекой, в дверь позвонили. Пришла телеграмма от королевы Англии: она заказывала ему обновление Виндзорского парка. И одновременно на пороге появилась тезка королевы, прибывшая из Аргентины. «Простите за дорожный костюм. Есть ли в вашей прославленной жизни местечко для меня?»
Волшебство растаяло как дым с первыми проблесками зари. Энн была права: чем сложнее жизнь, тем она дороже.
Энн сделала и другой подарок: подсказала, что нужно изменить адрес. Там, где до сих пор был расположен его офис — на одной из улочек XV округа, — одаренный художник по ландшафтам так и прозябал бы, леча балконную герань или в лучшем случае — вишневые деревья.
Однако дело было вовсе не в роскоши офиса. Габриель отослал чек: «Спасибо, Энн. У меня есть собственная задумка» — и сел в поезд до Версаля.
Писатель Брюс Четвин делает такое заключение: истина в движении вперед.
У аборигенов Австралии не имеется карт, и тем не менее они не теряются, поскольку на всем протяжении путь их сопровождает поэзия. Они напевают на ходу. Эти songlines, дорожные песни, образуют огромный лабиринт невидимых дорог.
Достаточно было устроиться на обочине одной из них, по которой двигались подлинные любители садов, и прислушаться к ним.
В Версале все было как всегда: орды в майках брали приступом дворец. У входа в собор Святого Людовика всё так же, как и пятнадцать лет назад, когда я оканчивал биологический факультет, г-жа Шартон со вторника по пятницу торговала семенами и саженцами.
— Никак Габриель! Каким ветром вас сюда занесло?
— Возможно, я сюда переберусь.
— В нашем полку прибыло. Стоит только отведать Версаля, потом ни за какие коврижки не оттащишь. Это я вам говорю.
Из вереницы дам весьма почтенного вида образовалась очередь.
— Я бы вас с удовольствием проводила, но вы сами видите, каким спросом пользуется наш товар…
В воздухе пахло осенью, заложенными в кладовые фруктами, вареньем.
В Королевском огороде заканчивали сбор урожая. Отыскать тропу подлинных любителей садов не составило труда.
Прежде всего они воздавали должное Ленотру[13], восторгались перспективами липовых аллей, Большим каналом, по-детски умилялись деревне Марии- Антуанетты и готовы были отдать дьяволу душу, только чтоб попасть в один из закрытых для посещения уголков.
