хочу, чтобы он выступал с группой, правда хочу. Но откуда-то возникает нехорошее предчувствие. В чем дело? Боюсь, что со временем узнаю.
– Конечно же иди, Майкл! Это очень здорово.
Он радостно улыбается:
– Честно?
Я встаю на цыпочки и целую его колючую физиономию:
– Честно.
Он наклоняется, осторожно прислоняет саксофон к дивану и обнимает меня. На нем только трусы, и его желание очевидно, меня тоже уговаривать не надо. Майкл сбрасывает с дивана подушки и укладывает меня на них; мы стараемся не шуметь, чтобы не разбудить детей. Обычно по выходным они спят допоздна, но всякое бывает.
Прошло три недели. Сегодня вечером Майкл впервые выступает с группой Барри Сандерса в “Рок- амбаре” – настоящем амбаре из металлоконструкций. Некогда он принадлежал козьей ферме Пибли, которую целиком купил отдел недвижимости “Запчастей Копли” и по частям перепродал различным шумным, лязгающим, пропахшим машинным маслом предприятиям: мастерской по ремонту коробок передач, поставщику промышленного водопроводного оборудования, магазину автопокрышек. Сам же амбар приобрели молодые и предприимчивые братья Коннели, Берт и Барт, и объявили на городском собрании, что отныне он станет местом проведения “шоу местных исполнителей”. Что касается “местных”, все верно – исполнителей общенационального масштаба туда силой не затащишь, но “шоу” предполагает толпы зрителей, между тем как в “Рок-амбаре” собирается лишь жалкая горстка народу, в основном насквозь пропитые любители дешевого разливного пива. И там до сих пор пахнет козами.
Я вглядываюсь в задымленную темноту.
– Джулия! Сюда! Я держу место! – Стейси Сандерс, жена Барри, машет мне от столика у сцены.
Ей нет и сорока, но она уже похожа на бабушку со своими ортопедическими ботинками цвета шпаклевки и обвисшей грудью. Я периодически встречаюсь с ней на вечеринках в “Веймаре и Ботте”, и мы почему-то всегда сидим вместе, хотя до сих пор у нас не было ничего общего. Теперь мы обе при группе.
Я заказываю диетическую колу. Стейси интересуется, подают ли здесь чай, – нет – и вежливо просит бутылку воды. На моем муже солнечные очки с диоптриями – реквизит, который он схватил в последнюю минуту: “Мне нужен свой фирменный знак. Не могу же я выйти на сцену в обычном виде”.
Барри подходит к микрофону:
– До-о-обрый вечер, дамы и господа! Рад приветствовать вас на вечере классического рока в нашем “Амбаре”. Позвольте представиться: я – Безбашенный Барри, а это, друзья мои, “Внезаконники”! – Он вскидывает над головой кулак.
Раздаются первые аккорды ледзеппелиновского “Черного пса” – играют, кстати, вполне прилично. Там нет партии саксофона, но Майкл все равно присоединяется.
– Скажу тебе одну вещь. – Стейси наклоняется и буквально вопит мне в ухо, перекрикивая музыку: – Эта группа для Барри – лучше не придумаешь! – Она достает из большой лоскутной сумки клубок шерсти и длинные вязальные спицы. – Он стал совсем как подросток. Причем не только на сцене. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Похлеще всякой виагры.
Я стараюсь не допустить в сознание образ Стейси и Безбашенного Барри в постели, но уже поздно. Музыка стихает. Перерыв. Все мужья подходят к своим женам, за исключением Майкла, который остается на сцене и возится с усилителями. Он улыбается мне, и я с энтузиазмом поднимаю вверх оба больших пальца. По-честному, его саксофон хрипел, как тринадцатилетний мальчишка, у которого ломается голос, но я сочла, что как жена и лучший друг обязана поддержать Майкла.
– Барри, ты весь вспотел, – говорит Стейси. – Дать воды?
– Я не Барри, – шепчет Барри. Под мышками его серой футболки темнеют круги. – Я –
– Конечно. Извини. Безбашенный Барри, – с терпеливой улыбкой отвечает Стейси. – Воду будешь?
– Отличная серьга, Безбашенный, – говорю я, дотрагиваясь до собственной мочки. – Круто.
– Магнитная, – шепчет Стейси. – Барри умер бы, если б кто-то попытался проткнуть ему ухо иголкой.
Барри обжигает ее гневным взглядом:
– Тебе обязательно этим здесь заниматься?
– Чем?
– “Чем, чем”. – Барри оглядывается по сторонам. –
Стейси снисходительно улыбается, машет на него рукой и продолжает считать петли.
– Это здорово повышает самооценку, – сообщает она мне чуть позже, когда наши мужья вновь собираются на сцене. – Ты только посмотри. У них даже фанатки есть.
Она ухмыляется и выразительно показывает куда-то одним глазом. Я смотрю и вижу старую хиппушку, которая, шаркая, танцует босиком у самой сцены на грязном полу. На ней черный топ и лоскутная юбка с воланами, в руке – бутылка пива. Когда песня заканчивается, она хлопает в ладоши, обливается пивом и восклицает: “Ах ты, ё”.
Майкл смотрит на нее, потом на меня, кривит рот и улыбается, зная, что я его понимаю.
Посреди завываний “Прокатись со мной” [7] мне на плечо ложится чья-то рука.
– Найдется местечко?
– Энни! Ты здесь откуда?
– Решила оказать тебе моральную поддержку. Энни берет себе табурет, знакомится со Стейси и заказывает пиво. На ней темно-синяя джинсовая куртка, белая майка, расклешенные джинсы и ковбойские сапоги. Она смотрит на сцену и улыбается.
– Нет, вы только поглядите: настоящая рок-звезда.
– Не совсем, – с легкой гримаской отвечаю я.
Она шутливо хлопает меня по руке.
– Не ехидничай, Джулия. Майкл всего лишь, – Энни показывает пальцами кавычки, – следует за своей звездой. – Она придвигается ко мне и расстегивает две верхние пуговицы моей блузки.
– Что ты делаешь?
– А как по-твоему? Ты теперь фанатка. Нужно одеваться соответственно.
Я снова застегиваю одну пуговку. И, хотя свет в зале приглушен, вижу, что Энни недовольно хмурится.
– Что?
– Сама знаешь что. Расслабься, Джулия. Ты взрослая женщина, сидишь в баре, дети с няней, муж на сцене зажигает. Можно для разнообразия хоть капельку насладиться жизнью?
После концерта Майкл подходит к нам.
– Ты имеешь бешеный успех, – говорю я, мотнув головой в сторону накачавшейся пивом тетки в облегающем топе. – Пора ревновать?
Он улыбается:
– А как же! Где тебе соперничать с такой красотой и грацией. – Майкл отпивает глоток моей колы. – Ну что, как я играл?
Больше всего это напоминало крики гуся, застрявшего в нефтяном пятне.
– Потрясающе, дорогой, – отвечаю я. – Просто фантастика.
– Честно?
– Конечно!
Майкл сияет. И, если не обращать внимания на проплешину, передо мной тот самый мальчишка, в которого я когда-то влюбилась.
Эрегированный член Приапа, сына Афродиты, размерами напоминает бейсбольную биту. Я