минут до того, как закричала женщина.
«За несколько минут до того, как закричала женщина». В таком случае надежды не обманули Шовелена. Сапожок мог послать беглецов вперед, а сам просто не успел добраться. Значит, он все еще на берегу, а все дороги хорошо патрулируются. В любом случае, еще не все потеряно, и не может быть все потеряно до тех пор, пока этот наглый британец находится на французской земле!
– Принесите скорее огня, – скомандовал он, снова входя в хижину.
Сержант достал фонарик. Шовелен быстрым взглядом оценил содержимое хижины: под слуховым окном находилась небольшая кучка остывающих углей, пара стульев, перевернутых, будто вследствие поспешного ухода, рыбацкие снасти, лежащие в другом углу, а рядом с ними какой-то маленький белый предмет.
– Поднимите это, – приказал Шовелен сержанту, указывая на белый клочок, – и дайте мне.
Это был скомканный листок бумаги, явно потерянный беглецами. Сержант, достаточно уже напуганный гневом и нетерпением гражданина, поспешно поднял листок и почтительно подал Шовелену.
– Прочитайте это, сержант, – отстранился Шовелен.
– Но здесь почти ничего невозможно разобрать… Ужасные каракули…
– Я приказываю вам прочесть это, – злобно повторил Шовелен.
Сержант при свете фонарика стал разбирать наскоро нацарапанные слова: «Не имею возможности прийти, не подвергая опасности вас и ваше освобождение. Когда получите письмо, выждите две минуты, затем один за другим выползайте из хижины; поверните строго налево и осторожно двигайтесь вниз по скале; держитесь все время левее, пока не дойдете до первой выдающейся далеко в море скалы, за ней, в бухте, ждет лодка, издайте длинный резкий свист – она подойдет, залезайте в нее, мои люди отвезут вас на шхуну, затем в Англию. Когда будете на борту „Полуденного сна', пошлите шлюпку ко мне, скажите, что буду в бухте напротив „Серого кота', близ Кале. Они знают. Буду там, как доберусь, пусть ждут меня в море на безопасном расстоянии, пока не услышат обычного сигнала. Нигде не задерживайтесь и в точности выполняйте все инструкции».
– Здесь знак, гражданин, – добавил сержант, отдавая Шовелену бумагу.
Однако тот не стал ждать более. Одна фраза из всех наспех нацарапанных каракулей заинтересовала его: «Буду в бухте напротив „Серого кота', близ Кале». Эта фраза может обернуться победой.
– Кто из вас хорошо знает берег? – крикнул он солдатам, которые уже вернулись один за другим после бесплодных поисков и вновь собрались вокруг хижины.
– Я знаю, гражданин, – ответил один из них. – Я родился в Кале и знаю у этих скал каждый камень.
– Есть бухта напротив «Серого кота»?
– Есть, гражданин. Я хорошо знаю ее.
– Англичанин надеется до нее добраться. Он не знает на этих скалах каждый камень и может идти туда более длинным путем. В любом случае он будет осторожен, опасаясь патрулей. Так что, как бы там ни было, у нас есть шанс догнать его. Тысячу франков каждому, кто доберется до этой бухты раньше длинноногого англичанина.
– Я знаю короткий путь через скалы, – обрадовался солдат и с энтузиазмом рванулся вперед в сопровождении своих товарищей.
Через несколько минут их поспешные шаги замерли вдали. Шовелен мгновение прислушивался: обещание вознаграждения хорошо пришпорило солдат Республики. На его лице вновь замерцало предвкушение триумфа.
Рядом с ним все так же безучастно, ожидая дальнейших приказаний, стоял Дега, два солдата склонились над бесчувственной Маргаритой. Шовелен бросил злобный взгляд на своего секретаря. Его хорошо продуманный план провалился, и последствия этого были труднопредставимыми. Были большие опасения, что Сапожок Принцессы ускользнул, и Шовелен, переполненный гневом, какой накатывает порой на сильные натуры, мог отыграться на ком угодно.
Солдаты продолжали держать Маргариту, бывшую в глубоком обмороке, хотя бедная душа уже не в силах была оказать какое-либо сопротивление. Большие темные круги вокруг глаз свидетельствовали о бессонных ночах, волосы спутались и увлажнились вокруг лба, губы кривились от физической боли.
Умнейшая женщина Европы, элегантная и фешенебельная леди Блейкни, поражавшая Лондон своей красотой, умом и экстравагантностью, представляла теперь весьма печальное зрелище. Вид этой уставшей, измученной женщины растрогал бы любое, но только не каменное сердце врага, одержавшего теперь над ней верх.
– Какой прок охранять полумертвую женщину, – злобно сказал он солдатам. – После того как вы упустили пятерых мужчин, которые были настолько живыми, что даже смогли убежать.
Солдаты послушно встали.
– Вы бы лучше попробовали найти тропу и ту раздолбанную повозку, что мы бросили на дороге.
Вдруг его поразила некая идея.
– А! Кстати! Где этот жид?
– Совсем рядом, гражданин, – сказал Дега. – Я заткнул ему рот и связал ноги, как вы приказали.
До ушей Шовелена долетел совсем близкий жалобный стон. Дипломат пошел следом за своим секретарем, который привел его за хижину, где в полном упадке духа с туго спутанными ногами и заткнутым ртом лежал несчастный представитель рода Израилева.
Лицо его, искаженное от ужаса, в серебряном свете луны казалось лицом привидения. Глаза, дико выпученные, почти остекленели, все тело дрожало, как в лихорадке, а бескровные губы испускали едва слышные стенания.
Веревка, которой поначалу были опутаны его руки, оказалась снятой и валялась рядом. Но он будто бы и не заметил этого, поскольку даже не сделал попытки сдвинуться с того места, куда его положил Дега. Он смотрел на парализующую его движения веревку подобно цыпленку, который с ужасом смотрит на белую
