смотреть, как я его принимаю.
Тем вечером парень пришёл и был озадачен, увидев зрителей, сидящих на стульях вокруг кухонного стола. Но он приготовил ложки и проделал весь ритуал приготовления этого персидского наркотика, которого я никогда раньше не видел. Потому что он был на основе масла, ему нужен был лимон, чтобы приготовить его с ним. Сначала он вколол себе и немного замер, а потом сказал: “Теперь твоя очередь”. Он приготовил шприц, который был наполнен чем-то коричневым. Я никогда раньше не принимал ничего коричневого. Все ужасно нервничали и следили за тем, не умирал ли я. Я принял, но не почувствовал ничего особенного. Я попросил у него ещё, и он согласился, но наркотиков больше не оставалось. Он дал мне ещё дозу, и всё равно не было этой великой, мечтательной “давай нырни в кровать и проспи двенадцать часов” опиумной лихорадки. Позже я обнаружил, что наркотики, которые он употреблял, были довольно слабыми. Они решительно не давали большого кайфа и не подожгли меня на поиски другой героиновой связи. Это была трата денег, и великий спектакль принятия этого перед моими друзьями окончился неудачей, и все ушли.
К осени 1981 года, даже притом, что я не принимал сознательного решения, я не был студентом UCLA больше. Учёба не вписывалась в этот бушующий, наркотически-клубный стиль жизни, который я вёл. Я естественно не выглядел как студент. Я поменял свою странную причёску Затычки-Пузыря на флэттоп. Я видел флэттопы в клубах, мне казалось, что они выглядят круто. Поэтому я пошёл в болгарскую парикмахерскую Бадз Флэттопс на Мелруз Авеню, и за четыре бакса они сбрили все волосы по бокам и сзади и оставил полдюйма волос, прямо стоящих на макушке. Когда я сделал это, было похоже на то, что я полностью стёр все свои связи с прошлым. Теперь я был сумасшедшим, бесконтрольным панк-рокером. Когда я пришёл на работу на следующий день, Дэвид был поражён. “О, Боже, ты состриг все свои волосы”, - сказал он.
В тот момент песню группы Devo зазвучала по радио, и я включил громкость на всю и начал танцевать по всему офису. “Это очень жестокий стиль танцев”, - с раздражением сказал он. Но отключился и бежал к моему новому я.
Всё время, что я работал, я опускался в долговую яму, тратя всё больше на употребление кокаина, алкоголя и кучи таблеток. Я не видел этого, но всё шло под откос. Мне было плевать на работу, на здоровье, на такие обязанности, как плата за жильё, я как будто бы уезжал от всего этого на безумно быстром поезде. Ужасно ироническая космическая уловка наркотической зависимости состоит в том, что наркотики это очень весело, когда ты только начинаешь их принимать. Но ко времени, когда последствия проявляются, ты уже не в том положении, чтобы говорить: “Эй, я просто не буду принимать и всё”. Вы потеряли эту способность и создали механизм поддержания и укрепления этого состояния. Абсолютно ничего не сходит с рук, когда дело касается наркотиков.
После того, как много раз приходил не в кондиции, Дэвид уволил меня. Мне было очень грустно, что я подвёл его. Было также грустно, что я потерял курицу, несущую золотые яйца. Затем я получил ещё порцию плохих новостей. Похоже, что ДжейКей отнёс напечатанную нами копию флаера на вечеринку нашему арендатору. Он сказал ему, что мы распространили флаеры в аудио магазинах на Мелроуз и устроили дикую вечеринку, которая подвергала дом опасности. Тем временем ДжейКей поставил в очередь на заезд в дом двух других своих друзей. К тому времени, как его процедура выселения заработала, мы уже были готовы уходить. Наши жизни начали саморазрушаться до той точки, когда мы не могли платить за жильё регулярно.
До того, как мы покинули дом, я всё-таки смог накопить немного денег и купить себе подержанную машину. Раньше я ездил на Капри, которую Стив (Steve) и Пеги (Peggy) подарили мне на окончание средней школы. Я никогда не ремонтировал её, поэтому за прошлый год у неё не стало кашне, и были нулевые тормоза. Я по обыкновению врезался в ограждения, когда хотел остановиться. Однажды утром машина просто встала, и когда я проверил масло, оно было абсолютно сухим. Весь двигатель превратился в камень, поэтому я попрощался со своей машиной, поблагодарил её за пару лет преданной службы без аварий, и оставил её на улице. Я взял номер журнала The Recycler и нашёл красивую T-Bird шестьдесят второго года за шестьсот долларов. Она была просто огромной и достаточно скоро стала для меня передвижной спальней.
По некоторым причинам Майка и меня не беспокоило то, что мы оказались на улице. Само понятие сна не имело тогда для нас особого смысла. Повсюду открывались новые клубы, и вся пост-панк сцена развивалась в Голливуде. Там был клуб Ласа, ночной бар Нулевой и клуб Кэш, который был известен как творческое пространство для художников Голливуда. В итоге мы оказывались в этих местах, потому что мы тусовались всю ночь, каждую ночь, двигаясь вместе с этим невидимым потоком вечеринок.
Майк был чуть в лучшей форме, чем я. Он не принимал наркотики так отчаянно и всё ещё имел доход от своей работы в ветеринарной клинике. Когда мы покинули дом Формозы, всё закончилось тем, что он остановился в клубе Кэш. Этим клубом управляла женщина по имени Дженет Каннингем (Janet Cunningham), у которой была легальная работа директора по подбору дополнительных актёров в киноиндустрии. И если ты актёр, художник или музыкант, то Дженет разрешила бы остановиться в этом укромном месте на чердаке бесплатно. Днём это было просто место для тусовок, а по вечерам там проходили концерты. В то время, как туда заехал Майк, там жил Ларри Фишбёрн (Larry Fishburn), а также отличный барабанщик из Гваделупы по имени Джоель (Joelle), французский художник по имени Фаб-рис (Fab-rice) и настоящий панк-рокер по имени Энимал Бонер (Animal Boner). По-моему у этого парня были одни из первых татуировок, которые я видел на ком-то кроме старых моряков, у него они были на коленных чашечках, и на них было написано “МЕТАЛЛ”.
ФАБРИКА КОЛЕННЫХ ЧАШЕЧЕК.
Майк остановился там, поэтому я, бывало, время от времени тоже проводил там время. Именно тогда мы начали употреблять героин. Фаб (Fab), кроме того, что он был художником, заимел постоянный источник китайского героина. Он был настолько чистым, что можно было вдохнуть одну дорожку и полностью накачаться. Майк тоже начал его принимать, но он всегда был в категории лёгкого веса в том, что касалось героина. Прикол был в том, что достаточно было показать ему щепотку героина, и его начинало тошнить.
К тому времени моя причёска начала отрастать, поэтому однажды, когда мы тусовались на вечеринке в Вэлли, я попросил Хиллела сделать мне ирокез. Я знал, что он умел обращаться с формами и измерениями, поэтому мы пошли в ванную, и он выстриг мне ирокез. Моя прежняя причёска уже была приучена стоять, поэтому мне не нужно было использовать яйца, гель или что-либо ещё, что другие панки использовали для выпрямления ирокезов. Мой просто стоял сам по себе, как конский волос, который торчал из старых боевых шлемов.
Ирокез дал мне новую личность и новую энергию. Даже притом, что у меня не было жилья и работы, это ничего не значило, потому что у меня была эта новая броня и хорошее самоощущение. Я надевал белое платье без нижнего белья, чёрные военные ботинки и шёл танцевать. Одним из новых отличных мест, которые я для себя открыл, был Радио клуб, первых хип-хоп клуб в Лос.-А. Я ходил туда с Майком и Гэри Элленом (Gary Allen), нашим безумным, чернокожим дизайнером гей-моды, который был родом из Арканзаса и был вокалистом в группе Neighbor's Voices. Мы танцевали пять часов подряд, и тратили все свои силы.
Когда приходило время сна, я не был придирчивым. Всё было, как было. Если я был с Майком, то я оставался там же, где и он. Но Хиллел был моим любимым пунктом в моем кроватном туре. Его семья всегда тепло принимала меня и никогда не давала мне чувствовать себя неудачником, каким я на самом деле был, даже, несмотря на то, что однажды я превысил лимит гостеприимства. Хиллел подошёл ко мне и сказал: “Я думаю, если ты останешься сегодня на ночь, это будет немного больше, чем моя мама может выдержать. У неё тоже были трудные времена”. В итоге, я спал в моей T-Bird, припаркованной перед домом Хиллела. Мне не было комфортно между передними сиденьями и металлической коробкой передач, поэтому я вылезал из машины и располагался прямо на их переднем газоне. Утром соседские дети выходили поиграть и видели фрика с ирокезом в одежде со склада, отрубившегося на траве. В итоге Хиллел пригласил меня на кофе и тосты.
Когда я был не у Хилела, я оставался у моего друга Кейта Барри (Keith Barry). Он жил со своим отцом в маленьком доме с двумя спальнями в Голливуде. Он был известен тем, что курил траву каждый день, поэтому это стало ещё одной остановкой, чтобы получить кайф. Кевин всегда был изгоем, поэтому он был в
