Однако Гэнроку, посмеиваясь, встал, подобрав полы легкого кимоно, повернулся к Соэмону тылом и выставил свой заголенный волосатый зад:
— А ну, давай, руби! Я тоже не кто-нибудь, а Гэнроку Исия! Ишь, грозить вздумал! Поди-ка с задницей моей справься сначала! Говорят, Гэнроку скряга, да для такого героя ничего не жалко! Все, давай-давай! Кухонный нож-то есть? Давай, руби, может, хоть после этого остынешь слегка! А ну, давай, говорю!
Стоявший рядом Бокуан с ужасом наблюдал, как у него на глазах разворачивается скандал, чреватый кровопролитием, поскольку Гэнроку, как видно, вконец распоясался, позабыв о приличиях.
Тем временем обитатель соседнего дома, с виду молодой еще мужчина, зажег курительницу от комаров и вышел на веранду, обмахиваясь веером. Ночь была душная, и спать совсем не хотелось.
Гэнроку орал так громко, что заинтересованный сосед спустился во двор, подошел к забору и заглянул через него. Крики его долетали через изгородь на улицу, так что и прохожие в переулке, наверное, останавливались послушать. Сочувствие шевельнулось в его груди.
Мужчину звали Дэнкити Омия. Он числился ремесленником и переехал в этот дом всего десять дней назад, но в действительности под личиной горожанина скрывался Сёдзаэмон Оямада, в прошлом вассал дома Асано.
— Да ладно уж, Гэнроку, не горячись так. Ты бы поговорил по-хорошему… — пытался успокоить своего разбушевавшегося спутника Бокуан, но тщетно.
— Как же! С таким, небось, по-хорошему не договоришься! Он, вишь, норовит человеку на глотку наступить! Пусть меня зарубит, пусть! Он может, я знаю! Что ж, плохо ли погибнуть от руки самурая?! Можно считать, что жизнь прожита не зря!
— Да погоди ты! Погоди! — уговаривал Бокуан, прикидывая, что, если дело дойдет до стычки, то все его планы пойдут кошке под хвост и те дела, которые еще можно было бы сейчас уладить, станет уладить невозможно. Он уже немного жалел о том, что взял с собой этого скандалиста.
Соэмон, сообразив, что просто зарезать кого-то все-таки не то же самое, что зарубить на поединке, на время был повергнут в смущение воплями противника: блеф его не удался и теперь он, схватившись за меч, только свирепо пялил глаза на Гэнроку.
— Иди-ка отсюда! — позабыв о правилах приличия, сдавленным голосом прошипел Бокуан, хлопнув Гэнроку по плечу.
— Во… вот ведь каков нахал! Вы уж меня извините, сударь, не сдержался. Ладно, сегодня на этом закончим, пожалуй. Можем и уйти.
— Только вот…
— Что «только вот»? Иди, иди! — напутствовал его хозяин, все так же грозно глядя на управляющего, но при этом будто бы даже подмигнув.
Гэнроку с кислой миной спустился во двор с веранды и пошел прочь. Порядком струхнувший Бокуан, суетливо потирая руки, приговаривал:
— Надо же, вот балбес какой!.. Я-то хотел все по-хорошему уладить, да где там! С таким грубияном каши не сваришь…
— Что уж теперь!
— Нет, вы, наверное, сердитесь, что я его привел… Примите мои извинения.
— Да нет, это я должен извиняться. Мне даже слушать от вас такое неловко… Я ведь лишнего себе позволил — нехорошо получилось…
— Ну, вообще-то вы правильно держались!
После того как Бокуан принес извинения, на том можно было бы распрощаться, но этого не произошло. Бокуан, успокоившись, вытащил чубук и, будто бы впав в угрюмое оцепенение, принялся неторопливо раскуривать трубку. Некоторое время Соэмон тоже сидел в мрачной задумчивости, не произнося ни слова.
Наконец Бокуан несколько приободрился. Он помолчал, пуская струйки сизого дыма.
— Что-то я засиделся… Этот Гэнроку, конечно, тут вел себя безобразно. Но, может быть, в конце концов вы все-таки соизволите передумать, — наконец сказал Бокуан, выбивая из трубки пепел и постукивая чашечкой чубука о края жаровни.
Обращение, что и говорить, было вежливое, даже заискивающее.
— Ну, вот что… — начал Соэмон с таким видом, будто хотел сказать: «Опять вы за свое!» — Может, вы и хотели как лучше, но разговор на этом окончен.
— Это ваше последнее слово? — с убитым видом спросил Бокуан. — Значит, напрасно я старался, все попусту? Ну, коли так, мне здесь больше делать нечего.
Тем не менее уходить он не торопился.
Глядя из-за изгороди, Сёдзаэмон Оямада видел, что, столкнувшись с упорством хозяина, медицина оказалась бессильна. После этого разговор принял совсем другое направление, и к больной теме уже не возвращались. Свидетельством тому можно было считать требование Бокуана поскорее заплатить просроченную плату за квартиру и перебраться куда-нибудь еще, освободив помещение. Правда, это бесцеремонное требование Бокуан высказал весьма мягко, подбирая соответствующие выражения. Однако, как показалось Сёдзаэмону, хотя домовладелец и прикидывался обходительным, здесь-то и проявлялась его истинная сущность: он просто не мог удержаться от того, чтобы жестоко не уязвить собеседника.
В сердце молодого самурая вскипело негодование. Он уже хотел зайти к соседу, бросить на стол деньги и сказать, чтобы тот завтра перебирался на другую квартиру, но решил, что такое вмешательство будет выглядеть слишком навязчивым и в данный момент поддаваться благородному порыву, пожалуй, не стоит.
Сосед, должно быть, только притворяясь спокойным, отвечал, что все сделает как сказано, и на том распрощался с Бокуаном, после чего с грохотом стал задвигать ставни-
Вскоре после того во мраке над кровлями бедного квартала, что смыкались и наслаивались друг на друга, по-летнему яркой россыпью загорелись звезды Серебряной реки, бескрайнего Млечного Пути.
Сёдзаэмон, сидя на веранде и обмахиваясь веером, невольно прислушивался к тому, что делается в доме у соседа. Оттуда доносился приглушенный плач девушки и бранчливый голос ее отца, бросавшего раздраженные отрывистые упреки. Сёдзаэмон снова не мог сдержать негодования, вспомнив о бессовестном домовладельце. Ведь сосед по своему положению не так уж отличался от него самого. Такой же, в сущности, ронин. Как знать, может быть, и сам он, Сёдзаэмон, когда-нибудь так же будет горе мыкать…
Сейчас вся жизнь Сёдзаэмона подчинена одной цели: он должен дождаться того дня, когда свершится месть. В какую бы страшную нищету он ни впал сейчас, мысль о мести придает ему силы, чтобы с улыбкой встретить бедность, вынести любые испытания. Но каково тому ронину, у кого нет такой одухотворяющей цели, тому, кто влачится по жизни в напрасных мечтах когда-нибудь найти себе нового сюзерена? В какую бездну унижения и убожества он ввергнут!
На изгороди, отделявшей его двор от соседского, Сёдзаэмон заметил белые цветы. Это девушка из соседнего дома перебросила через плетень лозы, на которых раскрылись белые чашечки вьюнка. Это она осветила ночную мглу сада прелестными белыми цветами. Печальная девушка с омраченным челом… Отчего-то мысль о девушке не давала ему покоя…
Постель была расстелена, сетка от комаров натянута… Так тому и быть, — решил Сёдзаэмон. — Завтра посмотрим, как там оно получится… Если ничего другого придумать не удастся, предложу им деньги.
С этой мыслью он отогнал назойливого комара и забрался под сетку.
Зарево
На следующий день снова парило с самого утра. Сёдзаэмон плохо спал и проснулся на рассвете. Он уже собрался вставать, когда из соседнего дома донесся звук отодвигаемых ставней-
