Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

наведаться в обитель Сихо-ан и попроситься в ученики к мастеру чайной церемонии. Сохэн Ямада, чья школа помещалась в Сихо-ан, изучал искусство чайной церемонии у Сэн-но Сотана и, таким образом, был прямым продолжателем традиций Сэн-но Рикю.[178] Будучи человеком известным в Эдо, он пользовался расположением одного из приближенных сёгуна Нагасигэ Огасавары Садоноками. Дом Сохэна находился в квартале Такахаси, в Фукагаве. Добравшись до места, Гэнго обнаружил, что получить доступ к мастеру легче, чем можно было ожидать. Он представился как торговец мануфактурой Симбэй из Киото, который частенько наведывается в Эдо по своим коммерческим делам, и попросил разрешения время от времени брать у мастера уроки. Сохэн, поговорив с посетителем, нашел его человеком вполне достойным и не усмотрел никакого повода для отказа. В конце концов ведь в изящных искусствах и развлечениях не существует различий между четырьмя сословиями.[179]

— Что ж, беру я недорого. Пожалуй, что я готов вам давать уроки, — промолвил он в ответ.

Обрадованный Гэнго вручил наставнику приготовленное заранее первичное подношение[180] и с тем удалился. Учитывая, что Сохэн состоял в той же школе, что и Кира, а также то, что для Гэнго дело было совершенно новое и ему было необходимо в кратчайшее время оказаться допущенным к урокам, подношение было очень внушительное, но Сохэн, как заметил Гэнго, был человеком вполне бескорыстным и ничто, кроме Пути чая, его не увлекало. Принимать учеников для него тоже было скорее в удовольствие, так что Гэнго в глубине души даже стало стыдно.

И Сохэн, и Гэнго в своем первом впечатлении о собеседнике не обманулись. Сохэна действительно в этом мире ничего не интересовало, кроме его профессионального мастерства, которому он отдавался ревностно и самозабвенно. Что касается Гэнго, назвавшегося торговцем мануфактурой Симбэем, то он тоже имел определенное влечение к искусствам — будучи весьма искушен в тонкостях сложения хайку, он был способен постигнуть сокрытый за ними огромный мир, что существенно отличало его от заурядного лавочника. За какие-нибудь несколько дней занятий учитель и ученик так духовно сблизились, что буквально не могли обойтись друг без друга. Незаметно для себя Гэнго стал воспринимать ежедневные посещения дома в Такахаси не столько как задание, сколько как отрадное времяпрепровождение, хотя при этом, разумеется, не забывал и о поручении, ради которого ему доверили эту миссию.

Впервые ему довелось услышать имя Киры из уст мастера Сохэна спустя неполные две недели после того как он был принят в ученики, в начале декабря. Когда урок был окончен и Гэнго уже собирался было уходить, мастер спросил:

— Вы когда в следующий раз придете?

— Собираюсь послезавтра, — отвечал Гэнго.

— Послезавтра у нас пятое. Ну, в таком случае я вас попрошу прийти немного пораньше. Вечером я отправляюсь в усадьбу одного вельможи в Мацудзаку. Мы с ним занимались в одной школе, так что я стараюсь бывать у него на чаепитиях, — пояснил мастер.

«Итак, пятого числа в квартале Мацудзака намечается чайная церемония», — молнией сверкнула мысль в голове у Гэнго. Раз там состоится чаепитие, сам Кира наверняка будет ночевать в усадьбе. Гэнго с трудом сдерживал сердце, которое так и рвалось из груди.

— Что ж, хорошо, я приду пораньше, — сказал он как ни в чем не бывало, что стоило ему немалых усилий, и тихо встал, собираясь откланяться. Между тем ему ужасно хотелось пуститься в пляс, как простому мужику, с воплем «Попался!»

Отослав письмо Ёдзаэмону, неотлучно находившемуся при вдове князя, и отчитавшись таким образом о состоянии казенных денег, Кураноскэ теперь намеревался любой ценой нанести решительный удар до конца года, что, по его расчетам, было вполне реально. Накануне того дня, когда Гэнго Отака доставил полученные им сведения из обители Сихо-ан, Кураноскэ собрал всех соратников в чайной подле храма Хатимана в Фукагаве — он хотел укрепить дух единения в сердцах друзей и поддержать в них решимость, которая потребуется в ночь штурма.

В тот вечер холодный зимний ветер, проносившийся по улицам Эдо, взметал в закатное небо бурую пыль. Простиравшийся в вышине холодный свод небес был словно окрашен в цвет индиго. Пока Кураноскэ с Тикарой, Дзюнаем и еще несколькими самураями переправлялся в лодке на другой берег Сумидагавы, по реке гуляли волны и пассажиров осыпало брызгами. Когда они выбрались на сушу и пошли к условленному месту узкими переулочками Фукагавы, ночь уже вступила в свои права. Чайная, куда все должны были явиться, располагалась у самого моря, над темной пучиной, напротив главных ворот храма. Когда Кураноскэ и его спутники зашли в комнату, большинство соратников уже были на месте. Их было много. Некоторые ждали сгрудившись у жаровни. Там были и самураи, и кто-то, похожий на врача, из мещан, и просто переодетые в мещанское платье. Зрелище напоминало какое-то диковинное собрание, на которое собрались во множестве под одной кровлей представители различных сословий и всевозможных профессий.

Дзюнай Онодэра сказал владельцу чайной, что у них тут проходит сбор только что учрежденного общества взаимопомощи. Такого рода заседания обществ взаимопомощи в ту эпоху были весьма модны, так что никаких подозрений они не должны были вызывать.

Студеный ветер проносился над городом в черном небе. Каждый раз от его порывов дрожали сёдзи и под просочившимися сквозь щели сквозняками трепетало пламя светильников. Однако атмосфера в зале была радостная. Сбросив на время гнет социальных условностей, старые знакомые тихонько переговаривались друг с другом, отчего в зале царила атмосфера радостного оживления.

Старый Дзюнай Онодэра, назначенный ответственным за регистрацию, поглядывая на присутствующих, проверял список, обводя имена явившихся кружком. Приходили группами по два-три человека. Престарелый Яхэй Хорибэ задержался и пришел в последний момент, как раз к условленному времени.

Ожидавший в прихожей Дзюнай с беспокойством посматривал на имена в списке, еще не отмеченные кружком. Недоставало лишь пятерых. Однако, если смотреть на дело непредвзято, то, видимо, можно было домыслить уважительные причины для их задержки: кто-то плохо знал дорогу и заблудился, с кем-то по пути что-нибудь случилось…

Кохэйта Мори поднял вопрос о том, как лучше наладить охрану на время их тайного совещания. Конечно, надо было раздвинуть сёдзи, чтобы поглядывать на улицу, и кроме того, снаружи надо было выставить часовых. Стали решать, кто пойдет на дежурство. Кохэйта предложил Кураноскэ, чтобы с ним вместе отправились Тадасити Такэбаяси и Сукээмон Томиномори.

— Нет, это дело уже поручено другим, не из нашего отряда, — возразил командор.

— Сегодня все соратники должны быть здесь, на своих местах, уходить никому нельзя. Надо бы взглянуть, заступили уже эти молодцы на охрану или нет, — крикнул сидевший в зале Китиэмон Тэрасака и подмигнул.

— Людей для охраны нам обещал прислать мой родич, господин Отставник из клана Цугару, — сказал Кураноскэ. — Что ж, пойди, посмотри.

Китиэмон проворно вышел из дому и скрылся во мраке под завывание холодного вихря.

Снаружи тянулась сосновая роща, а сразу за ней начиналось море — из-за дюн доносился глухой гул прибоя. Китиэмон, ступая по песку, обошел снаружи ограду чайной, вглядываясь в ночную мглу.

Заприметив его, из темноты, словно морское чудище, грозно и тяжко шагнул навстречу Мунин Оиси:

— Ты, что ли, Тэрасака?

— Так точно! — выдохнул Китиэмон, весьма впечатлившись тем, что сам Мунин вот так запросто явился стоять в карауле. Ведь он обещал только прислать кого-нибудь из молодых парней поздоровее.

Китиэмон почтительно высказал благодарность его преподобию за то, что тот самолично изволил прибыть им на помощь в столь холодный и ветреный вечер.

— Да что уж, разве можно такое дело поручать молодежи?! У меня все равно сердце было бы не на месте, — усмехнулся Мунин. — Ну, как там? Все собрались? Поклон от меня командору. Я уж тут позабочусь, если кто вдруг появится — надо же помочь родственнику. Пусть он знает, что мы в одной лодке! К вам я туда заходить не буду — похожу тут, погляжу, а потом вернусь восвояси.