подражающем человеку.
Фантазия становилась столь живой и захватывающей, что он начал прикидывать, то ли запахи „рагу“ что–то проделывают с его головой, то ли предписанные городскими алхимиками подавляющие обоняние снадобья имеют побочный галлюциногенный эффект.
— Успокойся, человечий отпрыск, — услышал он Готрека. — Ты выглядишь весьма бледно.
— Я просто думаю о крысах.
— В туннелях твой мозг создаёт своих собственных врагов. Это первейшая вещь, от которой должен научиться защищаться боец в туннелях.
— Значит, ты думал о подобных вещах ранее, — полусаркастически сказал Феликс.
— Конечно, человечий отпрыск. Я воевал в глубинах ещё до рождения твоего отца. Дороги вокруг Вечной Вершины никогда не безопасны от врагов, и все граждане Королевского Совета часть своей военной службы проводят в глубинах. Там погибает больше молодых гномов, чем где–либо ещё.
Готрек был необычно откровенен, как иногда бывало в моменты большой опасности. Опасность делала его словоохотливым, словно он изъявлял желание общаться с другими только тогда, когда сознавал, что другого случая уже может не представиться. Хотя, возможно, он ещё не протрезвел после вчерашней ночи. Феликс понимал, что вряд ли узнает точно. Уяснить чуждые мотивы гнома было ему почти так же недоступно, как понять скавена.
— Я помню свой первый день в туннелях. Всё выглядело гнетущим, каждый звук казался отзвуком шагов неведомого врага. В страхе от услышанного скоро начинает казаться, что ты окружен неприятелем. И когда появляется реальный противник, ты уже не можешь распознать, где он. Сохраняй спокойствие, человечий отпрыск, проживёшь дольше.
— Тебе легко говорить, — пробормотал Феликс, когда дюжий Истребитель протиснулся мимо.
Как всегда, присутствие Готрека его ободрило.
С некоторым трепетом они приблизились к месту, на котором был убит Гант. Туман поднимался с поверхности „рагу“, и местами было заметно слабое течение по осадку нечистот. Место столкновения выглядело точно так же, как запомнилось Феликсу, за исключением отсутствия тела. Изменился участок, где ранее лежал труп.
По слизи шёл след, неожиданно обрывавшийся у края бортика, похоже, что тело немного протащили, а затем сбросили. Он понимал, что надо было забрать тело вчера, пока была возможность, но для этого они были слишком потрясены, взволнованы и расстроены случившимся. Никто не изъявил желания тащить паршивый труп крысочеловека. А теперь тело пропало.
— Кто–то забрал его, — сказал Хеф.
— Кто бы это мог быть? — спросил Паук.
Готрек обследовал место, где лежало тело. Он наклонился и тщательно рассмотрел следы, затем потёр глазницу правым кулаком. При этом в опасной близости от его татуированной головы оказался топорик, которым был убит скавен.
— В любом случае, то был не человек. Это точно.
— В канализации полно разных падальщиков, — сказал Руди. — Ты не поверишь, какие создания обитают в „рагу“, — высказал он распространённое убеждение стражей.
— Не думаю, что это было животное–падальщик, — сказал Готрек.
— Скавены, — озвучил Феликс общую невысказанную мысль.
— Слишком большое. По крайней мере, одно. Остальные следы могут принадлежать скавенам.
Феликс вглядывался в сумрак, внезапно сделавшийся ещё более пугающим.
— Насколько большое?
Он выругался про себя за столь односложную манеру разговора, присущую остальным.
— Готрек, насколько велико упомянутое тобой существо?
— Вероятно, повыше тебя, человечий отпрыск. Вероятно, поздоровее Руди.
— Мог ли это быть один из мутантов, которых, по твоим словам, разводят скавены? Своего рода гибрид?
— Да.
— Но куда могли пропасть все эти следы? Не могли же они все попрыгать в „рагу“, не так ли? — спросил Феликс.
— Колдовство, — сказал Хеф.
— Чёрная магия, — добавил Паук.
Готрек поглядел с бортика и выругался на родном языке. Он был рассержен, борода встала дыбом. В его единственном глазу засветился огонек безумной ярости.
— Они не могли так просто исчезнуть, — сказал он. — Это невозможно.
— Может у них была лодка? — предположил Феликс, высказав лишь сейчас возникшую мысль.
Остальные поглядели на него с недоверием.
— Лодка? — произнёс Хеф.
— В „рагу“? — добавил Паук.
— Не тупи, — заключил Руди.
Феликс покраснел.
— Я не туплю. Погляди, следы обрываются здесь. Довольно просто было бы для кого–то сойти с бортика в небольшую плоскодонную лодку.
— Глупее этого мне слышать не доводилось, — сказал Руди. — У тебя неплохое воображение, малыш Феликс. Кому только могла прийти в голову идея использовать лодку в этом месте?
— Мало ли вещей, о которых ты никогда не задумывался, — огрызнулся Феликс. — Но размышления — не твой конёк, не так ли?
Он поглядел на остальных стражей и покачал головой.
— Вы правы, лодка — это бессмыслица. Гораздо лучше предположить, что они волшебным образом испарились. Может быть, толпа пикси{3} прилетела и унесла их отсюда.
— Точно, пикси. Мне это больше по душе, — сказал Руди.
— Руди, он насмехается, — произнёс Паук.
— Весьма язвительный паренёк, наш малыш Феликс, — добавил Хеф.
— Возможно, то здравая мысль, — сказал Готрек. — Не так уж трудно привести сюда лодку. Канализация ведь стекает в Рейк. Легко можно украсть небольшую лодку.
— Но все стоки в реку зарешечены, — сказал Руди. — Чтобы бродяги не залезали.
— А в чём же заключается наша работа, как не отлавливать тех самых бродяг, когда они всё же проникают через решётки? — поинтересовался Феликс.
Он заметил, что доходить начало даже до тупоголового Руди.
— Но зачем, человечий отпрыск? Зачем использовать лодку?
Феликс немного приободрился. Готрек нечасто соглашался с тем, что Феликс знает о чём–то лучше него. Он быстро прикинул возможные причины.
— Для начала, они не оставляют следов. Возможно, они занимаются контрабандой. Предположим, как вариант, кто–то завозит по реке искривляющий камень. Вчера наш беглец–аристократ, похоже, расплачивался им с крысочеловеком.
— От лодок меня мутит. Больше лодок я ненавижу только эльфов, — проговорил Готрек, когда они двинулись дальше.
За оставшуюся часть дня они не нашли следов скавенов, однако обнаружили, что распилена решётка на одном из стоков в Рейк.
Феликс вошёл с улицы в „Золотой Молот“. Он как будто попал из реальности в сон. Швейцар придержал для него большую дубовую дверь. Подобострастные официанты провели его с убогой улицы в обширный обеденный зал.
В свете огромных хрустальных канделябров, за ломящимися от яств столами восседали богато одетые люди, беседуя за трапезой. Со стен на обедающих грозно взирали портреты великих героев Империи. Феликс узнал Сигмара, Магнуса и Фредерика Отважного — работы Веспасиана, наиболее известного художника Нульна за три последних столетия. Дальняя стена была полностью занята портретом курфюрста
