— Папа, мне нужны деньги на переобучение, — сказала я. — Помоги. Мы тебе вернем.
— А что твой муж? — усмехнулся отец. — Не дает? Или не разрешает?
— У нас сейчас нет свободных денег, — униженно сказала я. — Да или нет?
— Зачем тебе это нужно? У вас что, есть будущее?
— А как же все твои сказки и проповеди? Какие-то мифические герои, какие-то подвиги! Встречаться лицом к лицу с жизнью! Умение бороться! — крикнула я. — Зачем ты мне об этом рассказывал? Чему ты меня учил? Тому, чего нет?
— Какая чушь! При чем здесь они? Ты не герой, а женщина. Твои подвиги бессмысленны. Тебя надо нежить и холить, а не использовать как ломовую лошадь!
Папа приблизил лицо к моему, сузив глаза до щелей.
— Я не для этого растил единственного ребенка! И я не дам тебе денег, пока ты с ним!
— Хочешь меня добить?
— Глупая ты! Я хочу тебя вылечить от этой заразы. А ты мне мешаешь!
— Значит, пластмассовый венок мне? — У меня сдавило горло. До асфиксии. Мне снова нечем было дышать. В доме моих родителей, а не в квартире мужа. Я не могла дышать рядом со своими близкими. Со всеми своими близкими!
— Возьми себя в руки и сделай шаг мне навстречу! Вот чему я тебя учил!
Я не могла сдержать слез, они текли по моему лицу двумя тоненькими ручейками. Мне было все равно, что подумает папа. Я устала. Как ломовая лошадь.
— Возвращайся домой завтра же! — жестко сказал папа. — Будет все, что захочешь.
Он помолчал.
— Марина уже стала дерзить твоей маме. Он ее портит. Он портит все, к чему прикасается, — он сделал паузу и выплюнул сквозь крепко сжатые зубы: — Гадит везде!
Я была раздавлена. Меня бросили мои мужчины. Оба. Я на них больше не надеялась. Никто не хотел понять, чего я хочу, что мне нужно. Да я уже и сама этого не понимала. Разве кто-нибудь мог мне помочь?
Я позвонила Мокрицкой, но она не обещала мне денег. Их у Мокрицкой не было. Ради меня Мокрицкая занимать не хотела, тогда, скрепя сердце, я позвонила Люське. Мы не общались с ней все время, с нашей последней ссоры. Я этого не желала. Она хотела, но поняла, что это ни к чему, и прекратила меня донимать.
— Как дела? — спросила я.
— Нормально.
— Может, встретимся?
Люська замолчала, я подумала, что сейчас сорвется моя последняя надежда.
— Давай, — безрадостно сказала она.
Мы встретились в пивбаре на летней площадке. Пиво Люська любила. Я это помнила. Я поразилась тому, как изменилась Люська. Она пополнела, ее голубые глаза потускнели. Неужели и со мной то же самое? Мне стало нехорошо. Я внезапно вспотела.
— Как дела? — как попугай повторила я.
Не стоит надолго прекращать общение со старыми друзьями. Если вы ими, конечно же, дорожите. Станет не о чем говорить. Остаются только воспоминания. А если не хочется вспоминать?
— Ты же знаешь, — раздраженно ответила Люська.
— Ничего не знаю.
— Ты с мужем не разговариваешь? — еще больше раздражилась она.
Люська попала в точку наугад. Как при игре в морской бой. Мы с мужем говорили только о делах житейских. И все. Как соседи по коммунальной квартире. Но Люське не следовало знать то, чего она не знала.
— О Радиславе мы не говорим, — уклончиво ответила я.
Люська вдруг дернулась всем телом. Выдохнула воздух.
— Я думала, ты в курсе. Мы с ним разбежались больше полугода назад. Не знаешь?
Я отрицательно покачала головой. Она смотрела на дорогу, по которой неслись машины. Блестящими, грязными каплями чьей-то суеты.
— Мне надоели его измены. Я решила его проучить. Собрала вещи и поставила в коридоре. В сумке. Когда он пришел, я не вышла навстречу. То ли боялась, то ли не хотелось влиять.
Она замолчала. Что она пыталась высмотреть в бесконечной асфальтовой реке?
— Он забрал вещи без слов. Даже не зашел, чтобы сказать хоть что-нибудь… — Ее голос перехватило.
Она справилась с собой еле-еле. Но она не плакала. Ни слезинки. Она выплакала свои синие глаза уже давно. Потому они потускнели.
— Ушел и не вернулся. Пропал, — она сглотнула комок в горле, с трудом. — А у вас как?
— Как у всех.
— Не давай Ваньке общаться с Радиславом. Высосет до последней капли! — ожесточенно крикнула Люська. — Помнишь нашу первую ссору с ним?
Я кивнула.
— Мы засиделись в гостях у его друзей. Допоздна. До середины ночи. На окраине города, где я никогда не бывала. Я просила его меня проводить. Он сказал, что уйдет, когда ему будет угодно. Я сидела, молчала, ждала. А он развлекался. Я разозлилась и вышила тогда на Радиславе болгарский крестик. Зачем он мне позвонил? Я ведь с первого взгляда поняла, что он дерьмо. Не жалеет, не зовет, не плачет. Никого.
Мы с Люськой выпили, я сок, она пиво. Пива больше, чем следует. Но в таком случае разрешается. Даже полагается. Поговорили о жизни. Ее жизни. Я о своей промолчала.
— Люсь, — попросила я. — Ты не можешь мне занять? У нас сейчас свободных денег нет.
— Займу, — легко согласилась она.
Зачем я просила у Мокрицкой? Люська мало зарабатывала, но характер у нее был легче. Она пила последнюю кружку. Глаза ее заблестели, как прежде.
— Здорово, что мы с тобой встретились! — воскликнула она. — На душе легче стало. И здорово, что у вас с Ванькой все сложилось. Как мне этого хотелось! Я чувствовала себя такой виноватой. Знаешь, какого труда мне стоило вдолбить ему, что надо тебе позвонить? Он дундел как заведенный, что тебя недостоин. Вот дурачок! Хороший он человек. Тебе повезло.
Меня раздавили снова, не заметив того. Будто я микроскопическая букашка. У меня перед глазами выстроилась цепочка. Если бы Люська не уговорила моего мужа, я бы никогда его не увидела. Мы не поехали бы в сказочную страну. Не поженились. У нас не родилась бы дочь. Если бы не Люська, у нас вообще ничего бы не было! Я внезапно расхохоталась, и Люська вслед за мной.
— За мужчин! — Я подняла бокал с соком.
— За хрен! — согласилась Люська. — С ними!
Я вернулась домой, меня все время разбирал смех. Хороший человек! Мой муж закомплексованный? Да у него мания величия в скрытой форме! Тихушник-криводушник! Я вспомнила вдруг, как во время нашей поездки он доставал меня указаниями и наставлениями, что делать и как. И это не касалось его любимой черной археологии! Это касалось простых житейских вещей, словно я ни разу не была в походах с отцом. Мы должны были идти, дыша в затылок друг другу. Точно, правильно, по ранжиру, иначе полагалась губа!
Во время поездки домой у меня сам по себе сформировался идеологический базис. А пусковым крючком была Люська. Мне не хватало фактов для теории, теперь они появились. Ну что ж. В добрый путь! Началось время второй терции. Хватит стоять на коленях! Бык давно вышел из загона и роет копытом землю за моей спиной. Я оглянулась. Это было действительно так. Его радужка вздыбилась шерстью на загривке, и он наклонил рога для схватки. Мне нужен был особый прием. Изолировать дочь и нанести удар изнутри. Пройти между быком и ограждением арены. Как? Я еще не знала. Но я придумаю. Это точно.
