— Кто?
— Твоя девушка. Вечно я имена забываю. Там где-то была буква «с». Похоже, в начале.
— Может быть, Мелисса?
— Мелисса? Да, точно. Я помню, как сказала ей, что у нее очень красивое имя.
— Она приходила? — спрашиваю я, решив не упоминать, что в имени Мелисса целых два «с».
— Я только что это сказала. Джо, тебе надо бы уши прочистить.
— Она приходила вчера вечером?
— Джо, ты вообще слушаешь, что я говорю?
— Слушаю, мам, это важно. Что она сказала?
— Просто сказала, что беспокоится за тебя. И что она считает тебя очень хорошим человеком. Мне она понравилась, Джо. По-моему, она совершенно очаровательна.
Да уж. Ну, она бы не считала ее такой очаровательной, если бы знала, на что Мелисса способна. Зачем она встречалась с моей матерью? Просто, чтобы показать свою власть?
— Я понятия не имела, что с тобой работает такая очаровательная женщина, Джо.
— Наверное, мне просто повезло.
— Когда я ее снова увижу?
— Не знаю. Слушай, мам, мне пора.
— А ты знал, что ее брат голубой?
— Что?
— Она рассказала мне.
— Что?
— Что он голубой.
Понятия не имею, что она хочет этим сказать. Как будто зацепился кусок какого-то другого телефонного разговора, а может, все дело в неисправности линии.
— Мам, мне правда пора. Я тебе скоро перезвоню.
Ответа не дожидаюсь. На этот раз я вешаю трубку.
Подхожу к окну и смотрю на город. Мне хочется выпрыгнуть из окна и размазаться по тротуару. В голове моей всплывают картины моей матери и Уолта, но теперь это только тени. День угасает, и солнце уже плотно укрыто штормовыми тучами. Мало что случается в среду вечером. Мусорные машины катятся вверх и вниз по улице, подбирая мусор, оставленный владельцами магазинов. Я вытираю слезы, бегущие у меня по щекам, понятия не имея, почему я плачу.
Наконец я сосредотачиваюсь на той причине, по которой вообще тут оказался. Включаю в номере свет, после чего начинаю осваиваться на месте, делая все возможное, чтобы забыть о матери. Это просто уловка, но она срабатывает. Возвращаюсь в ванную, снова спускаю воду в унитазе и опрыскиваю все освежителем воздуха. Только эта уловка в конце концов приводит меня в бешенство. Она наводит меня на мысли о том, что ждет меня дома, вернее, что меня не ждет. Это все равно что быть женатым и купить календарь с девицами в купальниках. Мысли о моей маленькой квартирке без мини-бара и мягкой кровати чуть не доводят меня до слез.
Я иду в кухонную зону — или кухоньку, как сказал бы гей или сноб. Копаюсь в ящиках в попытке найти нож, который выглядел бы достаточно неприятно, чтобы проделать не менее неприятную работу. Нахожу его, иду с ним к кровати и изучаю его в свете прикроватной лампы. Лезвие не слишком длинное; оно длиннее, чем у фруктового ножа, но короче, чем обычно показывают в фильмах ужасов. Я покачиваю рукой вверх-вниз, ощущая вес ножа и его равновесие, изучая его особенности. За этот нож я не платил, и это первая вещь в этой гостинице, которая не выглядит жутко дорогой. Потребуется или нанести множество ударов, или очень метко прицелиться.
Я могу и то, и другое.
Открываю портфель и вынимаю мягкую тряпочку, чтобы стереть отпечатки с ножа. Это не обязательно, но лучше перестраховаться, чем оказаться в тюрьме. Натягиваю пару резиновых перчаток, снова протираю нож, после чего кладу его в полиэтиленовый пакет из портфеля.
Беру из портфеля список телефонных номеров. Нахожу номер детектива инспектора Кэлхауна и набираю его на мобильном телефоне, который купила мне Мелисса. Так как звонок оплачен заранее, даже если у Кэлхауна определится номер, ко мне он никак не приведет. После последнего прорыва в расследовании многие детективы работают сверхурочно, и, насколько я понимаю, Кэлхаун — один из них. Через шесть гудков я начинаю сомневаться, подойдет ли он вообще. Если он не сидит у себя за столом, его рабочий телефон автоматически переводит звонок ему на мобильный, который этот парень носит с собой круглосуточно.
Наконец он берет трубку.
— Детектив инспектор Кэлхаун, — говорит он, и я буквально вижу, как он стоит где-то на улице, крепко прижав трубку к уху и зажав второе ухо пальцем.
— Добрый вечер, детектив.
— Добрый вечер, сэр, чем могу быть полезен?
— Нет, это чем я могу быть вам полезен.
— В смысле?
— Это неважно, но важно то, что я знаю.
— У меня нет времени на игры.
— Это не игра. Я кое-что знаю.
— И что же?
Я усмехаюсь, хотя и нервничаю. Не помню, когда у меня в последний раз был повод для смеха. Зато помню, когда у меня в последний раз был повод понервничать.
— Я знаю, что вы убийца.
— На какой дряни ты сидишь?
— Ни на какой.
— Тогда что ты несешь?
— Вы знаете кто я, детектив?
— Откуда мне знать?
— Я тот человек, которого вы ищете.
— Послушай, если это шутка, то мне не смешно.
Я киваю в трубку, как это обычно делают люди, несмотря на то, что их никто не видит. По крайней мере, рукой никуда не указываю.
— Вы знаете, что я не шучу.
— Откуда у тебя этот номер?
— Отвлекаемся, детектив. Давайте-ка вернемся к теме, — говорю я, почесывая яичко. Жжение усиливается.
— К какой теме?
Я подхожу к окну. Смотрю на город.
— Тема, или мораль, сегодняшнего вечера в том, что я знаю, что у вас сексуальные отклонения, которые вы пытаетесь исправить с помощью проституток, и это отклонение привело к убийству.
Вместо того чтобы отрицать, или ругаться, или угрожать, он молчит. Мы оба молчим с полминуты. Я знаю, что он еще здесь.
— Бред, — наконец произносит он.
— Вряд ли Шарлин Мерфи так подумала, когда вы привезли ее в «Эверблю». Уверен, Даниэла Уолкер тоже бы не согласилась. Ну, если бы вы ее не убили.
Он молчит еще несколько секунд, осознавая, что я в точности знаю, что он совершил.
— Чего ты хочешь? — наконец выдавливает он.
— Денег.
— Сколько?
— Десять тысяч.
— Когда?
— Сегодня вечером.
