к полевому выходу.
Зимы конца семидесятых в Литве отличались сибирскими морозами и обильными снегопадами. Четвёртый час соревнуемся с ветром, кто быстрее: мы откопаем от снега старые ямы или он завалит их снегом по-новому. Первая локальная победа: очистили от снега, накрыли одну яму палаткой и даже затопили печку. Внутри, по сравнению с тем, что воет снаружи, Африка.
Как заместитель командира разведывательной роты пытаюсь с писарем разобраться с расписанием занятий. Тихо радуюсь, что у меня в палатке есть законное дело. Вместе с зарядом ветра и снега вваливается ротный Валера Плавский:
— Пойди, разберись в управлении роты, почему-то не хватает колен для печки.
Точно, управленцы стоят, руки развели и хлопают глазами. Палатку и печку поставили, а трубы как ветром сдуло.
— На смотре же всё было! Когда проср…ли?
— Да мы, да нас…
Ну, блин, детский сад. Явно капсукасские разведчики «спионерили». Эти бедовые, что украсть — золотые руки!
— Где я вам в лесу найду трубы для дымохода?
Пришлось отдать от второй офицерской палатки.
Когда взводные убедились, что подчинённые разместились, готовы к ночёвке, и пришли к своей палатке, рядом с печкой валялось одно жестяное звено для дымохода, да и то перееханное машиной. Я предупредил расспросы догматом из КВС:[12]
— Сначала надо о людях позаботиться!
— А мы тебе кто? — ехидно интересуется командир второго взвода лейтенант Рашитов.
Да и стандартная буржуйка досталась с треснувшей крышкой. Внутри палатки — минус тридцать, только что не дует.
— Ну, Васильевич, большое тебе человеческое спасибо!..
Поняв, что с заботой о людях получился перебор, молча побрел проверять, что у соседей лежит не так. И нашёл. Даже воровать не пришлось. Каунасские разведчики по-барски разрешили
— Бери!
Клондайк, Эльдорадо!!! Полмашины водосточных труб, оцинкованных и покрашенных, прямых и с уголками. Чуть потолще стандартных, но кто дарёному коню смотрит в зубы?
— Обживёмся — заходите, — схватил охапку труб и убежал.
Через полчаса из палатки командиров взводов торчала самая длинная и толстая труба, и из неё валил дым. Однако не весь. Часть через треснувшую крышку валила во внутрь палатки. Ротный позвал к себе, но я из чувства солидарности остался со взводными. Спали не раздеваясь. Пока ноги обгорали у самой печки, голова примерзала к палатке. Ближе к утру вообще встали и подсели к печке. Импровизированный совет, состоящий из закопченных красноглазых и невыспавшихся офицеров, решил:
— Это полная фигня. Надо что-то делать. Второй взвод на занятиях берём на себя, а Фаиз к вечеру делает новую печку.
И сделал. С инженерным-то образованием и не сварганить печку! Нашёл на полигоне пустую, как ему показалось, бочку, нарисовал на ней две дверки, определил, где колосники, где дымоотвод и поехал на близлежащую МТС. Подкупил двумя сигнальными ракетами местного сварщика и показал, что и где резать. И всё бы ничего, но из-под чего на полигоне валяются бочки? Правильно, из-под напалма! Хоть наш напалм и отличается от американского тем, что тот трудно потушить, а наш трудно поджечь, но сварщику это в конце концов удалось. Что-то внутри бочки забулькало, потом загорелось, задымило, потом заревело и через пробку стало вырываться наружу пламя, как при старте межконтинентальной ракеты. Литовцы побросали горелки, ключи и кувалды попадали, как при артиллерийском обстреле. Наконец бочка сорвалась с места и, подчиняясь одной ей ведомым законам баллистики, начала громить всё, что попадалось на её пути. Эх, догадаться бы заранее приварить пару стабилизаторов, она бы точно ушла на орбиту. Растопив во дворе половину снега и разгромив всё, что нелёгкая занесла в это утро туда, бочка минут через пятнадцать угомонилась, забившись под забор. Под страхом расстрела литовцы отказались к ней подходить. Фаизу пришлось применить недюжинные задатки дипломата, что бы всё-таки уговорить сварщика довести дело до конца.
Вернувшись с занятий, мы застали Рашитова в момент растопки своего инженерного чуда. Однако чудо нещадно дымило и не хотело разгораться. Вторая ночь прошла ещё хуже первой. Утром «совет красноглазых» постановил:
— Дымоотвод слабоват. Езжай, вваривай потолще!
В палатку мы ввалились перед обедом, никаких особых иллюзий не питая. И что мы видим? В палатке чистый воздух, Фаиз в одном тельнике инструктирует истопника. Углы палатки оттаяли и уже обсохли. Наши задубелые на морозе рожи сами по себе расплылись в улыбках.
— Фаиз, срочно патентуй размеры своего изобретения. Будем продавать за бешеные бабки!
Третью ночь мы спали раздевшись, под простынями. За бортом -37, в палатке не мерили, но, кроме тельников, ничего не надевали. А над палаткой гордо дымила водосточная труба, которая ещё три дня назад, выполняла совсем другую работу.
Аэродром
Бей своих, чтобы чужие боялись.
Захват аэродромов — одна из важнейших задач десанта. В теории всё просто и понятно. Гораздо смешнее всё на практике. Вот уже третью неделю просто «ухохатываемся» на реальном аэродроме в учебном центре Казлу-Руда. Огонь, медицина и тактика. Физическая, как попутная тренировка. По 10–12 часов в день. И в ночь тоже. Четыре разведотряда, по две роты в каждом, готовятся к захвату аэродромов. Огонь и медицина, понятно. Стрельба со всех видов оружия ежедневно, днём и ночью. Вместо отдыха накладываем себе и друг другу жгуты и повязки.
А тактика выглядит так: пять-шесть ГАЗ-66 идут по ВПП[13] со скоростью 60–70 км/ч, изображают приземлившийся, но не затормозивший до конца борт. В полной амуниции, но без парашютов вываливаем на бетонку. Включается секундомер. У каждого свой норматив. У меня три минуты на захват КДП.[14] Задача не просто захватить, а не дать персоналу вырубить, что бы то ни было из систем жизнеобеспечения аэродрома. Батарею прикрытия нейтрализует взвод Коли Игнатова. В паре со мной действует рота Юры Ковязина. На нём ближний привод и караульноё помещение. Зачёт по последнему.
Ближе к финишу тренировки стали проводить без предупреждения реальной обслуги аэродрома. Вылетаю на купол КДП, боец благим матом орёт «Лежать!!!» и в какие-то секунды укладываем всех носами в пол. Полоса горит, а сигнала «Тревога» — нет. Порядок. Кто дёргается, прижимаем коленом. Какой бес занес лётного генерала на КДП в этот час, не знаю, но дёргался он больше всех. Естественно и прижимали его более тщательно и жёстко. Погон на куртке нет, а лампасы рассмотрели уже потом, после команды «Отбой!».
— Вы что, совсем охренели?
— Никак нет, товарищ генерал. У нас боевая задача, простите, не до субординации.
Смотрю, один боец не на своём месте. У него более чем конкретная задача в помещении связи, а он за моей спиной вертится. Вваливается какой-то майор, пышущий гневом, со свежим фингалом под глазом, и пытается через меня достать кулаком бойца. Как могу, оттираю майора от двери и даю возможность солдату
