В этой теме В. Розанов наконец-то заподозрил своё преимущество перед Соловьёвым:
“Уверен, что хотя “влюблены в него были многие”, но он никого решительно, ни одной девушки и женщины, не “поцеловал взасос”…”.
В. Розанов:
“…купался в Оке и Волге со старшим братом (учитель гимназии) и его товарищем по службе С., - я замечал, что оба они, раздеваясь и входя в воду, “закрывались руками””.
Но у В. Розанова естественное возрастное юношеское любопытство в этом вопросе переросло в длительные философские поиски и 30- и 50-летнего дяденьки. А. Николюкин:
“В начале того же 1881 года, когда умер Достоевский, в жизни Василия Васильевича произошло событие, связанное с именем великого писателя. В первую же зиму в Москве, в декабре 1878 года, он познакомился с Аполлинарией Прокофьевной Сусловой, с которой в начале 60-х годов Достоевский путешествовал по Западной Европе, но жениться на которой из-за её вздорного характера не стал.
Тогда же Розанов записал в дневнике:
“Суслова меня любит. И я её очень люблю. Это самая замечательная из встречающихся мне женщин”…
Вся в чёрном (носила траур по брату), со следами “былой замечательной красоты” - она была “русская легитимистка”, ожидавшая торжества Бурбонов во Франции… Розанов же до этого был “социалистишко” и потянулся к “осколку разбитой фарфоровой вазы” среди мещанства, “учителишек” и вообще “нашего брата”…
В то время в России ещё не существовало высших женских учебных заведений. Женщинам разрешалось временно посещать университет вместе с молодыми людьми… Каждую осень она записывалась в университет как студентка, но лекций никогда не слушала и экзаменов не сдавала.
Она усердно посещала литературные чтения, кокетничала со студентами, посещала их на дому, мешала молодым людям работать, подстрекала их к выступлениям, заставляла их подписывать протесты, принимала участие во всех политических манифестациях, маршировала во главе студентов, носила красный флаг, пела “Марсельезу”, ругала казаков и обращалась с ними вызывающе, била полицейских лошадей, была со своей стороны бита полицейскими, проводила ночь в арестантской и по возвращении в университет её торжественно носили на руках, как жертву “ненавистного царизма”… В то время была в моде свободная любовь. Молодая и красивая Полина усердно не отставала от времени, переходила, служа Венере, от одного студента к другому и думала, что таким образом служит европейской цивилизации. Убедившись теперь в успехе Достоевского, она поспешила разделить новую страсть студентов. Она вертелась около Достоевского и всячески угождала ему”.
В. Розанов:
“Достоевский когда-то о такой женщине писал: “Барыня моя был сладострастна до того, что сам маркиз де Сад мог бы у ней поучиться”… Мне всегда казалось, что это он писал о Суслихе… Мы с ней “сошлись” тоже до брака. Обнимались, целовались, - она меня впускала в окно (1-этаж) летом и раз прошептала: Обними меня без тряпок. Т. е. тело, под платьем. Обниматься, собственно дотрагиваться до себя - она безумно любила. Совокупления - почти не любила, семя - презирала… Меня она никогда не любила и всемерно презирала, до отвращения. И только принимала от меня “ласки”. Без “ласк” она не могла жить”.
Эта женщина была для В. Розанова роковой загадкой, навязчивым половым вожделением, некой грядущей Коллонтай. Ибо то, от чего в начале Розанов был в потрясающем восторге, превратилось в “сплошную муку”, “мистическую трагедию”, в женщину-вамп.
З. Гиппиус (1869-1945 гг.) в мемуарах вспоминала, что первая жена Розанова (Суслова) была очень ревнива:
“Подстерегала его на улице. И когда раз он случайно вышел вместе с какой-то учительницей, тут же, как бешенная, дала ей пощёчину”.
“Суслиха” изменила Розанову с его другом Гольдовским и после этого устроила ему скандал с полицией. Поссорившись из-за чего-то с Гольдовским, она от имени Розанова написала донос на его друга в полицию. Когда Розанов, не зная о случившемся, с невероятными труд- ностями пришёл в тюрьму к другу - друг не подал ему руки. Розанов был в ярости. После скандала “Суслиха” бросила его и уехала в другой город, - для Розанова это был шок и трагедия:
“Я, помню, встал (после обеда спал) и начал умываться - и слёзы градом-градом посыпались у меня”.
Но вскоре реакция Розанова было уже другой:
“Она сама уехала от меня. Ну, тут я отдохнул…”.
Суслова через некоторое время решила вернуться к Розанову, но он был против и бежал от неё - “В другой город перевёлся, только бы она не приезжала”.
Вторая жена Розанова - Варвара Дмитриевна была совсем другой, очень религиозной, православной, и мучилась грехом, что живёт с женатым мужчиной. А Суслова, живя в Крыму, упорно не хотела давать развода, даже когда у Розанова с Варварой Дмитриевной было уже трое детей.
“Что Бог сочетал, того человек не разлучает”, - упорно повторяла Суслова, когда знакомые Розанова приезжали к ней и уговаривали дать развод.
Даже “35 лет спустя” Розанов не переставал “Суслихой” восхищаться:
“Ещё такой русской - я не видал. Она была по стилю души совершенно не русская… И словом, вся - “Екатерина Медичи”…
Лицо её, лоб - было уже в морщинах и что-то скверное, развратное в уголках рта. Но удивительно: груди хороши, прелестны - как у 17- летней, небольшие, бесконечно изящные. Всё тело - безумно молодое, безумно прекрасное. Ноги, руки (не кисти рук), живот особенно - прелестны и прелестны; “тайные прелести” - прелестны и прелестны”.
