войны.
Факт, что бездарный Николай II стал главнокомандующим, навёл печаль и тоску на русских генералов, - вспоминал генерал А. И. Деникин: «.был страх, что отсутствие знаний и опыта у нового Верховного главнокомандующего осложнит и без того трудное положение армии, а немецко-распутинское окружение, вызвавшее паралич правительства и разрыв его с Государственной Думой и страной, поведёт к разложению армии.
Ходила, между прочим, молва, впоследствии оправдавшаяся, что решение государя вызвано отчасти и боязнью кругов императрицы перед всё более возрастающей, невзирая на неудачи армии, популярностью великого князя Николая Николаевича.».
А как же теперь императрица Алиса, находясь в столице далеко от Ники, будет руководить военными действиями? А вот так - письмами, императрица:
«7 ноября. Дорогой ангел. Так хочется задать тебе тысячу вопросов о твоих планах относительно Румынии. Наш Друг очень хочет это знать.»,
«18 сентября (1916 г.). Я всецело уповаю на милость Божью, только скажи мне заранее, когда предполагается наступление, чтоб Он мог тогда особо помолиться.».
Это выуживание военной информации выглядело мягко говоря странным. Иногда императрица пыталась давать главнокомандующему «ценные» военные советы:
«25 сентября (1916 г.). Там непроходимые болота, открытые места, на которых не возможно укрыться, мало лесов, скоро начнётся листопад, нет никакого спасительного прикрытия при наступлении.».
Вот так жена и муж руководили русскими армиями в Первой мировой войне. И смешно и печально. Ещё печальнее от того, что информация с фронта через императора попадала к императрице, а та обсуждала её в своём мини-штабе с Вырубовой, Распутиным и двумя еврейскими «мудрецами»: Ароном Симановичем и Манасевичем-Мануйловым, да и других сомнительных личностей вокруг хватало. «Как рассказал мне позднее Хвостов, он с абсолютной достоверностью установил, что через Распутина немцы получали наиболее секретные планы Генерального штаба.» - вспоминал Керенский. Очень убедительно свидетельствовали о шпионаже эксперименты адмирала И. К. Григоровича с эскадрой. Понятно, что в результате всего этого многие в российском обществе, особенно военные, выражали своё негодование.
В Ставке генерал Алексеев и князь Львов пытались убедить Николая II, чтобы он, с целью ослабить влияние Распутина на царицу, отослал её на отдых в Крым или на вторую родину - в Англию. На родину в Германию по понятным причинам было невозможно. Но Николай II и слушать об этом не хотел, как же он мог остаться без подсказок свыше.
Вскоре по Распутину был нанесён серьёзный удар. В конце лета 1916 г. был арестован и обвинён в вымогательстве взяток его советник Манасевич-Мануйлов , который зарабатывал деньги на Распутине, на его банковских счетах оказалась огромная сумма - 260 000 рублей, поступившая на счета за период конца 1915 г. - начала 1916 г.
В. Шамбаров в своем исследовании отметил, что история с Мана- севичем-Мануйловым была всего лишь фрагментом большой грязной картины: «Разорвать этот заколдованный круг попытался начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Алексеев, предложив ввести диктатуру тыла. Нет, провалили!.. Единственное, чего смог добиться Алексеев - учреждения особой следственной комиссии генерала Н. С. Батюшина для борьбы с саботажем и экономическими диверсиями. Одними из первых были арестованы родственники Троцкого, Абрам Животовский с братом. Загремел за решетку банкир и медиамагнат Дмитрий Рубинштейн, тесно связанный с немцами через «Ниа-банк» Олафа Ашберга. Летом в докладе кайзеру о развертывании подрывной деятельности канцлер Бетман-Гольвег назвал Рубинштейна 'самой многообещающей личностью'.
Также арестовали юриста Вольфсона, промышленника Шапиро, Раухенберга, Шполянского, сахарозаводчиков Бабушкина, Гепнера, Доброго. Под удар попали ещё не самые крупные фигуры - от них нити вели к настоящим 'китам': Бродскому, Цейтлину, Терещенко, Гинзбургам, Манусу.
Но всё это кончилось ничем. Против комиссии подняла вой вся 'общественность', обыски и изъятия документов объявлялись вопиющими 'беззакониями', 'разгулом реакции'. Комиссию Батюшина очень быстро умело посадили в лужу. Нашли в ней слабое звено, некоего Манасе- вича-Мануйлова, при проверке очередного банка спровоцировали его взять «отступного» - мечеными купюрами. Поймали на взятке, и все газеты растрезвонили, что комиссия просто занимается вымогательством. Что касается арестов, то иностранная пресса квалифицировала их как. 'еврейский погром'. В защиту 'пострадавших' дружно выступили англичане, французы, американцы.
И добились своего, Николай II повелел закрыть дела. Причем даже это было использовано против него! Теперь распускались слухи - ага, дескать, сами видите, царь с царицей покрывают изменников и шпионов!» Более того, имена шпионов связали с национальностью царицы, ибо после допроса Рубинштейна пошли слухи о том, что императрица через этого банкира переводит своим родственникам в Германию деньги. Судя по тому, как императрица старалась его освободить через своего мужа-императора и прекратить следствие, слухи были не беспочвенны. Арон Симанович:
«Царица просила Распутина указать ей для её доверительных финансовых операций верного банкира. Он, конечно, обратился ко мне, и я назвал ему Рубинштейна. Распутин рассказал царице, что он нашёл для неё очень подходящего банкира, Рубинштейна, члена древней еврейской фамилии, родственника знаменитого композитора. Царица имела в Германии бедных родственников, которым она помогала. Поэтому она искала возможности тайным образом переслать деньги в Германию. Роль Рубинштейна в этом деле была очень деликатна и опасна, но он исполнил поручение царицы с большой ловкостью и этим заслужил её благодарность».
Эта благодарность, по свидетельству А. Симановича, имела конкретное выражение:
«Однако скоро Рубинштейна постиг тяжкий удар. Он скупил все акции страхового общества 'Якорь' и их с большой прибылью продал шведскому страховому обществу. Планы застрахованных в 'Якоре' крупных зданий он послал в Швецию. Почта и пассажиры на границе со Швецией подвергались строгому контролю. Когда контролирующие чиновники увидели посылаемые Рубинштейном планы, они вообразили себя напавшими на след большой шпионской организации. По распоряжению военных властей Рубинштейн был арестован. Друг Рубинштейна консул Вольфсон, находящийся в хороших отношениях с графиней Клейнмихель, был также арестован.
Я должен был добиться прекращения дела Рубинштейна, так оно для еврейского дела могло оказаться столь же вредным, как в своё время дело Бейлиса. По моему указанию жена Рубинштейна посетила Распутина. Распутин обращался с ней очень милостиво и предложил ей поехать с ним немедленно в Царское Село. Царица приняла их в лазарете. Распутин просил её помочь невинно арестованному человеку. Она расспросила г-жу Рубинштейн о всех подробностях и наконец сказала ей: 'Успокойтесь и поезжайте домой. Я еду в Ставку и там расскажу о всех подробностях всё моему мужу.'. И к еврейскому Новому году я получил от неё телеграмму: 'Симанович, поздравляю. Наш банкир свободен. Александра'.».
«На почве дела Рубинштейна Ставка санкционировала ревизию нескольких банков. Кроме того, началось и следственное дело против киевских сахарозаводчиков - Хепнера, Цехановского, Бабушкина и Доброго. Эти получили разрешение на вывоз сахара в пределы Персии, и отправили. в Турцию, союзницу Германии. А в Юго-Западном крае, центре российской свеклосахарной промышленности, сахар внезапно сильно вздорожал.» - отмечал в своём исследовании А. Солженицын. Арон Симановича разъяснял решение этой проблемы изнутри:
«Сын известного председателя петербургской синагоги Зив обратился ко мне с просьбой помочь его тестю Хепнеру, киевскому сахарозаводчику. Хепнер был арестован вместе с сахарозаводчиками Бабушкиным и Добрым. Осуждение их военным судом могло иметь самые нежелательные последствия для евреев, и поэтому считалось необходимым всеми мерами противодействовать обвинению заводчиков. Я советовался с Распутиным. Он согласился помочь арестованным. Зив согласился нести все финансовые тяготы, связанные с благополучным разрешением этого дела. Его первый расход был уплачен в 'Вилла Родэ' за кутёж: пятнадцать тысяч рублей.
Далее я заинтересовал этим делом и обер-прокурора Сената Добровольского, который, со своей стороны, конферировал с товарищем министра юстиции. Через несколько дней Добровольский посоветовал мне подать через поверенного жалобу на неправильный арест обвиняемых. Скоро я мог установить, что
