чужой жене. Решай сама, годится ли тебе такой способ.
Аштия подняла на меня глаза. Слишком темно, чтоб понять, смотрит ли она на меня с гневом или как-то иначе, даже выражения лица толком не разглядеть, потому что лицо — лишь смутное серое пятно в черноте, не более. Она молчала так долго, что я успел представить себе кучу всего неприятного. Начиная с того, что при следующей нашей встрече Раджеф вызовет меня на поединок и наверняка убьёт. С него станется. А может, вероятны вещи и похуже.
— Что ж, если ты сам предлагаешь, — вздохнула она. — Через накидку, конечно, и прямо тут. В середине лагеря.
— Через накидку? В каком смысле?
— Я завернусь в свою дневную накидку, и только тогда ляжем под твой плащ.
— А, ну да, — я вдруг вспомнил легенду о Тристане и Изольде, меч, который он галантно укладывал между собой и возлюбленной, как символ её непорочности перед супругом. — Как скажешь, — и расстелил полотнище своей верхней одежды там, где стоял.
Накидка, в которую закуталась Аше, оказалась совсем тоненькой, нежной, похоже, шёлковой. Я аккуратно обнял женщину, чтоб не облапить лишнего, стиснул холодные, как водоросли, руки, укрыл нас сверху. Она скоро согрелась и уснула. От неё пахло диким лесным озерцом, травой, а ещё от волос исходил тонкий-тонкий особый запах. Почти у всех женщин волосы пахнут особенно. Одуряюще.
Я то погружался в самые глубины сна, то дремал, но по-настоящему проснулся лишь тогда, когда воздух посветлел и из чернильного сделался молочным. В туманах Маженвий недостатка не испытывал. Туман глушил звуки, он же превращал тот участок леса, где мы устроились, в обманчиво-безопасное убежище. Укутав спутницу, я поднялся и прошёлся, высматривая, что где. Слишком уж было тихо и безмятежно.
— У нас пропал часовой, — сообщил мне Шунгрий, с которым я нос к носу столкнулся в густом молоке предутреннего тумана в десятке шагов от спящей Аштии.
— Кто-нибудь что-нибудь слышал?
— Если б слышал, давно бы уже поднялся весь отряд. Да сам посуди — разве мы сейчас сможем это расследовать и в точности выяснить? Сейчас в тумане не разберёшь ничего, а задерживаться до полудня тут никак нельзя. И даже если меньше, чем до полудня. Нисколько не можем задерживаться.
— Это уж точно. — Остатки сна схлынули, будто выбитые пощёчиной. Вот так новость!
— Ты вот мне что скажи — демоны могли его утащить без следов и шума?
— Теоретически всё возможно.
— Как возможно?
— Теоретически. Ну, в смысле, что всякое случается. Демоны могли расправиться с жертвой и почти бескровно, то есть оставить очень незначительные следы. А дозорный не мог заблудиться? В темноте, а потом в тумане…
На меня взглянули с таким негодованием, что я испугался — фиг его знает, за что у военных следует вызов на дуэль. Сколько здесь живу, а до конца так и не разобрался.
— Ты б ещё спросил, не засиделся ли он в трактире.
— Ну, извини.
— Буди её светлость, и выступаем. Дурной знак, очень дурной. Как бы не обернулась бедой её предусмотрительность…
Я подумал о том же, причём отнюдь не в разрезе «я же говорил». Скорее, в «надо было настоять на своём». Впрочем, у меня не было уверенности, что мой вариант оказался бы намного безопаснее. Теперь уже не было.
Аштия приняла известие с каменным лицом и настояла сделать небольшой кружок по лесу, проверить, может быть, следы пропавшего всё же найдутся. Безуспешно. Что ж… Поджав губы, женщина скользнула взглядом по нашим лицам. Вроде бы мимоходом, но явно с пристальным вниманием.
— Нет выбора. Едем.
— Направление, госпожа?
— Каньон. Всё же Каньон. Подальше от Кашрема.
— «Я верил ему как родному брату, то есть — не верил ни на грош», — пробормотал я.
— Что?
— Так, цитирую. Один роман моей родины, посвящённый братско-сестринской любви.
Аштия прищурилась.
— Подозреваю по твоему тону, что там с любовью не всё чисто.
— Это точно. Примерно как у тебя с сестрой.
— У нас с Негой — особое дело.
— Такое же особое, как в двух третях семей, где родственники сталкиваются с необходимостью делить ценности, владения, власть…
— Ну, отчасти… Может быть, ты и прав.
Этот окололитературный разговор слегка разрядил обстановку. Кое-кто даже посмеялся, но потихоньку, ведь речь шла о сестре самой госпожи Солор и супруге господина Кашрема. Над такими родовитыми перцами можно смеяться лишь келейно или трактирно, под порцию пива и в достойной компании равных.
— Сейчас берём правее, — сказала Аштия. — Придётся подняться на плоскогорье.
— Мы там будем, как угощение на подносе. Выслеживай кто хочет.
— Не так и долго придётся идти по открытому пространству. Голое плоскогорье тянется на три четверти перехода.
— Достаточно, чтоб сдать себя всем отрядом. Есть основания предполагать, что нас выслеживают, а на голой скале не скрыться от разведчиков и ищеек. Предлагаю путь удлинить, но пройти по лесистой части предгорья.
Аштия с сомнением взглянула на своего старшего телохранителя, потом перевела взгляд на меня. Мы ехали по обе стороны от неё (совещание так и проходило — в пути, ради экономии времени), так что к нам общаться было удобнее всего.
— А ты что скажешь? — спросила она.
— Я слишком плохо знаю местную географию. Нельзя ли карту?
— Где я тебе её нарисую? — осведомился Шунгрий. — В воздухе пальцем?
— Я лишь пояснил, почему не могу высказать своё мнение. Была бы под рукой карта, я мог бы его сформировать. А так…
— Да при чём тут карта?! Если идти по одному маршруту — даже поганого кустика не отыщем, чтоб спрятаться от чужих глаз. А если выберем другой путь, то пройдём лесочком, скрытно. Выгода очевидна.
— Но госпожа Солор, предлагая свой вариант, тоже на чём-то его основывает.
— На скорости. Путь короче и удобнее для лошадей.
— От края плоскогорья до Каньона полперехода, да ещё там… Если нас выследят, то накроют в Каньоне, как рыбину в запруде.
— Если мнения столь решительно разделились, — произнесла женщина, — предлагаю принять решение, исходя из перевеса голосов. Высказывайтесь, господа… Так… Так… Серт, реши, в конце концов, какой вариант тебе ближе?
— Я скорее за быстроту. Это единственное наше преимущество — скорость. Больше нам похвастаться нечем.
— Не только скорость, но и скрытность. Наше местонахождение никому не известно, и это тоже преимущество, — одёрнул Шунгрий.
— Вообще-то, в густонаселённой области Империи, каковым является Маженвий, скрытность — преимущество очень… переменное. Временное.
— Ты здесь видишь очень много местных жителей?
— Получается, мы с тобой в меньшинстве, Серт, — Аштия кривовато усмехнулась.
— Получается.
— Хорошо, идём в обход.
