От дверей до окна.
Параллельно с экономическим развитием страны идет ее политическая жизнь. И если растут общественные идеалы, должны изменяться соответственно и формы жизни. А если состояние правительства отстает от развития общества?.. Тогда растущие общественные силы по мере своего созревания оказывают на правительство все большее и большее давление и, наконец, приобретают известное участие в управлении страной.
Следовательно, политическая борьба является необходимым средством для достижения дальнейших экономических преобразований. Но необходимо добавить, что эта борьба возможна лишь от лица определенной общественной группы. И она, борьба, будет тем успешнее, чем шире окажется поддержка, которую найдут требования этой группы в обществе...
Это - теория. А на практике? Применимы ли эти принципы к условиям, например, русской жизни? Каковы возможные перспективы ее политических и социальных изменений? И вообще - где они, эти общественные группы, которые могут совершить подобные изменения? Что они собой представляют?
...Семь шагов.
От окна до дверей.
Семь шагов.
От дверей до окна.
Крестьянство. Это наиболее крупная в России общественная группировка. Она сильна не только своей численностью, но и твердостью своих идеалов. В крестьянской среде до сих пор живы старые, традиционные принципы: право народа на землю, общинное и местное самоуправление, свобода совести и слова. В последние годы, после отмены крепостного права, в крестьянстве значительную тенденцию приобрела мелкая буржуазия. Но все равно мужик пока еще крепко держится за общинное владение землей.
Он присел к столу. Пожалуй, следует записать все это. Перо и чернила есть. Бумагу дают теперь каждый день, не ограничивают. (Следствие, очевидно, надеется, что при виде чистой бумаги арестованному самому захочется заполнить ее новыми показаниями.)
Саша прикрутил фитиль лампы - решетчатая тень на стенах камеры уменьшилась. Обмакнув перо, он на мгновение задумался, потом начал писать быстро и энергично:
«...Вслед за крестьянством - рабочий класс. По общественному значению рабочий класс составляет значительную часть городского населения и имеет огромное значение для социалистической партии. По своему экономическому положению он является естественным проводником этих идей в крестьянство, так как сохраняет с ним обыкновенно тесную связь; наконец, представляя собой самую подвижную и сплоченную часть городского населения, рабочие будут оказывать сильное влияние на исход всякого революционного движения. Рабочий класс будет иметь решающее влияние не только на изменение общественного строя, борясь за свои экономические нужды. Являясь наиболее способной к политической сознательности общественной группой, он сможет оказывать самую серьезную поддержку и политической борьбе. Именно поэтому он должен составить ядро социалистической партии, ее наиболее деятельную часть. Именно поэтому пропаганде в среде рабочего класса и его организации должны быть посвящены главные силы социалистической партии...»
Вдалеке послышался звук открываемой двери. Шаги надзирателя в коридоре возникли из небытия неизреченных тюремных тайн и растворились в ней же. Стукнула вторая дверь. Поворот ключа. Тишина.
Саша вздохнул - дрогнула и качнулась решетчатая тень на стене. Перо повисло над бумагой. Мысли сбились.
Он встал, зябко повел плечами. Семь шагов. От дверей до окна. Семь шагов от окна до дверей.
В звуке шаркающих шагов в коридоре ему что-то почудилось - то самое, что спутало ход размышлений, остановило руку. Будто прошел по коридору не надзиратель, не один человек, а сразу несколько. Будто прошелестело мимо дверей камеры нечто далекое и забытое - то самое, что осталось за стенами тюрьмы и что уже стало потухать в памяти, вытравляться из прошлого едкой горечью настоящего.
Какие-то разрозненные картины прежней жизни неясно и расплывчато мелькнули в сознании и тут же исчезли. И всплыла на далеком, несуществующем горизонте зыбкая панорама детства - зеленый волжский склон, буйные потоки яблоневых садов, деревянные гармошки лестниц, а наверху - купола соборов, многоглавие церквей, белый дом присутственных мест над обрывом, дворец губернатора, а еще дальше, в конце Дворянского переулка, налево, - длинное двухэтажное здание гимназии, в которую он ходил каждый день восемь лет подряд, форменные тужурки учителей, портрет царя в актовом зале во весь рост, строгая дужка пенсне директора гимназии Федора Михайловича Керенского.
И вот он уже видит себя самого - маленького, но очень серьезного, идущего с ранцем за спиной вдоль монастырской стены по Спасской улице. Вот он сворачивает направо, доходит до Большой Саратовской, около магазина Медведева - еще направо и мимо забранных толстыми решетками окон прямо в гостинодворскую сторону.
Вдоль всей Саратовской, начиная от окружного суда, стоят возле керосиновых фонарных столбов подводы, телеги, одноколки. Пахнет лошадьми, сеном, колесной мазью, навозом, дегтем, рогожей. Меж возов, выделяясь чистой господской одеждой среди крестьян и торговых людей, появляются иногда чиновники, духовные. Прицениваются к привезенным товарам, торгуются, расходятся недовольные друг другом.
Иной мужик с загорелым обветренным лицом долго и снисходительно наблюдает, как брезгливо перебирает барин белыми ручками его кровное добро (теперь товарец-то свой, теперь можно и от себя торговать, теперь - воля). Мужик задергивает поклажу холстиной и кладет сверху клешнятую, заскорузлую, раздавленную работой руку: нет, господин хороший, ни одного рублика невозможно уступить, потому как я самолично поступить так не желаю, потому как гнул ты меня и весь корень мой от века, а теперь я желаю показать тебе свой интерес, а не хошь брать товар по цене, как сказано, - отойди в сторону.
Саша останавливается около магазина Юдина. Сам хозяин с двумя проворными приказчиками юрко суетится перед входом: надо и солидных покупателей - акцизных, помещиков уездных, отцов дьяконов - успеть зазвать, да и мужичков приезжих не прозевать - мужики-то нонешние пошли с копейкой!
Юдин - фирма широкая: от мехов до обоев, от бижутерии до бакалеи. Покупателя - только войди - обратно с пустыми руками не выпустят. Саша мнется. На сэкономленные от завтраков деньги ему нужно купить подарки младшим братьям и сестрам: Володе - книгу, Оле - ленту, Мите - карандаши, Маняше - конфет.
...Семь шагов.
От окна.
До дверей.
Семь шагов.
От дверей.
До окна.
Семь шагов.
От окна.
До дверей.
Семь шагов.
От дверей.
До окна.
Лоб прижат к каменной стене камеры. Пальцы стиснуты до боли... Господи, что он наделал, что он наделал! На какие страдания обрек он мать, братьев, сестер! Ведь теперь, после смерти отца, после его ареста, они остались беспомощными, беззащитными. От них, родственников цареубийцы, отвернется теперь весь город, все знакомые... Что будет думать о нем, о старшем брате, и его, Сашином, невыполненном долге перед семьей и перед ним самим Володя? А ведь ему кончать в этом году гимназию...
Поздно, поздно теперь уже думать об этом, поздно сожалеть. Надо выполнить до конца то, что он еще в силах сделать. Семье он нанес удар. Непоправимый. И он уже не существует для семьи. Осталось дело, интересы партии. Надо продолжить составление программы. Пусть пока она, программа, прозвучит
