только на суде. Пройдет время, и их мысли, чаяния и надежды, вырванные ветрами революционных бурь из-под хлама судейских протоколов, найдут дорогу к людям.
Он вернулся к столу. Взял перо, придвинул бумагу.
На чем он остановился?.. На характеристике общественных группировок России. Перо медленно двинулось по бумаге, то и дело повисая над незаконченной строчкой, замирая над оборванной фразой»и снова упорно двигаясь вперед.
«...Из других общественных групп - дворянство, духовенство и бюрократия, как не выделенные органическими условиями русской жизни, а вызванные лишь потребностями правительства и сильные лишь его поддержкой, - классы эти не имеют почти никакого значения, и роль их пассивна.
Наша буржуазия находится лишь в начале своего формирования. Обусловленная слабой дифференциацией русского общества, она не могла еще выработать классового самосознания и не обладает стройными идеалами. Это отсутствие под буржуазией прочной почвы не позволяет признать ее за серьезную общественную силу.
При слабой дифференцировке нашего общества на классы мы находим возможным считать интеллигенцию за самостоятельную общественную группу. Не имея классового характера, она не может, конечно, играть самостоятельной роли в социально-революционной борьбе, но она может явиться передовым отрядом в политической борьбе, в борьбе за свободу мысли и слова.
Русское правительство также принято считать за самостоятельную общественную силу. Оно действительно является таковой, так как не выражает собой ни одной из существующих общественных сил, а держится лишь милитаризмом и отрицательными свойствами нашего общества: его неорганизованностью, пассивностью и недостатком политического воспитания. Механическую силу правительства в армии мы считаем необходимым иметь в виду, но, не считая армию особым классом, мы полагаем иметь на нее воздействие наравне с другими общественными группами. Такое положение правительства не может быть прочным и устойчивым: оно принуждено считаться с движением народной жизни и, следуя за ним, уступать, рано или поздно, требованиям общества. Ввиду такой группировки общественных сил „в современной России задачи русской социалистической партии сводятся, по нашему мнению, к следующему...»
Он устало выпрямился, прислонился затылком к холодной каменной стене. Продолжать? Нет, надо отдохнуть. Слишком устали глаза, болит голова, ломит поясницу.
Он потушил лампу, добрался на ощупь до кровати, лег и быстро заснул (дело молодое, через десять дней ему должен был исполниться только двадцать один год), словно был и не в камере, не в тюрьме - в одной из самых страшных тюрем России, - а был в своей маленькой, всегда чистой и светлой комнатке на антресолях в родном отцовском доме, в большом двухэтажном отцовском доме в далеком и милом Симбирске - уютном деревянном городишке на высоком и солнечном волжском берегу, густо засыпанном белой кипенью огромных, нескончаемых яблоневых садов...
2
Странный, непонятный сон снился государственному преступнику Александру Ульянову в камере Трубецкого бастиона Петропавловской крепости.
...Яблони. Яблони. Яблони.
Потоки белого цветения садов.
Хаос кружения цветонесущих деревьев, окутанных облаком - фатой.
Взрывы лепестков - салют сокам земли.
Гирлянды созревающих тычинок.
Поземка пыльцы.
Снежная яблоневая пурга.
Метель надежд.
Ураган плодородия.
Тайфун щедрости.
И скрипки. Их высокие голоса.
И сразу - тишина.
Немой орган.
Пустыня звука.
И - яблоневый дождь.
Изобилие.
Плоды висят кругло и тяжко.
Их много.
Они сыплются. Сыплются.
Гора.
Пирамида яблок.
Памятник.
...Симбирская гора нарастала, увеличивалась. Проплыли внизу заволжские слободы - Часовня, Канава, Крольчиха. Вот и сама Волга - неподвижная сверху, сонная. Зотовский остров, Середыш, белеет песчаными косами, деля стрежень на две равные части. А вот уже и займище - волжская излучина, заливные Поповы острова, протока Чувичь, перевернутые скорлупки струг и лодчонок, береговые амбары... Саша никак только не может понять: почему и река, и город находятся под ним, где-то далеко внизу? Ага, он летит по воздуху. Вот в чем дело... А на чем он летит? На ковре-самолете? Или, может быть, на воздушном шаре? Когда-то в Симбирске запускали воздушный шар.
Стремительно приближаются Мингалеевские сады... Мелькнуло единоверческое кладбище (запущенное, полуразрушенное), кладбище святого духа, дача Чебоксаровой, Обрезков сад, губернская больница, земская конюшня, Андреевский завод... Сверху город был вроде бы и не знаком, а в то же время все угадывалось и узнавалось очень просто и ясно, как это бывает только во сне.
Подгорье осталось позади. Над Инвалидной слободкой воздушный шар делает поворот и идет над свияжской стороной. Прозеленел внизу южный выгон. Косая тень от звонницы Покровского монастыря падает через кладбище, где похоронен отец, на Застенную улицу.
А вот уже и совсем знакомые места - Покровская улица, Московская, Большая и Малая Конные, базарная площадь, казармы, бойня, каменные сараи.
Еще вираж, и ковер-самолет через Завьяловскую площадь и Стрелецкую улицу, где они жили когда- то, медленно направляется к центру. Он летит над Николаевским садом, над Владимирским садом, вдоль всей Комиссариатской улицы, вдоль Тихвинского спуска, над кадетским корпусом - еще совсем недавно военной прогимназией. Пересекает Театральную улицу, Александровскую площадь, Сызранский переулок и опять делает поворот на круг - теперь уже гораздо меньший, над самым центром города.
Саша отчетливо видит Мариинскую гимназию, в которой учится Оля, мужскую классическую, куда ходят Володя и Митя, типографию, дворянское собрание, Карамзинскую библиотеку...
Еще один медленный круг - над самой Соборной площадью, вокруг куполов Троицкого и Николаевского храмов...
И вдруг!..
Резкий, как вспышка, набор высоты - аж захватило дух... И городишко - сразу весь как на ладони, стиснутый с двух сторон реками: легкомысленной ниточкой Свияги с одной, и пружинистой, уверенной в себе лентой Волги, угадываемой в обе стороны до самого окоема, с другой.
Дали туманятся. Горизонты - размыты. Земля - в посверкивающих осколках озер. Словно после гигантской космической катастрофы. Поля и леса сливаются неразличимо в зеленовато-серую казенную шинель.
Тишина. Неподвижность. Успокоение. Растворенность. Пустыня звука. Плюс равен минусу, движение - пространству. Биология небытия. Компромисс плоти и духа.
И вдруг!..
Снова вспышка.
