— Ага.
— Мне жаль, что Эйми так себя вела, — призналась Брук.
— Да ладно. Я разрушила ее клуб, ее личную арт-вечеринку, и она рассержена. В любом случае мне нужно было услышать это.
— Наши слова?
— Рассказы.
— А почему бы тебе просто не почитать книгу? — спросила Брук.
— Потому что в книгах нет ошибок. Они так вылизаны. Но когда, типа, когда ты читаешь что-то, и ты это только что написал, ты волнуешься, читая это вслух, может быть, впервые в жизни. И те моменты, что тебе нравятся, они действительно хороши. И, скажем, ты добираешься, типа, до того места, которое кажется тебе глупым, но ты и не знала, что это будет звучать так глупо. А когда читаешь вслух, то просто понимаешь: это не то, и смущаешься, потому что это происходит сейчас, а мы это слушаем и, упс! — такая трагедия разыгрывается в этой комнате, и это…
Лакс замолчала, чтобы подумать минуту.
— Мне нужна эта трагедия, — снова заговорила она. — Мне это нравится. Мне нужен этот контакт и вся эта человеческая чепуха, чтобы жить. И мне наплевать, если вы, ребята, не любите меня. Вряд ли вы сломаете мне пальцы или что-то типа того.
Брук засмеялась над нелепостью самого предположения Лакс, что они могут сломать ей пальцы.
— Нет, — согласилась она. — С нами твои пальцы в безопасности.
— Ага. Ну. Спасибо. Мне пора. Если на следующей неделе клуб соберется, я планирую прийти и поиметь эту Эйми. И, говоря последнее, я имею в виду, метафорическим, а не буквальным.
— Метафорически. Буквально. Это наречия, а не прилагательные. Они описывают то, как ты собираешься или не собираешься поиметь Эйми. Соответственно.
Лакс открыла блокнот и вписала новый пункт о наречиях в свой список слов и выражений, которые она не совсем понимала и чувствовала необходимость в разъяснении. Еще она добавила туда слово «соответственно».
— Спасибо, — сказала Лакс, захлопывая блокнот.
Брук собрала свои вещи, и у нее возникло внезапное желание попросить Лакс позировать для нее. Если бы Лакс согласилась, ей пришлось бы ездить к Брук домой и сидеть в студии по несколько вечеров в неделю или по выходным. Она решила сначала сказать что-нибудь хорошее, от чего Лакс станет приятно, а только потом ей это предложить.
— Слушай, ты не переживай, Лакс, — убедительно начала она. — Ты особенная. Я уверена, что Тревор на самом деле очень любит тебя и хочет, чтобы ты принадлежала ему.
— Думаешь? — спросила Лакс, и страх в ее голосе вытеснил иронию.
Брук хотела ей добра, и поэтому она с теплотой в голосе ответила:
— О, да, милая, я в этом абсолютно уверена.
Женщины собрали свои вещи и вместе направились к выходу. Лакс слишком сильно потянула на себя дверь, и та с размаху ударилась о стену, оставив в ней глубокую вмятину по форме дверной ручки.
15
Бейби-шауэр
— Это было та-а-ак мило! — сообщила Эйми Брук, вперевалочку выходя из дома в теплый летний день.
— Милая, не думай об этом, — успокаивала ей Брук, но Эйми не могла остановиться, прокручивая этот эпизод в голове снова и снова.
Они вышли на улицу, и Брук надвинула на нос солнцезащитные очки, чтобы укрыться от яркого солнечного света. Эйми рылась в сумочке в поисках своих очков, ей очень хотелось спрятать за темными стеклами слезившиеся глаза. Они гуляли, и Эйми снова пересказывала Брук эту историю.
— Я имею в виду, у него правда подкосились ноги, — воскликнула Эйми. — Не сразу, но потом в комнате ожидания он чуть не свалился у моих ног. Сказал, это из-за того, что видел на экране монитора, как близко иголка подошла к малышу, он просто запаниковал. Несмотря на то, что его жена и ребенок в полной безопасности.
— Некоторые мужья просто более… ну, я не знаю, Эйми. Все мужья разные. Муж этой женщины, вероятно, склонен к обморокам.
— Да, не все мужья отвечают на телефонный звонок во время амниоцентеза, — буркнула Эйми, надвинула очки на глаза и высморкалась.
— Не может быть! — воскликнула Брук и, остановившись посреди тротуара, обернулась к подруге.
— Когда в меня вводили иглу, — призналась Эйми.
— Что ты сделала?
— Ну, я начала кричать. А он спросил, больно ли мне. Ты можешь в это поверить?
— А тебе было?
— Что?
— Больно?
— Ну, немного. Понимаешь, это же огромная, толстая игла. Но не настолько больно, чтобы кричать.
— Так что ты сделала?
— Я сказала, чтобы он, черт возьми, повесил трубку.
— Он повесил?
— Да. «Мне нужно идти, Шейла, дорогая, — промурлыкал он. — Я тебе перезвоню позже».
— А кто такая «дорогая Шейла»? — спросила Брук подозрительно.
— Его агент. Она высокая пожилая лесбиянка. Седые волосы, причудливая стрижка. Очки в роговой оправе. Лающий голос. Да дело не в том, кто это был!
— Мне очень жаль, Эйми.
— Я позвонила адвокату и расспросила его про развод, — призналась Эйми.
— Ты разведешься с парнем из-за того, что он слишком много болтает по мобильнику? — спросила Брук, а потом добавила: — Что он сказал?
— Он объяснил мне, на что я могу рассчитывать в плане отцовской поддержки, имея в виду алименты.
— Нет, мне интересно, что сказал твой муж, — объяснила Брук.
— Мой муж прошлой ночью сел в самолет и улетел в Эквадор фотографировать девочек в бикини. Оттуда он едет в Бухарест на съемку автомобилей, а потом снова в Токио, снимать свои рок-группы.
— Ты говорила ему, что хочешь развода?
Брук остановилась у входа в маленький, очаровательный итальянский ресторанчик на Черри-Лэйн, открыла дверь и жестом пригласила Эйми войти.
— Заходи, вечеринка там, в задней части ресторана.
— Я ему сказала, что подумываю об этом. Что с меня хватит и что он должен быть рядом со мной во время беременности, — Эйми пробиралась вглубь зала, выискивая глазами ленточки пастельных тонов и бумажных аистов для праздничного стола. — А он вручил мне чек на 26 000 долларов.
— Это большие деньги, — заметила Брук.
— Это всего лишь одна его зарплата за последний месяц работы в Токио. Он объясняет мне, какое это дорогое занятие — растить ребенка. Он удивляется, как я могу выбросить семь чудесных лет нашей совместной жизни из-за того, что он пытается проявить ответственность. Он говорит, что находится всего в одном шаге от славы, и именно поэтому должен все время работать. Я рада, что у него все хорошо. Я имею в виду, 26 000 долларов — немалая сумма за один месяц. Тем не менее проверка у врача заняла двадцать минут. Он мог бы и отключить свой проклятый телефон.
