стороны.
— Шестьдесят четвертая Вустер, — сказала она водителю, захлопывая дверь.
Они приехали в Сохо и нашли там мать Эйми, стоящую на тротуаре в хлопчатобумажной юбке- трапеции и удобных туфлях. На плече у нее висел большой черный футляр для камеры, к уху она прижала телефон.
— Это мама-Птица, Орел приземлился, — прощебетала мать Эйми в трубку крошечного телефона перед тем, как захлопнуть его. Или Эйми просто послышалось.
— Привет, мама, — поздоровалась она, выбравшись из такси. — Почему ты не пришла на мой праздничный ленч?
— Мне нужно было кое-что захватить, — начала было мать Эйми, но когда взволнованная Брук стала неистово изображать за спиной подруги крутящийся руль, добавила, — и по дороге через мост была ужасная пробка.
— О, — сказала Эйми, и не подозревая о хулиганском поведении Брук, — что мы будем делать?
— Я бы выпила чашечку кофе.
— Хорошо, — отозвалась Эйми, — только недолго. Я немного устала.
— Пойдемте сюда, — предложила Брук, указывая Эйми на дверь. Пока та болтала со своей матерью, Брук протянула руку к кнопке звонка, под которой значился третий этаж. Прежде чем она успела толкнуть дверь, ее открыл изнутри мускулистый мужчина, в руках у которого была коробка с инструментами. Он кивнул Брук, впуская их в здание.
— Все готово, — объявил плотник, выходя за дверь.
Брук отвела взгляд, а Эйми подумала, что плотник либо шизофреник, либо говорит по очень-очень маленькому мобильному телефону.
— Куда мы идем? — спросила она.
— На третий этаж, — ответила мать.
— Это частное кафе, которое только недавно открылось, — объяснила Брук.
— О, как интересно, — протянула Эйми. В другое время, возможно, ее охватило бы сильное любопытство или подозрения относительно планов ее друзей. Но из-за беременности, разочарования после бейби-шауэр и сильной усталости она была способна сосредоточиться только на чем-то одном. В данный момент Эйми уставилась на обувь Брук.
— Мне кажется, я никогда раньше не видела тебя в кроссовках, Брук.
— Правда?
— Правда.
— Я ношу их. Иногда.
Эйми послушно вошла в дверь дома номер 64 по Вустер-стрит. Она не спросила: «Что, черт возьми, мы делаем?» или «А это приватное кафе легально?», когда они поднимались на лифте на третий этаж.
— А что это за кроссовки? — спросила Эйми. Она так и не могла отвлечься от мыслей об обуви Брук. — Триторнсы[24]?
— Кеды, — улыбнулась Брук.
— Ух ты, кеды! — выдохнула Эйми, внезапно почувствовав, как ее переполняет неуместный восторг по поводу кроссовок.
— Детка, ты в порядке? — поинтересовалась мать, когда они вышли из лифта.
— Просто устала, — Эйми собиралась рассказать всю эту историю матери позже, когда они будут одни в ее квартире. Она расскажет ей о том, как бесцеремонно ее муж обошелся с ней во время амниоцентеза и о второсортном бейби-шауэр. Она пожалуется ей, как это ужасно — когда радость, словно какой-нибудь неудачник-бойфренд, не способный перезвонить, избегает тебя.
— Нам сюда, — сообщила Брук, подходя к двери с надписью 3F и открывая дверь.
Она вошла. Эйми с матерью последовали за ней. Шарканье ног, шепот, снова шарканье, а потом зажегся свет.
— Сюрприз! — хором закричали друзья. Здесь были Марго и Элен из колледжа, и Тоби из средней школы. Стоявшая рядом с мамой в толпе улыбающихся подруг Эйми на мгновение ощутила гигантский прилив любви, которой ей так недоставало.
— Ой! Ой! Вот и вы! Тоби! О, Боже мой, как ты похудела! Элен! Как ты поживаешь?
Эйми обнимала и целовала каждого, кроме тех, кого не знала, — болтавших у окна мужчину и женщину в халатах.
— Почему вы все просто не пришли в ресторан? — не унималась Эйми. — Мы могли пообедать там!
— Это не обед, Эйми, — покачала головой Брук.
— Это работа, — добавила Марго, протягивая ей цифровой фотоаппарат.
— Сумка грязная, — проворчала мать Эйми, снимая с плеча футляр с фотокамерой.
— Я принесла Nikon D70, — сказала Марго. — Я не знаю, насколько он хорош и какой ты хотела. Просто когда ты рассказала нам, что хочешь попробовать цифровую камеру, мы были к этому не готовы, и пришлось взять в аренду то, что было в магазине.
Эйми крутила великолепную камеру в руках.
— А когда я сказала, что хочу попробовать цифровую камеру? — Ее голос почти сорвался на шепот.
— Сегодня за ленчем. Двое обнимающихся влюбленных, кадр, как если бы фотограф стоял между ними, — затараторила Брук, словно говорила о названии блюда из меню, а не давала описание рабочему процессу.
Эйми огляделась и поняла, что она находится не просто в какой-то квартире на Вустер-стрит. Это была фотостудия. Одна из белых стен в дальнем углу комнаты мягко изгибалась над белым полом, создавая иллюзию бесконечности. Здесь повсюду были ширмы и осветительные приборы, которые только и ждали, когда их приведут в действие. И ее друзья были здесь, они все стояли вокруг нее в джинсах, футболках и удобной обуви, они были счастливы, зная, что могут помочь ей сделать несколько фотографий.
— Мы решили, что это доставит тебе намного больше удовольствия, чем ленч и кучка красиво завернутых подарков, — сказала Брук, обращаясь к подруге.
И тогда Эйми расплакалась.
— О, Боже мой! Боже мой! Вы такие замечательные, ребята! О! Это чудесно! Как же здорово! — Слова потоком лились из Эйми, а слезы смывали косметику с ее лица. Она обнимала и целовала всех, она повторяла, какие они чудесные, снова и снова. И только потом поняла, что готова работать. Вид люцитовой платформы, сделанной с учетом всех деталей, о которых она говорила, вызвал новый смерч слез и причитаний.
— В семь здесь начнется другая съемка, — предупредила ее Марго, — так что тебе лучше не плакать больше.
Модели у окна прекратили болтать и сбросили халаты, обнажив красивые тела.
— Ладно, ладно, давайте начнем, — Эйми взяла себя в руки и настроилась на новое дело. — Софт- бокс нужно поставить здесь, и, Тоби, принеси мне, пожалуйста, отражатель. Марго, подержи камеру. Я начну снимать своей. Элен, ты не зарядишь пленку?
— Что нам нужно делать? — спросили обнаженные модели.
— Залезайте на платформу, и начнем с поцелуев, — проинструктировала их Эйми.
Лежа под двумя голыми незнакомцами в пластиковом ящике, Эйми чувствовала себя вспотевшей, молодой и сильной. Ее сноровка вернулась к ней, и она щелкала кадр за кадром, выкрикивая указания и подбадривая моделей. Она пыталась поймать изображение, которое описало бы, что это такое — быть внутри страсти. Модели, которые были незнакомы друг с другом до того, как вошли в эту студию, широко раскидывали ноги, приседали на корточки и облизывали друг друга. У мужчины в соске было кольцо, а женщина, судя по всему, увлекалась пирсингом намного больше. Сначала было заметно, что эти двое чувствуют дискомфорт: движения их были скованны, в них не было огня. Эйми сделала несколько фотографий, но это были не те кадры, о которых она мечтала.
— Как вас зовут? — спросила она у голой женщины с пирсингом.
— Энид, — ответила та.
