– Какое сердце? – уточнил Леонард.
– Твое.
– Ты его чувствуешь?
– Нет.
– Я тоже.
– Почему?
– Слишком много вопросов для девушки, которая хочет спасти мир.
– То есть, – Настя выдернула руку из Леонарда и озадаченно посмотрела на свои пальцы, – у меня не получилось?
– Нет. Знаешь ли, я готовился к этой процедуре десятки лет, а ты хочешь вот так прийти и разом все остановить? Нет, так дела не делаются.
– Но Анабелла…
– Пусть горит в аду, – пожелал Леонард.
Как показалось Насте, это было сказано с некоторой досадой. Может быть, Анабелла что-то напутала насчет сердца, но она определенно была права в том, что Леонарду она была небезразлична.
– Она знала, что моя работа для меня важнее. Она знала, что эту цель я поставил еще до того, как встретился с ней. Все уже было спланировано. Я не мог менять план, так дела не делаются. Должен быть порядок, понимаешь? Моя главная претензия к этому миру – в нем нет порядка. Это как книжный шкаф, понимаешь? Ты ставишь в него свои книги, уходишь, а когда приходишь, то все стоит так, как ты поставил. На это ты надеешься. Потому что в этом состоит идея порядка. Но в этом мире все не так. Сегодня одно, потом другое. И этому нет конца и края. Творец создает расу, определяет ее место и роль, но она нарушает эти границы, она смешивается с другими расами, идет туда, потом сюда, и получается совсем не то, что было задумано. Так не должно быть!
– И вы создали новую расу, которая будет точно придерживаться той роли…
– Нет, ни в коем случае! – Леонард отмахнулся от Насти, как если бы она искушала его какой-то безумной затеей. – Ненадежный материал!
– Что?
– Ненадежны, – он поморщился как от головной боли. – Все, кроме меня, очень ненадежны.
– Что?
Леонард снова дернул головой, глаза его потухли, голос ослаб, будто связь с главным Леонардом вновь ослабла. Дальнейшее говорилось голосом робота, у которого садятся батареи питания:
– Только я доверяю себе. Только себе доверяю я. Никаких новых рас. Просто я. Один. Тишина, порядок, покой. Новое будущее. Новое.
Руки Леонарда повисли вдоль тела, он посмотрел на Настю и шепотом сказал:
– Я тебя где-то видел.
– И я тебя тоже, – ответила Настя. – И я-то думала, что ты – злодей, ты – вселенский ужас, а ты… Ты просто эгоист. Ты даже и не творец. Ты просто уничтожаешь сделанное другими, но сам ничего приличного создать не можешь. Ну что ты сотворил – этих несчастных зомби? Оленьку?
То ли под воздействием ее слов, то ли по какой-то другой причине, но Леонард снова изменился. И снова не вовремя.
– Я просто очень люблю порядок, – сказал он и перехватил Настану руку. – И тишину. И покой. Анабелла должна была это понять. Даже двое – это уже слишком. Это уже хаос. Она разбила мне сердце, но я… Я должен был следовать плану, – он оттолкнул Настю в сторону и напомнил: – У тебя ведь была одна попытка. Все, хватит.
Настя знала, что у нее была попытка, и эту попытку она провалила, но почему-то она не чувствовала себя проигравшей.
– А ты, – сказала она. – Ты просто несчастное чудовище. Или несчастный волшебник. Главным тут все равно будет слово «несчастный»…
– Ты тоже должна следовать плану, – сказал Леонард.
– Что?
– Ты должна быть там, внизу, умирать согласно расписанию.
– Как бы не так! – успела выкрикнуть Настя ему в лицо, прежде чем Леонард пропал, пропали стены дома Анабеллы, пропало все, а затем через долю секунды все появилось снова, но уже в сопровождении дикой, невыносимо грубой и бесцеремонной боли, которая пожирала каждую клетку Настиного тела. Она лежала на полу Лионейского дворца и чувствовала себя так, будто каждая кость в ее теле была сломана.
Рядом лежал незнакомый мертвец и улыбался.
11
– Умирать согласно расписанию… – пробормотала Настя, поднимая себя с холодного каменного пола. – Язык ведь повернулся… Ну ничего, ничего…
