Штрафники вызывают огонь на себя. Разведка боем

Шибановский.

– А все-таки попробовать стоит, – стоял на своем Зворыкин.

– Так у взвода Аникина намного больше шансов выполнить ваш приказ, товарищ майор, – дипломатично заметил капитан Чувашов.

Другие взводные тоже поддержали идею комиссара.

Теперь получалось, что, если бы Шибановский настаивал на своем, слишком явными стали бы истинные мотивы его боевого задания. Не смерти же он желал своим подчиненным.

– Что думаете, младший лейтенант? – в упор глядя на Аникина, спросил майор.

Андрей как ни в чем не бывало пожал плечами.

– Признаться, товарищ майор, давно мы к этой колокольне присматриваемся. Уж больно она хороша для наблюдения. Тем более свято место пусто не бывает. Не мы, так фрицы завтра ее обязательно займут. И тогда нам худо придется…

– Ясно… – оборвал майор.

– И еще, товарищ майор…

– Что еще?

– Думаю, если мы взводом заявимся в городок, пользы мало будет, – произнес Аникин. – Тут надо помобильнее действовать. Группа человек десять…

– Ладно… – задымив папиросой, выдохнул Шибановский.

После томительной паузы он сказал:

– Так и решим. Аникин со своими людьми выдвигается в Вечеш, как стемнеет. Группу сформируешь из самых надежных людей. Цель – колокольня. И максимальная маскировка. Вопросы, замечания?… За дело, товарищи…

XIX

Темнело рано. Но и пара часов, остававшихся до вылазки, тянулась томительно долго. После обеда минометные обстрелы пошли на убыль. То ли надоело немцам развлекаться, а скорее всего, хорошенько остудили их пыл 50-миллиметровые минометы взвода Старостенко.

Запас мин у ротных минометчиков был небольшой, но несколько залпов они сделали по делу. Пущенные нашими мины легли на самой макушке опорного пункта. После этого в работе минометов противника сразу пошел сбой. То-то, узнали, что зазря брехать никто не даст, можно и встречного в зубы получить, нарваться, так сказать, на ответный удар.

Пока взвод, получив приказ, вовсю готовил оружие и себя самих к бою, Андрей, одолжив бинокль у командира минометного взвода, метр за метром прощупывал склоны опорного пункта и окраины местечка.

Вот неожиданно у крайних домов появилась коза. Самая обыкновенная, белоснежно-белая, с рогами и красной ленточкой на шее. Андрей поначалу даже растерялся. Настолько непривычной для войны был вид этой козы. Сбежала, наверное, со двора.

Коза целенаправленно двигалась в сторону поля, деловитым шагом переступая на своих копытцах. Она прошла несколько метров, как вдруг вечереющий воздух порвался напополам раскатистым «тра-та-та». Земля вскипела фонтанчиками возле самых козьих копыт. Она испуганно отпрянула в сторону, потом смешно скакнула влево и вправо и остановилась.

Еще одна очередь прошила землю у самых ног козы. Теперь уже было четко видно, что огонь вели с левого фланга опорного пункта. Он выступал вперед небольшим, заросшим леском склоном. Похоже, немецкий пулеметчик развлекался от нечего делать.

Коза замерла на месте как вкопанная, наклонив свою морду к земле. Будто искала что-нибудь съестное. Хотя что она могла найти в мерзлой декабрьской земле?

Вдруг неясный крик донесся со стороны местечка. Похоже, будто ребенок кричит. Из-за окраинных домов показался силуэт. Андрей внимательно вгляделся в окуляры бинокля. Так и есть, девочка, судя по росту, лет десяти-двенадцати, одета в пальто, на голове платок. Она что-то выкрикивала в сторону козы, что-то очень строгое. Наверное, звала ее вернуться.

Но коза оказалась крайне непослушной. Она трусцой побежала дальше в поле. В этот момент в ее покрытое гладкой белой шерстью туловище вошли пулеметные пули. Забрызганное собственной кровью животное повалилось набок и часто-часто засучило всеми четырьмя ногами. Из разорванного вымени выплеснулась кровь вперемешку с молоком и залила красно-белым пятном всю землю вокруг.

Девочка замерла, онемев от ужаса. В бинокль было видно, как раскрывался ее рот. Наверное, она хотела закричать, но не могла.

XX

Возле дома показалась женщина.

– Бианка! Бианка! – тревожно позвала она девочку. Женщина выглядела высокой, крупнотелой. Ступая тяжело, она направилась к девочке, все время окликая ее. Но та словно не слышала. Все так же, исполненными ужаса глазами, она смотрела на истекавшую молоком и кровью козу.

И вдруг она бросилась к умиравшему животному. Девочка бежала по полю, а вдогонку за ней летели истошные крики женщины. Та попробовала перейти на бег. Наверное, у нее были больные ноги, потому что она с большим трудом их переставляла.

Не то что девчушка. Эта бежала стремительно, как молодая козочка. Пулеметная очередь срезала ее резко, будто плетью огрела. На этот раз фашист был точен. С первого раза попал в свою мишень. Девочка словно споткнулась, будто у нее землю из-под ножек выбили. Упала как-то совсем по-детски, выставив ручки вперед. Она замерла метрах в трех от козы и больше не шевелилась.

– Что ж он делает, гад… – услышал Андрей голос возле себя. Это был Талатёнков. Чуть не весь взвод и минометный расчет, устроившись в ряд, наблюдали из-за насыпи за происходившим на поле. Жуткий женский крик нестерпимо резанул по ушам. Она кричала, не переставая, истошно и безумно, не склеивая звуки в слова, а завывала, как раненая медведица. И так же жутко бежала, неповоротливо, по-медвежьи переставляя свои толстые ноги.

Очередь взрыхлила землю в нескольких миллиметрах от кричащей женщины. Одна из пуль, видимо, попала в руку. Она схватилась за локоть. Но воющий крик и движение вперед, к лежавшим в поле, не прекратились.

– Вот сволочь… – не выдержав, откликнулся кто-то из взвода.

И тут случилось такое, от чего вздрогнули даже видавшие виды бойцы. Мощный сноп земли вдруг взметнулся с грохотом вверх, увлекая за собой женщину. Будто чьи-то страшные невидимые руки сорвали с нее в воздухе разом всю одежду и швырнули пугающе белый ком голого тела метров на десять в сторону.

XXI

Аникин сполз к основанию насыпи. Забытый бинокль болтался на груди. Многие из взвода тоже отвернулись, потрясенные увиденным. Пальцы сами машинально скрутили самокрутки, и легкие наполнились забористым дымом венгерского самосада. С каждой затяжкой спасительного никотина стало понемногу отпускать.

– Вот гады… – первым очнулся Талатёнков. – Нет, вы видели?

– Че ты раскудахтался? – хмуро буркнул Крапивницкий. – Чай, не слепые… Конечно, видели…

– Товарищ командир, – обратился к Аникину Караваев. – Разрешите по этому гаду вдарить. Я его…

Караваев теперь, после ранения Пташинного, из подающего переквалифицировался в полноправные пулеметчики.

– Отставить вдарить, – негромко, но твердо ответил Аникин. – Мы с ними позже посчитаемся.

– Так как же, товарищ лейтенант… – с досадой не унимался Караваев. – Он, гад, от развлечения девчушку угробил… Нельзя жить ему…

– От развлечения? – переспросил Аникин. – Это ты, Каравай, недооценил гада. Ты видел, что с женщиной стало?

– Ну?… – непонимающе, оглядываясь на товарищей, переспросил новоиспеченный пулеметчик.

– Вот тебе и ну, Каравай… – тяжело выдохнул Аникин.

– А ведь командир прав! – первым догадался Талатёнков. – Там же мина была! Это что получается,