ваши поступки, ваши рассуждения — сплошная череда серьёзнейших просчётов и заблуждений. Ну неужели вы действительно считаете, что климат под Гомелем благоприятно скажется на здоровье ваших родных? Какая наивность! Уверяю вас, что это не так. Совсем не так.
Никитин достал из портсигара тоненькую сигарету и закурил. Закурил и кавказец. Оба, не сговариваясь, демонстративно сбрасывали пепел на пол. Наступила гнетущая тишина. Ветров не знал, что ответить. Да, строго говоря, и вопроса в словах Никитина он не услышал.
Видимо, ощутив это, Никитин продолжил, смотря тем же холодным жёстким взглядом прямо в глаза Ветрову:
— Вы должны понять, что, затягивая время, вы вредите не только мне, но и себе. Даю вам ещё неделю. Ровно неделю, Ветров. Впрочем, можете сказать «да» прямо сейчас. Учтите, чем позже мы договоримся, тем худшими для вас будут условия. Да, кстати, вы, Ветров, уже должны погасить наши расходы на непредвиденную покупку. Сумма не слишком велика — всего десять тонн баксов, но не буду же я вам её прощать. Извините, не заслужили! А покупочку эту я вам возвращаю, Ветров. Ровно столько за неё и заплатил. Берите!
Не торопясь, словно специально оттягивая запланированный эффект, Никитин открыл дипломат, достал из него синюю полиэтиленовую, хорошо знакомую Ветрову папку на серебристой молнии и, швырнув её на стол, в сопровождении качков вышел из кабинета.
И опять тот же густой всё застилающий туман. Снова все действия совершаются как бы автоматически, а решения принимаются без его участия. И опять коварное, беспощадное течение стремительно несёт его в самые страшные омуты и смертельные водовороты. И не выбраться ему из него, и не справиться с ним.
В туалете такой же густой туман. Ветров, с трудом просунув голову под кран небольшой хромированной раковины, во весь напор включает холодную воду. Почти ледяная, она затекает за ворот рубашки, бежит по шее и спине, пронизывая всё тело жгучим холодом. Постепенно реальность возвращается, и туман чуть рассеивается.
Не вытираясь, мокрый и продрогший, он возвращается в кабинет. С трудом разобравшись с роумингом, дрожащими пальцами набирает номер мобильника Марины.
Слышимость совсем плохая.
— У меня всё в порядке, Мариша, дай-ка деда. Кое о чём посплетничать нужно. Антоха в норме? Ну и отлично. Привет передавай и скажи, чтобы слушался. Ну, где там дед? — Насколько возможно, Ветров старался говорить спокойным, уверенным тоном.
Выяснив у тестя, что Марина пошла на кухню кормить Антона, а значит, не станет свидетелем их мужской беседы, он, уже не скрывая тревоги, рассказал Николаю Васильевичу всё о последнем визите Никитина. Разговор был долгим. Только когда запикало в трубке, что означало: в Маринином мобильнике садятся батареи — был сформулирован окончательный вариант плана действий. Автором, естественно, был дед, а Ветрову ничего другого и не оставалось, как с ним согласиться.
Суть плана сводилась к следующему: дед остаётся с Мариной и Антоном. Это, пожалуй, единственное, на чём смог настоять Ветров. Николай Васильевич, конечно, сам рвался в бой, но потом всё же понял, что зять прав и он со своей двустволкой нужнее здесь. А в Питер в ближайшие день-два приедут его афганцы, на которых можно полностью положиться. Приедут, видимо, человека три или четыре. Кто, откуда и в какое время прибудет, он обещал сообщить ближе к вечеру. В голосе деда не было ни малейшего сомнения, что кто-то из них может не приехать или отказаться.
— Они, Стас, конечно, не Робин Гуды, я тебе уже это говорил, но сделают всё как надо. Ну а по цене, не сомневаюсь, договоритесь. Удачи тебе.
Приехали четверо. Всем лет по пятьдесят — пятьдесят пять. Высокие, накачанные, загорелые. И все с пышными, как у деда, чуть тронутыми сединой усами. Первыми уже на следующий день рано утром позвонили с Московского вокзала братья-близнецы Анатолий и Иван. Через пару часов появился коротко подстриженный и абсолютно седой Валентин из Рязани. И последним, уже ближе к вечеру следующего дня, к ним присоединился Георгий Саркисян — самый высокий, крепкий, с огромной бритой головой. Чувствовалось по всему, самый авторитетный из них.
С первых же минут именно Георгий и взял всю операцию в свои сильные, покрытые чёрными волосами руки, а все остальные приняли это как должное. Первый сбор был назначен на следующее утро в кабинете у Ветрова.
Ровно в десять утра Саркисян, с трудом вместив свою фигуру в директорское, ранее казавшееся безразмерным кресло, открыл совещание группы. Назвал он его по-военному — оперативкой. Близнецы из Подмосковья, Валентин из Рязани и сам хозяин кабинета устроились в креслах за журнальным столиком.
Первым заслушали Ветрова. И хотя он плохо понимал вопросы, а лица присутствующих с трудом различал сквозь туман, тем не менее, ему удалось довольно связно и с необходимыми подробностями описать сложившуюся ситуацию.
— Ну что ж, по-моему, всем всё ясно, — подвёл итог Георгий.
— Теперь я предлагаю провести небольшое, чисто «афганское вече». Остаются только профессионалы. А ваши и без того потрёпанные нервы, Станислав Александрович, мы побережём. У вас, наверное, есть чем заняться в мастерской, идите работайте на благо своей фирмы, а мы тут с дружбанами маленько потолкуем. Идёт?
Ветров не возражал. С трудом найдя в тумане ручку двери, он вышел из кабинета.
Все последующие события развивались стремительно и жутко. Как в страшном ночном кошмаре прошли эти драматические дни для несчастного Ветрова. Уже в кабинете следователя, а позже и на суде ему пришлось восстанавливать их подробности. Вспоминалось с трудом, а многое и вовсе забылось.
Пожилая судья, чем-то очень напоминающая Ветрову его маму, с таким же добрым и светлым лицом, уже более часа зачитывала приговор. Он слушал его и вспоминал происшедшее. Да, всё было именно так, как звучало на суде. Формально именно так. Но только формально…
Напротив сидел Дмитрий — его адвокат, и ободряюще посматривал на Ветрова. Казалось, он был уверен в однозначно положительном для своего подзащитного исходе дела.
— Будете за ним как за каменной стеной. Он не проиграл ни одного процесса, — так отрекомендовала Дмитрия молоденькая, ярко накрашенная девица в юридической консультации на Невском проспекте. Лучезарно улыбнувшись Ветрову, она просунула в щель стеклянной перегородки визитку с номером телефона адваката…
Судья зачитывала приговор. Да, похоже, что всё было именно так. Наверное, так…
Никитин позвонил на следующий день после проведённого Саркисяном «афганского вече». Трубку в приёмной, как и предусматривал выработанный этим вече план, снял Ветров. В кабинете, вальяжно развалившись в огромном кресле, сидел Саркисян. Здесь же в кабинете находились и остальные дружбаны. На параллельном директорском аппарате была нажата кнопка громкой связи. Все внимательно вслушивались в каждое слово разговора.
— Жду и жду вашего звонка, Станислав Александрович, и никак дождаться не могу, — в голосе Никитина звучала откровенная издёвка. — Вот и подумал, может, звонили, а я тут в отрыве от связи пару деньков находился. Так как, Станислав Александрович, звонили или нет?
— Звонил и, действительно, не смог дозвониться. Несколько раз звонил, можете мне поверить, — изображать испуг и решительную готовность на всё Ветрову и не требовалось.
— Ну вот и отличненько. Я понимаю, что вы хотели мне сказать твёрдое «да». Ведь так, Ветров? Я не ошибаюсь? — Тон стал более серьёзным. Угадывалось даже некоторое нетерпение.
— Я серьёзно подумал, господин Никитин, тщательно взвесил все обстоятельства и принял решение согласиться с вашими условиями. В общем, я говорю «да».
— Я рад, что вы приняли единственно верное решение, — голос Никитина потеплел. Чувствовалось, что ответ Ветрова его устроил и был, на самом деле, для него важен. — Мне потребуется некоторое время,
