– Хорошо же, – прорычал Ракот, посылая вепря ближе к лестнице. – Драться по-честному ты не хочешь. Поглядим, как выйдет, если нечестно!
Спокойно, Владыка Ночи. Вспомни, как ты обхитрил самого Ялмога в битве у Шести островов, в мире со странным названием Яарцык. Ни ты, ни Хедин никогда ещё не сходились со Спасителем так близко. Какой прекрасный повод узнать наконец, «что у него внутри».
Чёрный зверь преградил Спасителю путь, зависнув над самыми ступенями. Ракот вбросил бесполезный клинок обратно в ножны, прищурившись, вгляделся в смуглое от загара лицо со скорбной складкой меж бровями.
Что же ты такое, Спаситель? Слова о «воплощении людских чаяний» слишком общи. В конце концов, ты разрушаешь миры, ты поглощаешь людские души – во множестве. И при этом подчиняешься каким-то малопонятным пророчествам, записанным в глухой древности теми, кто едва ли сам понимал их смысл.
Заклятья познания у Ракота не принадлежали к излюбленным. Он всегда отдавал предпочтение силе. Многочисленности полков, порождённых великой Тьмой. Исполинским истребительным волнам, «таранам Ракота», какими он сметал возведённые в Межреальности баррикады и бастионы Молодых Богов – тогда, во время второго и самого успешного наступления на Обетованное. Ордам голодных драконов, в конце концов. Он хорошо умел ломить массу массой, крушить барьеры и преграды, умел выигрывать сражения, даже оказавшись в отчаянном положении. Но что делать с сущностью, подобной Спасителю?
Вепрь тревожно всхрапнул, завертел клыкастой башкой, не выдерживая прямого и строгого взгляда Того, кто шагал сейчас по золотым ступеням.
Ракот застыл с поднятой рукой, впился взглядом в непроницаемо-усталые глаза под набрякшими веками. Как встарь, он поворачивал мир вокруг себя, скручивая магические потоки тугой спиралью, ставя себя в самый центр незримого шторма – некогда с его помощью он мог перетасовывать пласты реальности, мог заставить течь вспять реки, а горы – рассыпаться мелким песком. Сейчас он вспоминал, как впервые вошёл в Великую Тьму, не растерянным, дрожащим и подавленным, но, как сейчас – яростным и готовым к схватке. Исполинская предвечная сущность лежала тогда перед ним, и требовалось прорваться к её сердцу, сдавить, заставить биться в унисон с собственным.
Двое на золотой нити, протянутой от неба до земли; и Ракот вновь чувствовал себя, как перед решающим, третьим штурмом Обетованного – уж теперь-то он не мог проиграть, он дважды являлся сюда, дважды его отбрасывали, третьего поражения не случится, трижды он никогда не проигрывал.
Нет, века зря не проходят. Тебя не берёт моя сталь, Спаситель, может, не возьмёт и магический удар. Но даром эти прогулки тоже не пройдут, даже не надейся, если, конечно, ты способен надеяться.
Что за этими глазами, за мозолистыми руками? Бьётся ли сердце, струится ли кровь по жилам? Или ты только морок, не доступный нашему пониманию?
Как же ты спокоен. Подобного борения взглядов не выдержать даже Яэту, а тебе – хоть бы что. Неживой? Жизнь для тебя – просто свет, который ты собираешь и гасишь в себе? Кажется, Спаситель что- то почувствовал. Одна бровь поднялась, словно бы иронически. С немалым трудом собранная Ракотом сила потянулась бесчисленными щупами к фигуре в сером хитоне, тщась обнаружить если не содержание, то хотя бы форму.
Воздух начал потрескивать, невидимая доселе зола вспыхивала, словно проживая вторую жизнь, с тем чтобы умереть на сей раз последней и окончательной смертью. Ракота и Спасителя разделяло всего пять ступенек.
Посох мерно ударял по золоту. Каждый шаг – лишняя строчка в приговоре Эвиалу. Брат Хедина не мучил себя сомнениями, не терзался – а не стоит ли за его нынешним противником какая-то «его собственная правда». Перед ним – лютый и беспощадный враг, ещё более ненавистный из-за того, что с ним нельзя схватиться, как достойно истинного воина. Молодые Боги тоже струсили, не выйдя на поединок, когда он, Ракот, стоял под стенами Обетованного; но они хотя бы боялись, и это было понятно. А тут – конечно, чего страшиться, если никакое оружие не в силах тебя зацепить. Никакое? Совсем-совсем никакое?
Магическая сущность такого масштаба не может не оставлять следов в тонких, нематериальных сферах, в тех слоях Упорядоченного, куда нет хода даже богам. Но туда дотянутся заклятья познания, в коих так силён брат Хедин. Эх, Познавшего Тьму бы сюда – пусть бы просто стоял в любимой позе, скрестив руки на груди и полупрезрительно сощурившись.
Текли мгновения, посох постукивал о золотые ступени – их между Ракотом и Спасителем оставалось всего три, – а мощь, пущенная Ракотом в ход, не находила ничего. Ни формы, ни содержания, ни даже пустоты. Надвигавшегося на Владыку Тьмы просто не существовало, как и золотой лестницы у того под ногами.
Не может быть. Любой враг, даже козлоногие твари Неназываемого, даже сам Неназываемый, ненасытный пожиратель всего и вся, оставались познаваемыми, хотя бы до некоего предела. Здесь же заклятья натыкались на дыру, провал во плоти Упорядоченного, квинтэссенцию «отсутствия всего», как выразился бы Хедин.
Две ступени. И прежний взгляд. Не пустой, не мёртвый – но чужой, совершенно и полностью чужой.
Прежний Ракот, Истинный Маг, принадлежавший к Поколению Мерлина, наверное, взъярился б до последней крайности, слепо ринувшись на врага; Ракот нынешний, Бог Равновесия, не пошевелился.
Пустота – это вместилище. Когда-то Познавший Тьму проделал ловкий ход с обрушившейся на Хединсей лавиной Лишённых Тел: даровал голодным и алчным призракам тела, когда они всей ордой мчались на бастионы острова. Что, если?..
Когда-то Истинным Магам было строго запрещено творение. Только изменение. Беспощадный закон Равновесия многое запрещал и Новым Богам. Они не могли по мановению руки создать из ничего неисчислимые армии.
Но заполнить одну-единственную пустоту, выеденную непонятной болезнью каверну в плоти несчастного мира – закон не запретит?!
Думай, бывший Владыка, думай – как поступил бы сейчас твой названый брат, что бы он решил? Потому что он, Хедин, победил там, где ты проиграл. И, если бы не Познавший Тьму, ты так бы и пребывал развоплощённым, на проклятом Дне Миров. Поэтому тебе надо рассуждать так же, как Хедин, смотреть на Спасителя глазами Хедина и надеяться, что ты решишь задачу так же удачно, как он в своё время, сокрушив многажды сильнейших врагов – магов Поколения, самого Мерлина, а потом и Молодых Богов.
Заклятья Ракота тянулись далеко за пределы Эвиала – сквозь многочисленные прорехи в некогда несокрушимой тёмной броне. Сейчас сгодится любое, любые подонки, любая гниль из Межреальности. Ничего лучшего этот вампир, прозвавшийся Спасителем, и не заслуживает.
Ракот не маскировал своих намерений – когда стоишь лицом к лицу с таким противником, это не поможет.
Дать твари перед ним плоть. Превратить ничто в нечто.
Губы Спасителя слегка дрогнули, неуловимый намёк на печальную улыбку. Именно печальную, отнюдь не глумливую.
Небо над Ракотом вскипело, меняя цвет с чёрного на тёмно-вишнёвый, словно раскалённое железо. Из-за пределов Эвиала потекли незримые реки, набирая мощь и разбег, властно раздвигая закрывавшие мир плиты. И без того приоткрывшийся удел Западной Тьмы начинали продувать вольные ветра Межреальности, свободнее текла животворная сила, и под горами – чувствовал Ракот – всё ярче и ярче разгорались Кристаллы магии.
Природа не терпит пустоты. Выболевшую каверну следует заполнить. Не знаю имя твоей «болезни», Спаситель, но голодную бездну, странствующую от мира к миру меж светилами, так оставлять нельзя. Я даже не лекарь, я – скальпель в руках великого Упорядоченного.
Одна ступень. Стук посоха отдаётся неожиданной болью во всём теле Ракота, и названый брат Хедина невольно удивляется – он привык терпеть, особенно странствуя в облике черноволосого варвара-воителя, но эта боль идёт словно из самой сердцевины костей. Сознание туманится, перед мысленным взором откуда ни возьмись появляются картины далёкого прошлого, молодость Поколения, навек потерянный Джибулистан, и лицо той, кого он так хорошо и накрепко забыл.
Нет! – беззвучно кричит сам себе Ракот. Ты устоишь, Владыка Тьмы, а ты, Спаситель, великая
