словно пробивались сквозь незримую топь, настолько замедленны сделались их движения.
– Ловко, – невозмутимо бросил Игнациус. – Ловко, господин некромант, хотя и не ново. Конечно, вся эта пирамида – одно огромное кладбище, тебе есть где почерпнуть силы, любезнейший. Однако ты продержишь заклятье ровно столько, сколько я это позволю. Нет-нет, ничего разрушать я не намерен. Просто… немного подстегну этих лентяев. Ты здесь не один, кто может управиться с ходячими мертвяками.
– Сильномогучий уходит от ответа. – Бельт и глазом не моргнул. – Зачем он тратит слова и время, когда может…
– Потому что таков мой каприз. – Игнациус не скрывал раздражения. – Потому что я не хочу крови. Кого требовалось, я уже убил. Дальнейшее кровопролитие мне претит. Более того, вы, храбрые воины, и ты, некромант, и вы, сёстры-во-смерти – вы можете мне пригодиться. У меня, видите ли, большие планы. Полагаю, все уже убедились в моей компетентности и способности осуществлять задуманное? – Маг наигранно подбоченился: – Так зачем вам гибнуть здесь, в обречённом мире? У меня есть средство, позволяющее остановить даже Спасителя.
«Не врёт», – с горечью подумала Клара. Игнациуеу не требовалось блефовать. Он и впрямь победил. По всем статьям.
А как же «слово Боевого мага больше его жизни»? А как же… как же Сфайрат? Что с ним – дракон так и не поднялся, отполз к ногам Клары, шипя от ярости и боли.
Клара сама удивилась направлению собственных мыслей. Какое ей дело до этого… этого… имперсонатора, который… ой, ой, мама! Щёки чародейки запылали, словно рдеющие угли. Он же со мной… я же с ним…
Охвативший Клару жар грозил вот-вот спалить её – однако поддалась и сковавшая волшебницу ледяная броня. Чародейка шевельнула пальцем. Кистью. Ожил локоть – каждое движение обжигало, словно она касалась промороженного лютым холодом металла.
Дотянуться до эфесов. Только бы дотянуться до эфесов, а там мне помогут сами Мечи.
– Итак, я жду ответа. – Игнациус скрестил руки, надменно задрал подбородок. – Или – или. Спаситель скоро овладеет всею магией Эвиала, замкнёт её на себя и тогда, гм, придётся повозиться даже мне.
Краем глаза Клара заметила, как переглянулись Тави и Ниакрис. Сёстры-во-смерти, как назвал их Игнациус.
– Позволено ли будет мне спросить сильномогучего, как же он собирается вырвать нас из-под власти Спасителя? – с прежней вежливостью осведомился Бельт.
– Позволено, позволено, – самодовольно бросил маг. – Сегодня такой день… хочется побыть как все. Просмаковать победу. Рассказать, как она творилась. Вот. – Узкая ладонь Игнациуса змеёй скользнула за пазуху. – Я это вам уже показывал, но, увы, тщетно. Вы не прониклись. Что ж, придётся объяснять доходчивее. Это, мои дорогие, череп Его сына. Его нерождённого сына.
Клара изо всех сил старалась не замычать и не застонать от боли, не дёрнуть щекой, не прикусить губу – ледяная броня таяла, но медленно, слишком медленно!
…А мессир-то Архимаг у нас, оказывается, тоже баловался классической некромантией. Недаром так тщательно запрещал её изучение в Долине. Череп действительно мог многое. Настолько многое, что Клара зажмурилась в ужасе.
– Череп Его нерождённого сына, – повторил Игнациус, явно довольный произведённым эффектом. Все, даже неустрашимые орки, даже Тави и Ниакрис, даже Сфайрат – все содрогнулись от показавшейся им на миг свирепой мощи, заключённой в крошечной вещице. Все. За исключением старого некроманта Бельта.
– И что же сильномогучий собирается сделать с этой… с этим, бесспорно, сильнейшим артефактом? Потребуются длительные ритуалы, особое положение звёзд и планет, редкие ингредиенты – чтобы череп явил подлинное могущество.
– Ты рассуждаешь, как деревенский ветродуй, – высокомерно хмыкнул Игнациус. – Как неграмотный сельский погодник, только и способный, что вызывать дождь или отгонять от полей саранчу. Мне не требуется никаких причиндалов ритуальной магии, чтобы освободить силу черепа. Право, не знаю, зачем я тебе это говорю, всё равно не поймёшь…
– Ну, почему же. – Бельт демонстративно взглянул в бойницу. – Кажется, Спаситель вот-вот ступит на твёрдую землю, так что, если апокрифы таки не лгут, тут-то и начнётся настоящее светопреставление.
– Короче, – поморщился Игнациус. – Приятно поговорить о себе, любимом, в минуты триумфа, но они проходят, а дела остаются. Клара Хюммель! Согласна ли ты отдать Мечи добровольно?
Чародейка ощутила, как по щекам сбежали вниз горячие капли. Она плачет? Она, неустрашимая Клара Хюммель?! Ей некуда деваться. Спаситель наступает. Они – пленники ужасного, отвратительного, заражённого Тьмой мира. У них и впрямь нет выхода. Если отдать Мечи Игнациусу, он, наверное, и впрямь спасёт…
– Нет.
Кто это сказал? Неужели она, Клара? Да ещё таким твёрдым, решительным голосом, словно за её плечами целый легион волшебников, не уступающих мессиру Архимагу? Или это её глупое упрямство, то самое, что твердило про «слово Боевого мага», и в самом деле заставив поверить, будто оно – больше самой жизни? И не только её, Клариной, жизни.
– Нет.
Брови Игнациуса взлетели вверх.
– Очень жаль, – выдохнул он и, похоже, искренне. – Мне не хотелось бы убивать тебя, Клархен, а теперь придётся. Да и Мечи жаль. Они, похоже, успели к тебе привыкнуть. Вырывать их у тебя силой – лишиться немалой части их могущества – видишь, насколько я откровенен. Но… ты не оставила мне иного выхода.
– Нет! – взвизгнула вдруг Тави, бросаясь наперерез чародею. – Великий маг, прости нас! Прости и помилуй! Я не хочу умирать здесь, я ещё так молода! Возьми меня с собой, великий!
– Сестра! – У Лейт вырвался не то стон, не то всхлип.
– Тави! – отшатнулся Бельт.
– Я не хочу умирать! – с отчаянием выкрикнула ученица Вольных, делая шаг к Игнациусу и бросаясь на колени. – Меня слишком долго таскали с собой как простую мечницу! Я не хочу больше так! Не хочу!
– Гм. Кажется, я не напрасно разбрасывал тут плоды своего красноречия. – Игнациус внимательно взглянул на коленопреклонённую воительницу. – Кажется, кажется… ты говоришь правду. – Глубоко посаженные глаза буравили Тави из-под косматых бровей. – Что ж, разумно. А я тебя не забуду. В отличие от остальных. – Он довольно потёр сухонькие ладошки и мелко захихикал.
Свист клинков Клара услышала уже много после прыжка Ниакрис. Отброшенная в самом начале боя, дочь некроманта прыгнула, проскальзывая, наверное, между частицами самого времени, распластанной тенью, размазанной чертой; её железо успевало пронестись, а распоротый воздух ещё не успевал и застонать.
Игнациус уже не смеялся. С неожиданной резвостью мессир архимаг скакнул наружу, левой рукою указывая на Тави. Ученица Вольных слабо ахнула, вздёрнутая на ноги невидимой рукой. А затем оба её клинка, коротко взблеснув, ошиблись с оружием Ниакрис.
– Сестра… – вновь выдохнула Лейт. Выдохнула совершенно обречённо. И – лицо её оцепенело, превратившись в стальную маску-забрало. Чувства и память уходили, уступая место боевому умению.
– Убей её! – резко выкрикнул Бельт. – Она нас предала!
Прошедшая Храм Мечей, сражавшаяся с монахами, Охотниками за Свободными, одолевшая орды скелетов и зомби в замке собственного отца, Ниакрис билась холодно, обдуманно и точно. Если, чтобы достать Игнациуса, надо убить Тави – что ж, она её убьёт. Это просто ещё одно испытание. Как те три убийства, обязательные для ученика, прежде, чем он станет настоящим воином Храма…
Остальные мысли Ниакрис загнала глубоко-глубоко – чтобы не докопался даже проныра Игнациус.
Так и не стряхнувшая оцепенение до конца, Клара Хюммель могла лишь беспомощно наблюдать за сражающимися. Игнациусу, гаду, это, похоже, доставляет истинное наслаждение. Как же он любит марионеток, этот старый червяк, превыше всего прочего, даже внешних атрибутов власти…
