— Разумеется, дочь моя, — ответил тот, — так значит ты — Верховная Жрица. Кто же ухитрился быть выше тебя, и что это за орден такой вообще…
— Выше меня магистр Ордена, Верховный Магистр. И это главное мое препятствие на пути к власти в Ордене. Он очень умен и очень силен. Для справки, ты ведь знаешь историю Гланта… Так вот — магистр возглавлял этот Орден еще тогда.
Акрат широко расрыл удивленные глаза, но быстро прищурился и продолжил внимательно ловить каждое слово своей дочери, которая тем временем продолжала:
— Кстати, именно он настаивал на идее исчезновения меня из дворца. Понимал, что Верховная Жрица на престоле Леогонии может и не нуждаться ни в каких магистрах. Есть еще два мастера с очень большим влиянием. Один старый, достаточно глупый и мелкий, по сути просто чрезвычайно доверенный слуга магистра. Он весьма жестокий и властолюбивый. Если магистра не окажется, то он употребит все свое влияние, чтобы сесть на его место. А влияние у него очень даже большое. Фактически он заведует всеми делами Ордена и можешь представить какой властью при этом обладает. Другой мастер молодой, умный, сильный и, — Мельсана сделала паузу, — красивый. При иных обстоятельствах я бы желала увидеть его разделяющим трон со мной, когда настанет время, но он слишком сильный и слишком умный, я не смогу контролировать его, так что одним соперником больше. Он воглавляет фактически что-то вроде армии и тайной полиции Ордена, так что сам понимаешь… Эти трое — наше препятствие. Справимся с ними, и вся мощь Ордена под моим руководством в твоем распоряжении, отец. Равно как и вся мощь государства, управляемого тобой, в моем, я правильно понимаю?
— Расскажи, что за Орден такой, хотя бы, — ответил вопросом на вопрос король.
— Чего рассказывать? Орден Илинитов знаешь? — король кивнул в ответ на вопрос дочери, — Наш устроен примерно так же, только дисциплины побольше и хозяин другой, соответственно и цели другие.
— Так вы из этих темных сект, что то тут, то там появляются?
Принцесса поморщилась:
— Не опошляй, отец. Эти «темные секты» — мелкий побочный результат нашей работы, так, шваль, отбросы и придурки. Когда говорят о «темных», обычно считается, что они не верят в Единого. Это неверно. Мы верим в Единого, и очень даже верим. Наше отличие от илинитов состоит в том, что мы не верим в человека. В этом краеугольный камень наших различий. Илиниты верят, что рано или поздно придет Светлое Царство, где всем воздастся по заслугам, а потом всем хорошим станет хорошо. Мы считаем, что люди рано или поздно достанут Единого своими грехами, и он просто сотрет человечество с лица Земли, оставив души там, где им и полагается быть — в распоряжении того, кто с самого начала не верил в людей. И тогда те, кто ему служил уже сейчас, окажутся его приближенными и будут вознаграждены за службу, пока остальные будут гореть, мерзнуть, или уж не знаю, что там с ними будет делаться, каждый народ себе по вкусу выдумывает… Теперь, почему все закрутилось именно сейчас. Мы верим, что именно сейчас в мир пришел Певец.
Мельсана сделала паузу, но Акрат хотя и приподнял брови, сознательно демонстрируя свое удивление, но говорить не стал, ожидая продолжения. И она продолжила:
— Если ты знаешь из теологии, именно явление Певца, который должен принести Изначальную Песню, и является центральной точкой для того события, которого ждем и мы, и илиниты. Единый сказал, что Певец принесет Песню, все ее подхватят и тут-то и наступит всеобщее благоденствие. Хозяин нашего Ордена всегда возражал, что люди безнадежно исказят Песню, куда хуже чем он сам в начале времен. Магистр считает, что Певец — это наш придворный менетсрель, этот Дестин, словом хромой, которого обвинили в моем убийстве. В этом, кстати, тоже была часть задумки, если бы ты его казнил, в хорошем же виде Песня пришла бы в Мир, — усмехнулась принцесса, — и добавила, пока все понятно? Сейчас хороший момент, чтобы ответить на твои вопросы, если таковые у тебя есть, прежде чем идти дальше.
Акрат потер лоб, встал, подошел к каменной ограде, возле которой стояла его дочь, задумчиво посмотрел на океан минуту-другую, и потом сказал:
— Я не понимаю только одного. Если по твоей вере скоро наступит конец света, то за что же ты борешься?
Принцесса улыбнулась:
— Не зря магистр говорит, что ум мне достался по наследству… — она сделала паузу, убедившись, что отец понял ее комплимент, и продолжила, — А дело состоит в двух мелких, но очень важных деталях. Во-первых, ты же знаешь нашего менестреля. Можешь ты поверить, что он и есть Певец? Я знаю, что очень многое указывает на это, но если это не так, то высшим силам еще предстоит изрядное время до разрешения их спора. И я предпочла бы провести его на престоле королевства и главой Ордена, нежели запользованной жрицей и орудием в чьих-то руках. Я ясно выражаюсь?
— А если он все-таки Певец? Ты же помнишь, как он умеет петь.
— Тогда есть еще вторая причина, связанная с тем, что мы на самом деле верим в Единого. И он сказал, что все будет хорошо. А с Единым шутить еще хуже, чем с Хозяином нашего Ордена. Ведь Песня-то продолжается и никто не знает как она должна звучать. С Единого станется заявить, что его любимчики, ненадолго оторвавшись от войн, убийств, пьянства, блуда и прочих завлекательных занятий, все-таки спели ее именно так, как Он и хотел. С него станется, Он — Создатель, он и не такое может себе позволить. И тогда, когда Хозяин начнет спорить, то либо получит «по шапке», после чего мы все все равно в Светлом Царстве и беспокоиться не о чем, либо они устроят нам еще небольшой тайм-аут на проверку исполнительских талантов, и тогда мы снова возвращаемся к идее трона и руководства Орденом. Логично?
— Вполне, — согласился с дочерью отец. Он подошел к столу, наполнил пару бокалов, и вернувшись к парапету протянул один Мельсане. Они облокотились вновь на парапет, глядя на клонящееся надо океаном к закату солнце, и через минуту молчаливого наслаждения видом, вином и тишиной, Акрат сказал:
— Знаешь, дочка, я может и не в восторге от некоторых твоих занятий, но, пожалуй, это будет лучший вечер в моей жизни.
Серые пленившие Дастина, Ильмера, Тича, и столь немилосердно обошедшиеся с лысиной Онетро, отнюдь не отстали от своего пленника в желании видеть всех четверых в хижине колдуна. Уже к вечеру голодные и усталые путники были приведены в старое жилище Онтеро и оказались там заперты. Впрочем, в планы серых явно не входило уморить друзей жаждой или голодом. В хижину принесли вполне достаточно простой, но питательной еды. Основу их ужина составляла половина зажаренного на костре дикого кабанчика, которой одной хватило бы чтобы накормить всех четверых. А с лепешками пресного хлеба и достаточным количеством воды, учитывая голод пленников, трапеза превратилась в настоящее пиршество. Или чуть не превратилась. Оба старших члена команды, отложив на время свои пререкания, вовремя вспомнили, что если с голоду переесть, то может стать очень плохо, и поэтому утолив в меру позволенного голод и жажду, все вплотную друг к другу, чтобы сохранить тепло, устроились на полу и крепко заснули…
Утром немного пришедший в себя Онтеро вспомнил, зачем же он так рвался сюда, и полез под единственную в доме узкую койку, пространство под которой явно служило ему долгое время заменителем чулана, чердака и подвала, одним словом места, куда засовывают любую, еще способную пригодиться в хозяйстве вещь. Собственно, скорее всего в доме было не одно такое место, но по виду пространства под койкой в это трудно было поверить. Серые почему-то не беспокоили друзей, и Онтеро смог от всего сердца отдаться археологическим изысканиями под своей кроватью. Примерно через час его пыхтение и усилия были вознаграждены, и он вытащил из кучи хлама небольшую изящную на вид шкатулку.
— Вот, — гордо сказал он показывая всем остальным свой трофей.
— Что «вот»? — Не понял Дастин.
— В этой шкатулке лежит вторая часть пророчества о тебе, Дастин. Та самая, о которой говорил Аргвинар. Если нам повезет, то мы узнаем много важного о твоем Даре и как его использовать. Если повезет…
— Ну, так давай открывай!
— Сейчас, минутку… — ответил толстяк пытаясь открыть шкатулку. Но она не открывалась…
