едва могли унести их домой. Тау-тору раскладывал вокруг силка душистые цветы и сочные ягоды, и птицы слетались к нему со всех сторон.
Голуби кереру, зеленые попугаи каки, птицы туи и даже птицы какакуры попадались в удивительную ловушку Тау-тору. К тому же Тау-тору научил собак ловить птиц киви и веко, благо они не умели летать.
Но при всей своей ловкости и находчивости Тау-тору оставался скромным, услужливым человеком, он никогда не забывал поблагодарить Тане за его дары и произнести нужную ка-ракию. За это его полюбила Рау-роха, женщина-дух, которая жила в верхнем мире. Она приходила к нему каждую ночь и оставалась до рассвета. Но однажды, случайно или умышленно, Тау-тору взглянул ей в лицо, и она покинула его, потому что смертным не разрешалось любоваться ее красотой.
С тяжелым сердцем Тау-тору взялся за свою обычную работу. Он тосковал о своей небесной подруге и, раскладывая сеть на вершине дерева, забыл об осторожности, упал на землю и сломал шею.
Выглянув из своего дома на небесах, Рау-роха увидела огромную стаю птиц, которая собралась в лесу вокруг какого-то дерева. Она знала, что в этом месте ее земной возлюбленный раскладывает сеть. Но самого Тау-тору она никак не могла разглядеть, пока не взглянула на землю и не увидела, что он не движимо лежит под деревом. Рау-роха спустилась с небес и оплакала тело Тау-тору.
Друзья нашли Тау-тору, положили на носилки и понесли через лес. Тау-тору в богатом одеянии лежал на носилках. Но когда друзья приблизились к деревне, оказалось, что носилки пусты. Никто не видел, как произошло это чудо. Тохунга сказал, что Тане унес своего любимца в верхний мир. Наверное, он сказал правду и можно не сомневаться, что Рау-роха встретила ваируу своего возлюбленного с распростертыми объятиями.
Глядя на созвездие Орион (Орион — экваториальное созвездие; наиболее яркая звезда — Ригель; в древнегреческой мифологии Орион — беотийский охотник, превращенный богами в созвездие.), легко представить себе, как Тау-тору ловил силком голубей кереру. Главное скопление звезд — это ягоды и цветы, которыми Тау-тору прикрывал силок. Ригель, или Те Пуа-тафифи-о-тау-тору, — это цветущий ягодный куст, который Тау-тору приносил к силку. Звезда, расположенная ниже Ригеля, — это Те Туке-о-тау-тору, или локоть Тау-тору, Те Пева-о-тау-тору — рука Тау-тору, а несколько звезд, расположенных одна за другой, — это Те Тата-о-тау-тору, или ручка силка. Три главные звезды, образующие Пояс Ориона, это сам Тау-тору. В светлые ночи видно, как множество крошечных голубков кереру машут крыльями вокруг цветов, разложенных на силке Тау-тору, — это Большая туманность Ориона.
Уенуку
Однажды ранним утром, еще до рассвета, Уенуку бродил по лесу и засмотрелся на столб тумана, который стоял над озером. Уенуку часто видел, как туман стелется над водой, но ему еще не приходилось видеть, чтобы туман стоял над озером, как высокое дерево. Любопытство заставило его ускорить шаг. На опушке леса, почти у самого берега, он остановился. В спокойной воде озера плескались две женщины. Дымка тумана, как облачко, окутывала их обеих, но не мешала Уенуку любоваться их красотой. Воздух вокруг был чист и прозрачен, а у берега, вблизи облачка, все было покрыто серебряной пылью. Женщин звали Хине-пукоху-ранги, или Дева-Туман, и Хине-ваи, или Дева-Дождь. Девы-сестры спустились с неба, потому что им захотелось искупаться в спокойном лесном озере.
Уенуку смотрел на сестер и чувствовал, как им овладевает странное волнение. Он подходил к ним все ближе и ближе, будто влекомый неодолимой силой. Сестры спокойно смотрели на юношу, они не боялись его, а только удивлялись. Уенуку опустился на колени у кромки воды и сказал одной из них:
— Меня зовут Уенуку. Скажи мне свое имя.
— Я дочь неба, Хине-пукоху-ранги. Уенуку протянул к ней руки.
— Останься со мной, останься в мире света, — сказал он. — Я никогда не видел такой красивой женщины, как ты. Я сильный, я буду о тебе заботиться.
Сестры любили спускаться на землю при темном и облачном небе, а в эту минуту на ветвях деревьев заиграли солнечные блики. Хине-пукоху-ранги не сводила глаз с красивого юноши, но сестра крикнула ей, что настал день.
— Я не могу покинуть свой дом, — сказала Хине-пукоху-ранги. — Слышишь, меня зовет сестра.
— Тебе понравится наш мир, — уговаривал ее Уенуку. — На небе холодно и пусто. А у нас летом тепло, потому что солнечные лучи заглядывают даже под деревья. И зимой у нас тоже тепло, потому что в наших очагах пылает огонь. В лесу поют птицы, смеются мужчины и женщины. Пойдем со мной, дочь неба.
Девушка сделала шаг к нему навстречу и отпрянула.
— Ты будешь несчастлив со мной, — сказала она.
— Я всегда буду тебя любить, — только и мог сказать ей в ответ Уенуку.
— Ты не понимаешь. Я пришла сюда из другого мира, я могу быть с тобой только ночью, на рассвете я должна возвращаться домой, на небо.
Уенуку стоял на своем.
— Я все равно хочу тебя, — сказал он. — Пусть я днем буду один, я все равно хочу, чтобы ты осталась и жила со мной.
Дева-Туман улыбнулась.
— Хорошо, я приду к тебе, — сказала она.
В тот вечер Уенуку сидел один в своем доме, смотрел на огонь и вспоминал Деву-Туман. Пламя угасало, от него уже остались только синие язычки. В эту минуту Уенуку услышал негромкие голоса, потом дверь осторожно приоткрылась. Уенуку увидел Хине-пукоху-ранги и с радостью обнял ее. Ночь они провели вдвоем. Но утром Дева-Туман вместе с сестрой вновь поднялась на небо. Сестры встретились, как два облачка, и уплыли в вышину прежде, чем их настигли первые лучи солнца. Ночь за ночью Хине-пукоху- ранги приходила к Уенуку, но она предупредила его, чтобы он ни в коем случае не рассказывал о ней своим соплеменникам.
— Мне так хочется, чтобы они увидели, какая ты красивая, — сказал как-то Уенуку.
— Будь терпелив и жди, — ответила она. — Ты расскажешь обо мне, когда родится наш ребенок, тогда я объявлю всем, что ты мой муж, но до тех пор о наших встречах не должен знать никто, кроме тебя, меня и Хине-ваи. Если ты кому-нибудь скажешь обо мне хоть слово, я больше никогда к тебе не приду.
Уенуку боялся лишиться молодой жены и хранил тайну, но с каждым месяцем все больше гордился своей небесной подругой и в конце концов не устоял перед искушением: он расскавал о ней друзьям и похвастался ее красотой. Новость скоро облетела всю деревню. Летние дни становились длиннее, и женщины не давали покоя Уенуку.
— Ты говоришь, что у тебя есть жена, — смеялись они. — Где же она, Уенуку, где твоя жена, почему мы ее ни разу не видели? Может, ты прячешь дома не женщину, а бревно или охапку льна? Ты только говоришь, что она красивая, покажи ее нам, тогда мы тебе поверим.
— Я не могу ее показать, — защищался Уенуку. — Каждое утро, едва забрезжит рассвет, они с сестрой улетают к себе на небо.
— А ты заделай все щели в доме и скажи, что еще темно. Она останется, а когда совсем рассветет, мы откроем дверь и увидим, правду ты говоришь или нет.
От заката солнца до восхода времени было так мало! А дневные часы тянулись бесконечно. Уенуку хотелось услышать смех своей подруги, послушать, как она поет, увидеть, как она вместе с другими танцует пои.
В конце концов Уенуку почувствовал, что больше не в силах ежедневно разлучаться с женой. Он завесил окна циновками и заткнул мхом щели в стенах. При закрытой двери в доме было темно, как в безлунную ночь, когда все небо затянуто облаками.
Вечером дочь неба по обыкновению пришла к нему. Ночные часы пролетели будто минуты, на востоке появились первые лучи света, и Хине-ваи окликнула сестру:
— Пора, пришло время расставаться с землей!
— Иду! — крикнула Дева-Туман, шаря в темноте в поисках плаща.
