Однако на улицах города шла война, и если раньше в ряды мафии действительно принимали только избранных, то сейчас было не до разборчивости: сколько отличных бойцов погибло за короткое время и скольким еще предстояло обагрить кровью улицы Палермо или лечь на морской песок, навсегда скрывшись под многими футами зеленоватой воды. Сейчас мафиозным боссам срочно требовалось вливание новой молодой крови в поредевшие ряды сторонников, а потому брезговать не приходилось практически никем. Давно остались в прошлом ритуалы и обряд инициации: было уже не до них. В результате вышло так, что несчастного, еще не вышедшего из детства Колокольчика старший брат затащил в свою организацию едва ли не насильно.
Впрочем, впоследствии Винченцо понял: это действительно было насилие по своей сути. В тот вечер оба брата, как обычно, сидели в кафе на набережной в компании двух приятелей Грозы. «Ну что, Колокольчик, все еще занимаешься своими анчоусами?» – спросил один из них, глядя на молодого человека с нескрываемой жалостью. «А что делать?» – с тоской пожал плечами Винченцо. «Что делать? – медленно произнес Гроза. – Да то же, что и мы. Что ты можешь заработать на своих анчоусах? Да ты бы не смог сидеть даже в этой забегаловке, если бы я не заплатил за тебя. Что делать! Да этих вонючих коммерсантов щипать или получать свою долю за исполненное дело. Разве мало я тебе рассказывал о том, чем мы вообще занимаемся?» – «Так ведь не убийца же я», – только и сумел пролепетать Винченцо. «Либо ты их, либо они нас, – отрезал Гроза, и его взгляд налился свинцовой тяжестью. – И не надо тут сопли разводить, если ты хочешь, чтобы окружающие считали тебя настоящим мужчиной. Короче, брат, либо ты выбираешь прежнюю жизнь, либо с сегодняшнего же дня становишься одним из наших».
Винченцо понял, что это угроза и даже больше. Никакой другой жизни не будет; его убьют сразу же, услышав его отказ. Он слишком многое слышал от Грозы, и теперь ему нельзя просто так уйти в тень и сделать вид, как будто ничего не произошло. Теперь он даже не мог сказать, что не был предупрежден, а потому покорно ответил: «Что мне придется делать?» – «Что скажут – то и будешь», – коротко ответил Гроза. «Это значит убивать, взрывать машины…» – подумал Винченцо, и видимо, эти мысли промелькнули на его лице, потому что тон старшего брата сделался немного мягче. «Ты немного не понял, братишка, – сказал он. – Сейчас идет война, и каждый настоящий „человек чести“ должен сделать свой выбор; так неужели же ты пойдешь против меня?»
Винченцо обреченно молчал, а Гроза продолжал: «К тому же после войны ты сразу получишь много денег. Ты навсегда забудешь, что такое засолка этих треклятых анчоусов». Винченцо вспомнил свою жалкую зарплату, грязную фабрику, беспросветный, как вся его жизнь, пейзаж за окном, который он видел каждое утро и уже всей душой начинал ненавидеть. «Да, мир дерьмо, – подумал он. – Пусть будет так, как хочет брат». Поднимаясь из-за стола, Гроза произнес, кивнув в сторону своих собеседников: «Эти мои друзья славятся как самые жестокие во всей Корсо дей Милле, и прими мой совет. Как брат брату советую тебе: ты должен стать таким же жестким, как и они».
Довольно скоро довелось Винченцо познакомиться и с главой Корсо дей Милле, Филиппо Маркезе по прозвищу Баклажан. Он и по виду напоминал этот овощ: такой же коренастый и плотный. Однако на этом сходство с безобидным овощем и заканчивалось. Он был не менее жесток, чем маньяк Башмачок, с которым он любил работать в паре, а его власть казалась поистине безграничной. Маркезе значительно усилил свое влияние на Сицилии, породнившись с семьями влиятельных капо, особенно с кланом Корлеоне, имеющем все возрастающий вес в Капитуле. Он выдавал своих родственниц замуж за корлеонских убийц, за «людей чести» из кланов Цанка и Тиннирелло. Теперь все они были связаны намертво: ведь, как известно, брачный обет в понимании сицилийца могла нарушить только смерть, а кровные узы превыше всех остальных. В конце концов, Маркезе хотел навести на мысль глав семейств, что он, проникший при помощи кровных связей практически всюду, едва ли не всем по какой-нибудь линии приходившийся родственником, – просто идеальный представитель интересов семей.
О силе Филиппо Маркезе Винченцо прекрасно был осведомлен, и не понаслышке. Все предприниматели его территорий послушно платили дань Баклажану; если же кто-нибудь отказывался, то на следующее утро обнаруживал, что его заводик или магазинчик буквально сровняли с землей. Это были первые «подвиги» Колокольчика. Однажды Винченцо стал свидетелем того, как Маркезе швырнул в официанта кафе огромное блюдо, разбив ему до крови лицо. «Ты не умеешь как следует обслуживать клиентов! – орал при этом Маркезе. – Тебе только мусорщиком работать, а не гарсоном! Может, хотя бы теперь ты запомнишь, кто именно настоящий хозяин твоего поганого заведения!»
За Маркезе числилось огромное количество убийств, однако у полиции всегда не находилось достаточных улик или оснований для того, чтобы отправить этого человека на нары. Он, конечно, числился в розыске, но каждый раз влиятельные люди в недрах законодательной власти полагали за лучшее не связываться с ним. А Баклажан, уверенный в полной собственной безнаказанности, не считал нужным ни прятаться, ни хоть сколько-нибудь менять излюбленные привычки. Но даже в том случае, если бы ему взбрело в голову спрятаться от правосудия, то он нашел бы убежище во множестве своих логовищ, удобных и отлично оборудованных, о которых полиция ничего не знала, но о которых уже был достаточно наслышан новичок в мафии по кличке Колокольчик.
Филиппо Маркезе крайне болезненно относился к действиям людей, которые считал для себя оскорбительными, а что расценивать как оскорбление, капо решал для себя сам, исходя исключительно из субъективных понятий.
Так, например, однажды ему доложили, что двое молодых налетчиков, Маурицио Ло Версо и Джованни Фаллука, обчистили почтовый вагон неподалеку от Палермо. Едва Маркезе узнал об этом, он буквально вышел из себя. «Они украли мою идею! – орал он. – Они должны ответить за это! Гроза и Колокольчик, немедленно займитесь этим!»
Братья отправились в один из баров, завсегдатаями которого, как они прекрасно знали, были Маурицио и Джованни. Так оно и оказалось: оба молодых человека сидели в самом углу темного зальчика, потихоньку о чем-то переговариваясь. Винченцо и Гроза, поздоровавшись, подсели к ним, и вскоре старший брат завел разговор: «Дело есть неплохое и верное, – начал он. – Есть тут у меня один человечек на примете, который может навести на кое-какие ювелирные магазины, побрякушки поможет взять без шума». И не давая опомниться собеседникам или даже вставить хоть одно слово, заявил: «И к чему нам откладывать, когда все складывается так удачно. Этот человек уже ждет нас. Пойдемте с нами, мы вас проводим. Это совсем недалеко».
Он казался выглядеть как можно естественнее, и даже Колокольчик на мгновение поверил, что в его голосе звучит настоящее дружелюбие. Ни о чем плохом не подумали и Джованни с Маурицио: не все же обладают способностью Кориолана чувствовать опасность всей кожей, а потому они поднялись из-за стола и проследовали за братьями, которые усадили их в синий «фиат».
Маурицио Джованни знал с детства, хотя и не особо дружил с ним. Он знал, что того прозвали Маленький Папа, потому что однажды мальчишка потерял отца и целый день ходил по городу с залитым слезами лицом, спрашивая каждого прохожего: не видел ли хоть кто-нибудь его папу? И вот теперь Маленький Папа почувствовал то забытое волнение, граничащее с паникой по мере того, как «фиат» все дальше удалялся от бара, а встреча с неким ювелиром все больше представлялась фантомом. «Ты не ошибся, Гроза? – с тревогой спросил он. – Мы так долго едем, это странно…» – «Сиди спокойно и не дергайся, – бросил ему Гроза через плечо. – Уже, считай, подъезжаем».
Машина остановилась вблизи невзрачного заводика. «Все, выходите», – сказал Гроза. Винченцо съежился на своем месте, понимая, что никакая сила в мире не заставит его покинуть «фиат». Он увидел только, как Джованни и Маурицио в сопровождении Грозы вышли, немного растерянно озираясь по сторонам, как в тот же момент двери заводика отворились и перед незадачливыми грабителями предстали все отборные убийцы Корсо дей Милле во главе с Баклажаном. «Так ведь это же…» – только и успел произнести Маурицио, и его голос угас, а Винченцо закрыл глаза, почему-то чувствуя страшную усталость.
Гроза появился через полчаса. «Ну и вид у тебя, братишка, – сказал он Винченцо. – Имей в виду: так не пойдет. Я-то, конечно, никому не скажу, но скоро ты сам начнешь принимать участие в наших разборках, и выражение твоего лица может сослужить тебе скверную службу». – «Что с ними сделали?» – спросил Колокольчик, внутренне содрогаясь. «У Маркезе тут находятся огромные двухсотлитровые бидоны. Там, знаешь ли, серная кислота такого отличного качества… – он криво усмехнулся. – Я сам убедился: растворяет все, кроме часов. А часов у них не было».
