– Не знаю. Спроси свою покровительницу, – он повернулся к ней и насмешливо посмотрел, – из «СП». Пускай объяснит. Что они такого видят.
Ольга не спала всю ночь. Она торопила время. Она хотела утром вызвать в коридор Марину Ивановну и спросить.
Наконец эта минута настала.
– Марина Ивановна, вы можете узнать, почему его не взяли?
– А его не взяли? – Она удивилась. – Но туда берут всех. Это простая работа – сидеть в будке… Ничего не надо делать.
– Я вас очень прошу, узнайте, а?
Марина Ивановна узнала. На завтра она вызвала Ольгу в коридор.
– Его не возьмут, Ольга. Туда, где есть оружие, где надо подумать, прежде чем сделать…
– Почему? – Ольга похолодела.
– Потому что он прошел подготовку, после которой в такие места не берут. Они навели справки, где он служил…
Ольга почувствовала, что внутри задрожал какой-то нерв. Он казался ей длинным, колючим. Он начинался в темечке и заканчивался в стопе. Точнее – в обеих. Один – в обеих. Но этого не может быть, пыталась объяснить она себе. Она изучала анатомию на занятиях по гражданской обороне. Если нерв проходит по обеим ногам, значит, где-то раздваивается… Глупости, одернула она себя. Ольга поежилась, пытаясь освободиться от неприятного ощущения. Ей показалось, этот нерв сейчас лопнет и разорвет ее пополам.
– Юрий прошел особую подготовку, Ольга. В часть, где он служил, – тихо продолжала Марина Ивановна, – отбирают тех, у кого от природы сильна агрессия. Их натаскивают…
– Как… собак? – неожиданно для себя спросила Ольга. – Я читала… А когда ими нужно управлять, надевают специальный электрический ошейник. Чтобы хозяин мог нажать кнопку на пульте, а собаку ударит разрядом тока… И она слушается…
– Ну уж, так вот сразу. – Марина Ивановна поежилась. – Конечно, есть особенные, бойцовские, собаки…
– Гладиаторы тоже. В Древней Греции, – неожиданно сказала Ольга.
– Не знаю, Ольга, что тебе посоветовать. – Марина Ивановна с сочувствием смотрела на свою коллегу.
– А… кто вам это сказал?
– Генерал, дядя моего мужа. Надо искать работу в другом месте.
Ольга возвращалась домой так медленно, как только могла. Ее не обгонял лишь ленивый, на нее оборачивались – чего путается под ногами. Если бы не печальное лицо, то кое-кто подумал бы, что девушка ищет клиента.
На эскалаторе в метро ей хотелось ехать не вверх, а вниз. Она готова была перешагивать на ступеньку ниже, сопротивляясь подъему. Но не выйдет, за ней все занято другими людьми. Всем им лучше, чем ей.
Что она скажет Юрию? Правду?
Ольга колебалась, пока не поднялась в лифте на свой двенадцатый этаж. Еще открывая ключом дверь, не была уверена, что скажет. Но когда вошла и увидела Юрия в той же позе, что и вчера, и позавчера, и три дня назад, решилась.
– Ну и что? – спросил он, не поворачивая головы. – Что узнала?
Перед ним стояла зеленая кухонная табуретка, на ней – она не могла понять что. Она прижала к переносице очки, стараясь разглядеть.
Раздвоенный нерв напомнил о себе снова. Сейчас он прожег насквозь, воспламенил кровь. Так загорелся бикфордов шнур, вспомнила Ольга, не на уроке физики, а после. Когда они с Юркой подожгли его, в шестом классе. Он стащил шнур у отца из металлического ящика.
Перед Юрием на табуретке лежали смятые пивные банки. Пустые, конечно. Их стенки впечатались друг в друга так, будто их долго долбали каблуком. Ольга бросила взгляд на паркет. Никаких следов. Значит… он мял их руками?
Пламя внутри погасло, засыпанное льдинками. Они звенели, звон отдавался в ушах.
Юрий уловил в ней перемену и насмешливо спросил, глядя на нее в упор:
– Так что тебе сказали… обо мне?
– Они сказали, что тебя никогда не возьмут в охрану, – проговорила она на одном дыхании.
– А я что говорил? – Он хрипло рассмеялся и снова вернулся к героям боевика.
– Может, выключишь? – спросила она, стараясь не повышать голоса. – Поговорим.
Он нажал на пульт.
– Говори. – Сжатые кулаки ритмично колотили по гобелену подлокотников.
– Я нашла тесты, – сказала Ольга. – Я сама ответила на них. Получилось, что у меня умеренная агрессивность, с которой легко идти по жизни. Хочешь посмотреть?
– Что? Что ты сказала? – Он повернулся к ней всем корпусом. – Предлагаешь списать и выучить наизусть? Или ты наймешься в охрану вместо меня? Девушка с ружьем, да? Слабо? – Он громко захохотал, глаза заблестели.
– У меня есть работа, – неожиданно взвилась Ольга. Вероятно, ее умеренная агрессивность дала о себе знать.
– Работа? Эта твоя работа… Эта…
– Да, у меня есть работа, – повторила она. Похоже, он расслышал в ее голосе что-то новое, интонацию, непривычную для нее. Он выкрикнул:
– Они не берут меня! Меня никто не хочет!
– Я… я хочу тебя, – вырвалось у Ольги.
– Да кто ты такая? Что ты можешь! – Он бил кулаками по подлокотникам, но уже в равном ритме.
– Но я и не требую от тебя ничего… такого…
– Она не требует! Я сам знаю…
Ольга видела, Юрий больше не владеет собой. Как будто внутри у него все горело, а он еще сильнее раздувал огонь.
– Я не могу больше сидеть у тебя на шее… Меня никуда не берут. – Он поднял на нее глаза, такие она не видела никогда и не хотела видеть. – Говори, говори, что тебе сказали! – Он стиснул челюсть. – Я хочу услышать, как ты это скажешь! Я хочу услышать это от тебя! Как ты после этого будешь жить со мной! Тебе страшно, да? Тебе уже страшно?
Она увидела, как пульт спрятался у него в руке. Она приготовилась услышать хруст пластмассы и не ошиблась.
– Потому что ты служил в той части, в которой служил, – тихо сказала Ольга.
– А в какой я служил? – свистящим шепотом спросил он.
– Сам… знаешь…
– Чему меня там учили?
– Сам знаешь, чему тебя там учили. – Нет, ты скажи, чему меня там учили!
– Тебя учили агрессии. Из тебя вынули все ужасное, страшное! – теперь Ольга кричала. – Не прикидывайся, что не знаешь!
– А во мне была агрессивность? – угрожающе тихо спросил он. – Агрессия была во мне, да? Ты меня боялась? Всегда боялась?
Она чувствовала, как бледнеет. Она вспомнила, как отчаянно, до победы, до крови из носа, он дрался с мальчишками. «Порох», – говорили о нем в городке.
– Да, – сказала она. – Была. Но в норме. В армии ее утроили, учетверили. Потому что им так было надо. Зачем ты пошел в эту чертову армию? Зачем? Ты мог бы закончить институт. Мы жили бы как нормальные люди!
– Это говоришь ты, дочь военного? – закричал он.
Но Ольга не слушала. Ей надо освободиться от того, что распирало ее, мешало жить. Не важно, что будет после, когда она закончит.
