Онемение в ноге прошло, но какая-то она непослушная была, неродная будто – так, словно ногу Вонгерда ему пересадили, в качестве военного трофея. «В преисподнюю такие трофеи», – мрачно подумал Трой и снова пошевелил ногой. Шевелилась, зараза, но будто бы не так, как он хотел, неправильно как-то. Трой поднатужился и спустил ноги на пол. И лишь только ступня коснулась пола, всю ногу до бедра пронзила такая боль, будто её отрубили начисто.
– Что ты, нельзя тебе вставать! – вскрикнула женщина, до того лишь ошеломлённо смотревшая на его жалкоё дёрганье. – Кровь пойдёт, повязки часто менять надо, и промывать…
– Ты пса кормила? – скрипнув зубами, перебил Трой.
Женщина умолкла на полуслове, моргнула.
– Ч-что? Пса? А… ты про Мату?
– Я про тварь, которая там сутки уже почитай надрывается. Кормила?
– Я… – она снова заморгала, часто-часто, будто стряхивая непрошеные слёзы. – Я забыла… не до того…
– Покорми, – сказал Трой и снова лёг. От незначительного, казалось бы, усилия у него кружилась голова. Хриплый собачий лай гудел в ушах, и Трой увидел перед мысленным взглядом багровое от натуги лицо Вонгерда, сжимавшего его горло волосатыми руками. Трой задыхался, лупил рукой по земле в попытке найти выроненный меч, таращился в низкое небо, и надрывный лай псины, изводившейся на цепи в пяти шагах от них, разрывал его голову на куски. Потом он нащупал камень, огрел им Вонгерда по башке, выкарабкался, потом ещё много чего было… И, вонзая лезвие меча в податливую вражескую плоть, Трой всё так же слышал этот лай.
Псину он хорошо запомнил. Здоровая, как волк, чернющая, морда заросла – не разглядеть, только жёлтые глазищи сверкают да алая пасть разевается в лае. Брюхо у псины было огромное, отвислое почти до земли. Это была сука, на последних днях беременности. Не держи её Вонгерд на цепи, она бы Троя на куски порвала, он бы и в ворота ступить не успел. Но Вонгерд оказался честным человеком. Тварь, паскуда, ублюдок, но – честный. Он был хорошим врагом.
– Тело, – сказал Трой и, вздрогнув, открыл глаза. – Тело! Эй! Ты! Девка! – заорал он во всю глотку.
Она прискакала со двора, будто взмыленная кобылка, давно не покрытая жеребцом.
– Что? Тебе что-то…
– Тело там ещё? Во дворе?
– Д-да, – она как-то сразу сникла, будто надеялась, что он её позвал, чтобы приласкать. – Я закопаю… сейчас…
– Не трож. Трогать не смей, поняла? Тронешь – убью.
Он сжалась, съёжилась, вперилась в него испуганным взглядом. Трой слабо застонал от злости. «Как же забыть-то мог, а? И сил ведь, как назло, никаких… А тянуть нельзя – смрад скоро пойдёт».
Он скатился с кровати на пол, девка подняла крик, но он глянул на неё один только раз, и она будто язык откусила.
– Выйти помоги. И чем копать дай, – сухо велел Трой.
Она сделала всё, как он сказал, а потом стояла в дверях и смотрела, как он рыл железным ковшом мягкую землю. Порывалась было помочь, но Трой на неё и не взглянул – без толку ей объяснять, что он должен сам похоронить своего лучшего врага. Тело Вонгерда лежало там же, где он его оставил, ничком, в расплывшейся на четверть двора луже крови, над которой густо жужжали мухи. Жена даже не накрыла его. «Хороша супружница, – подумал Трой, – мне бы такую».
Он часто останавливался, чтобы отереть пот, обильно выступавший на лбу, и тогда смотрел на собаку. Она лежала у своей будки, положив морду на вытянутые лапы, сверлила его ненавидящим взглядом и беззвучно скалила белые клыки. Трой поглядывал на неё с уважением. Она ему нравилась. Он был рад, что Вонгерд не спустил её с цепи.
Могила получилась прямо посреди двора, аккурат между воротами и собачьей конурой. Трой копал её до самого вечера, и остановился лишь когда у него открылась рана. Тело Вонгерда было уже укрыто двумя футами земли.
– Ладно, – сказал Трой вслух, роняя ковш. – Остальное завтра засыплю. Эй! Девка! Назад меня тащи.
Она потащила, сопя и охая, а когда увидела кровь, набравшуюся в штанину – запричитала в голос. У Троя не было сил её осадить. Он молча вытерпел её возню, пока она меняла повязки, и отрубился ещё до того, как она закончила.
Собака уже не лаяла, и почему-то ему от этого становилось не по себе.
Он снова проспал больше суток, а, проснувшись, понял, что хочет есть. Он сказал об этом женщине, впервые обратившись к ней прямо, и испытал прилив раздражения, видя, как она обрадовалась. Сел он сам, хотя выбраться из постели оказался не в состоянии. Девка сидела рядом, глядя, как он ест, и глаза у неё были потрясённые, обожающие… собачьи.
Трой нахмурился от последней мысли. Тёплая мясная похлёбка внезапно показалась зловонной жижей.
– Так, говоришь, женой ему была? – резко спросил он, отставляя миску.
Женщина кивнула – она бормотала без умолку, когда её не просили, и не могла слова выдавить, если Трой с ней заговаривал.
– Что ж ты хреновая такая жена, а? Убийцу своего благоверного выхаживаешь?
– Он не благоверный мне был, – еле слышно сказала она.
– Что так? По бабам ходил? – сказал Трой и тут же сам подумал: «Глупость, откуда тут бабы? Глушь такую ещё поискать, одни болота кругом, ближайшее поселение – милях в десяти, не ближе». И тут же по скривившемуся лицу женщины понял её невысказанную мысль: дескать, да лучше бы ходил. «А ведь и правда девка для старика слишком хороша. Ничего так собой, миловидна», – Трой понял это только теперь, когда её лицо исказила гримаса, а потом оно снова разгладилось: молодое, красивое, только бледное немного.
– Он меня из деревни родной выкрал, – глядя в пол, проговорила женщина. – Я замуж собиралась. Он пришёл путником, мы ночевать пустили… А он меня на коня, ну и…
– Во как, – удивился Трой и захохотал. Женщина вскинула на него изумлённый, почти обиженный взгляд. Конечно, ей не понять, а вот Трой не мог себе представить эту старую скотину – да влюбившейся без памяти. «Надо же, развезло-то как Вонгерда на старости лет. А может… может, он просто уже тогда решил, что схоронится в этих местах, и ему понадобилась прислуга? – От этой мысли Трой перестал смеяться. – Да, наверное, так и было. Ты не просто так оказался здесь, Вонгерд. Ты прятался от меня. Как таракан, который, одурев от страха перед хозяйской метлой, забивается в щель. Ты боялся меня. Всегда боялся. Но в конце концов решился таки принять бой. И за это я не могу тебя не уважать».
Он взглянул на женщину, напряжённо изучавшую его лицо. Спросил:
– И долго ты с ним прожила?
– Год. Больше уже.
– Что же суженый твой не явился тебе на выручку?
Её лицо дёрнулась – как-то всё разом, будто кто-то оттуда, изнутри, пытался сорвать с него маску.
«Ага, видать, сама тем же вопросом всё это время задавалась».
– Что за деревня-то?
– Аренкойто… это… посёлок… милях в двух отсюда, к северу.
Теперь уже Трою расхотелось смеяться совсем.
– Был, – сказал он.
– Что?
– Посёлок твой – был. Нет его давно.
– К-как нет? – выдавила она и заморгала – ну дура дурой.
– Миновал я его, когда шёл сюда. Там…
Он смолк, припоминая – будто в другой жизни это было, хотя он проходил через это место всего несколько дней назад. Оно могло быть последним жилым селением в округе, если бы его не сожгли – начисто, дотла, сравняв с землёй постройки и превратив деревню в ровное круглое пепелище. Трой помнил, как хрустели под ногами кости, серые от пепла, как залепляло ноздри чёрной пылью, вздымавшейся от его
