ним заглянул хозяин гостиницы. Он принес пряное вино и поднос, доверху уставленный разнообразными блюдами, и сразу же удалился. Гаррик налил Меррин вина и, передав ей бокал, тут же отошел в сторону. Девушка поняла, что, несмотря на страстные объятия на берегу, – после того как он спас ее из зыбучих песков, Гаррик больше не станет к ней прикасаться. И только она может поставить сейчас все точки над i, если у нее хватит силы и храбрости посмотреть в лицо прошлому.
Меррин глотнула вина и почувствовала, как горячая густая жидкость огненной струей прокатилась по пищеводу, согрела ее и немного успокоила.
– Когда я поняла, что Китти была беременна, – произнесла она, – мне хотелось верить, что я была права насчет тебя с самого начала. Мне хотелось верить, что ты хладнокровно убил Стивена из ревности и мести. Это был такой отличный мотив. Твой лучший друг тайно соблазнил твою жену. Произошла ссора, и ты его застрелил. Мне хотелось верить, что ты солгал мне, сказав, что Стивен пытался убить Китти. – Меррин замолчала, поглаживая изящный узор на стенках бокала. – Правда, к этому времени я уже успела тебя узнать. – Она подняла на него взгляд. – И полюбить тоже. Я понимала, что ты не станешь мне лгать.Девушка посмотрела ему в глаза. Гаррик сжал губы, его глаза потемнели.
– Расскажи, что тогда случилось, – попросила она.
Гаррик подошел и сел рядом, не вплотную, но совсем близко. Наступило долгое молчание. Меррин ждала. И он заговорил, медленно, неохотно, почти через силу. Его речь набрала силу только тогда, когда он, казалось, забыл о присутствии Меррин и потерялся в мрачных воспоминаниях.
– Я обнаружил их в лабиринте Старкросс-Холла, – начал он свой рассказ. – Китти ожидала моего возвращения – я был в Лондоне по делам, но потом получил от нее записку с просьбой как можно скорее вернуться в Сомерсет. Я приехал, как только смог. – Гаррик провел рукой по волосам быстрым жестом. – Наверное, она планировала столкнуть меня со Стивеном лицом к лицу и вызвать открытое противостояние. Я до сих пор точно не знаю. Но в любом случае все пошло не так. Пробираясь по лабиринту, я услышал, что они яростно спорят. – Гаррик остановился. Меррин видела, как на лице его одна эмоция сменяет другую, напоминая игру света и тени – гнев, печаль, сожаление. – Китти плакала и умоляла Стивена сбежать с ней. Она говорила, что они могут начать новую жизнь – он, она и их общий ребенок. – Гаррик глянул на Меррин и отвернулся. – Так я впервые узнал, что она беременна. – Меррин заметила, что Гаррик опустил взгляд и смотрит на свои стиснутые руки. – Стивен поднял ее на смех, – без выражения продолжал он. – Он заявил, что совершенно не собирается с ней сбегать. Что никогда ее не любил, она для него всего лишь подстилка. И если у нее есть здравый смысл, она заплатит ему за молчание и притворится, что ребенок от меня.
Меррин издала тихий стон и закрыла лицо руками. У нее чуть не остановилось сердце. События того времени распались в ее памяти и вновь собрались в совершенно новый узор. Перед глазами у нее вспыхнули воспоминания того утра, последнего утра в жизни Стивена. Она как наяву увидела брата и услышала его голос, эхом отдававшийся в длинной перголе сада Феннеров. На нем костюм для верховой езды, он стоит на пороге, и солнце высвечивает его силуэт, не позволяя увидеть выражение лица.
– Поздравь меня, сестренка! Я вот- вот сколочу целое состояние!
Ей еще тогда показалось странным, что он так радуется, ведь только прошлым вечером она слышала, как он ссорился с отцом из-за денег. Должно быть, он получил от Китти записку, в которой она сообщала ему о беременности и умоляла тайно сбежать. Оказывается, он не собирался этого делать, он хотел пригрозить ей позорным разоблачением, если она откажется заплатить. Пригрозить той самой Китти, что по уши в него влюбилась. Той, которую он предал…
А Гаррик продолжал рассказывать, в его хрипловатом голосе звучала боль.
– Затем я услышал крик Китти, – произнес он, снова посмотрел на Меррин и отвел взгляд. – У нее был пистолет. Не знаю, зачем она его с собой принесла. Я часто думал об этом. Возможно, она с самого начала не доверяла Стивену, и это самое грустное. Так или иначе, но она поклялась застрелить его, если он ее бросит.
В горле Меррин поднялся ком. Ей было очень жаль Китти, она так разочаровалась в брате и осталась совсем одна.
– Прозвучал выстрел, – продолжал Гарик. – Мне наконец удалось пробраться к центру лабиринта. Там я их и нашел. – Он остановился, пытаясь успокоить дыхание. – Китти прострелила ему плечо. От горя и разочарования она буквально обезумела. Стивен лежал на земле, из раны хлестала кровь. Он страшно ругался и язвил, что она такая дура, даже выстрелить как следует не может. Он направил на Китти свой пистолет и сказал, что сейчас покажет ей, как надо убивать. – Гаррик остановился. – Мы выстрелили одновременно, – закончил он. – Пуля Стивена ранила Китти в руку. Моя убила его.
Меррин сидела неподвижно, с сухими глазами. «Стивен, ты мерзавец, – подумала она. – Ты полный и окончательный негодяй». Слезы жгли ей глаза и не давали дышать – слезы горечи и разочарования. В сердце вонзилась такая боль, что перехватило дыхание. Все покровы сброшены. Ей придется принять то, что она всегда знала в глубине души, но продолжала отрицать: ее старший брат был не только повесой и мотом. Он был высокомерным, самовлюбленным, опасным негодяем. Он играл жизнями других людей – Гаррика, Китти, ее собственной, – как игральными фишками.
Она спрятала лицо в ладонях, содрогаясь от мучительного озноба.
Меррин почувствовала, что Гаррик встал. Через минуту он сунул ей в руки бокал вина и придержал, чтобы они не дрожали, пока она покорно пила горячую жидкость, черпая в ней тепло и силы. Меррин подняла голову. Лицо Гаррика так исказилось от горя и боли, что ей захотелось коснуться и разгладить скорбные складки.
– Прости, – произнес он. – Хотел бы я сказать, что это неправда.
– Ты увез Китти, чтобы защитить ее, – сказала Меррин. – А я думала, ты сбежал от суда и следствия.
– Я считал, что суд меня, скорее всего, оправдает, – ответил Гаррик. – И хотел предстать перед правосудием за то, что сделал. – Он сжал челюсти. – Но это было невозможно. Тогда все стало бы достоянием гласности – не только сам роман Китти, его мы не могли скрыть, но и ее беременность… – Его голос стих. – Это уничтожило бы ее репутацию и будущее ее дочери. – Лицо Гаррика исказилось. – Я дал бы ей свое имя, если б мог, – произнес он, и Меррин почувствовала страдание в его голосе. – Я отдал бы все, что угодно, только бы она была моей… – Он остановился.
– Но ты не мог заявить отцовство, было уже слишком поздно, – догадалась Меррин. Она видела, как сжались на бокале его пальцы. Ей так хотелось облегчить его боль. – Когда вы поженились, Китти уже была беременна.
– Три месяца, – сказал Гаррик, – а я долго был за границей и приехал только за месяц до нашей свадьбы. – Он покачал головой. – Но я все равно думал, что можно попытаться, если увезти Китти за границу, где никто нас не знает. Я думал, что мы можем притвориться, что ребенок мой, и я дам ему свое имя.
– Но Китти могла родить мальчика, – предположила Меррин. – И он стал бы твоим наследником.
Гаррик пожал плечами. На мгновение его лицо смягчилось.
– Это не имело бы для меня значения, – сказал он. – Бог знает, это не вина невинного дитяти, а бастардов в роду Фарнов более чем достаточно. Например, Итан…
И Том, подумала Меррин. Ей придется рассказать о нем Гаррику, но не раньше, чем они все между собой выяснят.
– Хотя мой отец думал иначе, – жестко и горько добавил Гаррик. – Он бы не потерпел в наследниках бастарда. Он был слишком горд и высокомерен. Наша последняя ссора была из-за этого. А потом… – Гарри отпустил плечи. – Потом это было уже не важно. После смерти Стивена Китти не захотела быть со мной.
Сьюзен родилась раньше времени, и Китти тихо угасла. Ей как будто незачем стало жить.
Меррин взяла Гаррика за руку и переплела их пальцы. Она почувствовала, как он удивленно вздрогнул и инстинктивно попытался отстраниться, но потом расслабился.
– Но тебе было ради чего, – тихо проговорила она. – У тебя оставалась Сьюзен.
Гаррик посмотрел на нее.
– Она потеряла мать, – пояснил он, – и я забрал у нее отца еще до ее рождения. Что мне оставалось, кроме как защищать ее? – Он до боли сжал пальцы Меррин. – Я не мог взять ее к себе, я жил за границей практически в изгнании. А родные Китти очень хотели ее забрать. – Гаррик поднял руку и коснулся Меррин. – Как ты хотела иметь напоминание о Стивене, – добавил он, – так они хотели иметь напоминание о Китти. Что-то чистое, невинное, незапятнанное. Я отдал им Сьюзен и пообещал, что буду хранить в тайне ее происхождение. Я поклялся никому об этом не рассказывать, чтобы ее защитить. – Он снова коснулся щеки Меррин, и этот жест был полон сожаления. – Тогда я не знал тебя, – хрипло проговорил Гарик. – И не представлял, как сильно тебя полюблю и как отчаянно захочу рассказать тебе правду. Перед свадьбой я написал лорду Скотту с просьбой освободить меня от данной клятвы. Но он… – Гаррик замолчал.
– Он запретил рассказывать, – договорила за него Меррин. Ее голос дрожал. – Я понимаю. Он ненавидит Феннеров, как никто другой.
Она вспомнила, как сама была ослеплена ненавистью к Гаррику, и ничто не могло ее утешить. У родственников Китти причин для ненависти было ничуть не меньше.
Именно тогда Меррин осознала, что молча плачет. Большие слезинки капали на подлокотник кресла. Меррин стерла их пальцами. Гаррик взял ее влажные ладони в свои, его теплое прикосновение так умиротворяло, что Меррин на мгновение к нему прижалась. Но он высвободился и
