– Ах, ну да, да, он кое-что сказал мне, когда прибежал от вас чуть живой. Что служил у вас, что вы его отослали, когда у вас появились дела, в которые ему незачем было совать нос, и что вы очень злы.
– На него?
– Этого он не уточнял.
«Интересно, – подумал Лукас, почти машинально передвигая фигуры, – она лжёт?» А если нет? Неужто Илье вправду почувствовал в нём злобу? И если почувствовал – кто из них ошибался: Илье или сам Лукас? Ведь едва не придушил он парнишку явно не из любви… А если и так, то между такой любовью и злобой нет никакой разницы.
– Он сказал мне нечто, меня расстроившее, – проговорил Лукас. Он не глядел на Селест, но знал, что тон его голоса вынудит её присмотреться к нему внимательнее.
– Вот как? И что же именно?
– Что в моё отсутствие вы принимаете некоего рыцаря.
– В ваше отсутствие! – Селест снова откинулась на спинку кресла и гневно хлопнула крышкой стола. – Да вы отлучились-то всего раз, и то после трёх ночей! И вы смеете…
– Вот именно, – вкрадчиво вставил Лукас. – Один раз после трёх ночей, месстрес. А вы изволите думать, будто я явлюсь на первый ваш свист, словно пёс.
– Но вы ведь явились, – заявила она так уверенно, что тут уж он не выдержал и посмотрел на неё – просто посмотрел, ни на что не рассчитывая, да и почти не желая уже рассчитывать. Ему просто хотелось её понять.
Селест из Наворна сидела прямо, прижав позвоночник к спинке кресла и переставляя шахматные фигуры вытянутой рукой. Её губы были крепко сжаты, пламя камина бросало отблески на изгиб обнажённой шеи. Лукас подумал, что хочет её. Просто хочет – её тело, и ещё пить с ней кофе потом, после соития, и не знать ни про Илье, ни про Дерека… ни про Ив.
Они сидели в тишине, когда наконец явился слуга с подносом. Селест даже не взглянула на него. Тот поставил вино на стол и удалился на цыпочках. Когда дверь за ним закрылась, Лукас улыбнулся, не сводя с Селест глаз.
– Что смешного? – спросила она.
– Я просто представил, как бы вы сейчас покрыли его бранью. Как слуг на крыше. Он, должно быть, тоже представил.
– Вы бы хотели это услышать?
– Нет, не думаю.
– А что вы думаете? – отрывисто спросила она.
О… неужели? Неужели мы всё-таки пойдём проторенной дорожкой и начнём играть в откровенность? Лукас выпрямился: он наконец почувствовал себя в родной стихии.
– Я думаю, что вы очень странная женщина.
– Странная? Это комплимент?
– Нет. Вовсе нет.
– Слава Единому. В качестве комплимента это прозвучало бы пошло.
– Вы предпочитаете думать, что я снова вас оскорбил?
– Нет, я предпочитаю думать, что вы сказали правду.
Лукас кивнул и перевёл чёрную пешку на восьмую полосу доски.
– Вам мат, месстрес Селест.
Она непонимающе уставилась на доску. Потом пожала плечами.
– В самом деле. Надо же.
– Я не верю, что вы не видели этой пешки.
– Видела, конечно.
– Почему же вы её проигнорировали?
– Не знаю. Задумалась. Или очень хотела поскорее поставить вам мат. Думала, что успею первая.
– Эта игра не терпит суеты.
– Как и любая другая, сэйр Лукас. Я это знаю. Просто иногда хочется проиграть.
– Потому что партия скучная?
– Нет, просто для разнообразия.
Она откинула крышку стола и одним движением смахнула оставшиеся фигуры в ящик. Потом сказала:
– Налейте мне вина.
Лукас наливал стоя, искоса поглядывая на Селест, а она смотрела на огонь и рассеянно крутила локон у шеи. «Что-то будет сейчас, – думал Лукас, поглядывая то на неё, то на тёмную струю, льющуюся в кубок. – Она должна уже понять, что эта тактика не действует. Всё, что ей удалось, – это меня заинтриговать, но этого недостаточно, чтобы я потерял контроль над собой».
