– Многомудрый мессер мой, ведь четвёртая чашка!
– Вот именно, мог бы и привыкнуть.
Ростовщик громко повздыхал, потом пригубил дымящийся напиток. Лукас внимательно следил за ним. Затем кивнул.
– Благодарю, – вежливо сказал он, принимая в ладони горячие стенки круглой чашки. Чашек таких он тоже не видел нигде, кроме ростовщических лавок: Дорот говорил, их он заказывал там же, где и кофе.
– Уж сколько лет мы с вами дела ведём, мой недоверчивый мессер! – пожаловался ростовщик.
– Девять, – ответил Лукас и осторожно сделал обжигающий глоток.
– Девять прекрасных лет мы с вами дела ведём! А вы всё ещё думаете, что я хочу вас отравить!
– Ты хочешь. Просто не получается.
– Хотел бы – давно бы отравил, – мрачно покачал головой Дорот. Лукас фыркнул.
– Не льсти себе, любезный. Впрочем, я тебя и не виню. Знал, на что шёл, доверяя тебе половину своего состояния.
– Половину? Ай, мой хитроумный мессер думает, что может обмануть старого Дорота, – ростовщик снова покачал круглой головой. – Я знаю, у вас множество других друзей среди моих друзей…
– И врагов среди твоих врагов, – сказал Лукас. – А также друзей среди твоих врагов, и так далее. Тем не менее из всех туронских прощелыг я доверил свой капитал именно тебе, так что кончай ныть и берись за дело.
– Простите, мой многомудрый мессер! Не гневайтесь…
– Кыш, – сказал Лукас, закрывая глаза и блаженно втягивая в себя восхитительную горечь. Подумалось, что этот напиток должен особенно хорошо питься в горячей ванне, и при этой мысли невыносимо зачесалось всё тело. Лукас пробыл в дороге несколько недель, и всё это время не мог как следует вымыться. Эх, хорошо бы, прежде чем тащиться сюда, заглянуть домой и привести себя в порядок, но он не хотел давать Дороту лишнюю фору. Старый пройдоха, разумеется, мигом узнал бы, что он в городе, и успел бы наскоро провернуть какое-нибудь делишко, а потом только руками бы развёл: помилуйте, мой многомудрый мессер, вот только что провёл крупную сделку, сейчас никаких свободных финансов, хоть дом обыскивайте. Проходили мы это уже, знаем, усмехнулся Лукас. Поэтому заявился в роскошные палаты Дорота как был с дороги: взмыленный, в запылённом плаще и сапогах, покрытых потёками соли. Будь это его первое посещение лавки Дорота, Лукаса бы и на порог не пустили, но знали его здесь хорошо. Он был из тех клиентов, которых ростовщики боготворят и ненавидят одновременно: вложения делал огромные, но если являлся требовать прибыль, то обдирал ростовщика до нитки. Впрочем, вопрос ещё, кто кого обдирал, но это всяко было лучше, чем хранить деньги в замках, в которые являешься раз в три года. Нет уж, Лукас, как никак, родился в семье торговца, и это пошло ему на пользу. Зато теперь его не разорит никакая война, даже та, которая ещё толком не началась, хотя этого, кажется, никто не понимает…
Дорот вернулся, неся туго набитый кожаный мешочек. Лукас поморщился.
– Ну я же сказал: не торопись! Я ещё не допил этот… проклятье, что ж всё время забываю! Кофе?..
– У моего многомудрого мессера превосходная память, – хихикнул Дорот. – Вот, извольте, здесь ровно три тысячи, золотыми орланами.
– И что мне теперь, хватать и уматывать? Не надейся. Сядь-ка со мной, тоже кофе выпей. Расскажешь заодно, как дела обстоят.
Дорот аккуратно положил мешочек на поднос, без пререканий уселся на пол, на толстый ковёр, у ног Лукаса. Тот неодобрительно хмыкнул.
– Милейший, ну что ты как в первый раз? Рядом садись.
– Как с вами сложно, мой прямолинейный мессер, – вздохнул тот, подчиняясь.
– С тобой временами тоже непросто, мой велеречивый друг. Как дела нынче идут?
– Да как же им идти, – сокрушённо ответил Дорот, наливая себе кофе. – Война…
– Стало быть, дела идут превосходно.
– Ничего-то от вас не утаишь! – ухмыльнулся тот. – Сами понимаете, каждый благородный сэйр жаждет отличиться, а для того нанимает лучших солдат, снаряжает их лучшими доспехами, покупает лучших лошадей…
– А на всё это берёт деньги у лучших ростовщиков, – кивнул Лукас. – Стало быть, беспокоиться за твоё дело и мой капитал мне покамест нечего.
– Воистину нечего, мой многомудрый мессер.
– Как будто ты мог сказать что-то другое, – вздохнул Лукас и снова отпил глоток волшебной горечи.
Повисло недолгое молчание. Дорот пожевал толстые губы, потом спросил:
– Надолго ли вы к нам на сей раз?
– Не знаю. Отдохнуть хочу немного. Да и дела кое-какие есть… – он умолк, осенённый внезапной мыслью. Потом небрежно произнёс: – Так, значит, говоришь, нынче все благородные мессеры у тебя денег занимают?
– Ну, все – не все, но истинное благородство способно распознать истинную честность и старание…
– И что, без оглядки на политические взгляды?
Взгляд Дорота стал настороженным. Лукас рассмеялся.
– Эх, старик, порой дивлюсь я на тебя – до седин дожил, а всё младенца корчишь! Если начнёшь сейчас
