– Зверь, – покачал головой Лукас. – Монстр и чудовище. Поедатель новорожденных младенцев.
Дорот развёл руками. Лукас побарабанил пальцами по стенке кофейной чашки.
– Она ещё молода и недурна собой. Завела бы себе богатого любовника…
– Такая заведёт! Вы же её видели, мой прозорливый мессер. У неё, небось, форель меж ног…
– Что, хранит супругу верность?
– Хранит, мессер. Говаривают, он, когда ещё соображать мог, на неё пояс верности нацепил – чтоб не гуляла, пока он по кабакам шляется. Ну, нацепил, да так и не снял… Оттого она и кислая такая – не всякой понравится на причинном месте груду железа таскать.
– Я бы скорее поверил в пояс верности иного рода, – задумчиво проговорил Лукас. – Бедная, но гордая, значит… Интересно… Что она тебе сейчас в залог принесла?
– Да безделушку, медальон какой-то.
– Покажи.
Дорот показал. В самом деле, безделушка – простая оправа без украшений, золото явно не высшей пробы, только мелкая инкрустация жемчугом может что-то стоить. Внутри медальона было два портрета: детские лица, две девочки лет пяти, очень похожие – видимо, близнецы. Краска на изображениях поблекла и истёрлась – будто их очень часто касались, а может, целовали.
– Сколько это стоит? – спросил Лукас. – В золотых орланах.
Дорот вытаращился на него, потом сдавленно хихикнул.
– Пусть мой самонадеянный мессер меня простит, но эту женщину нельзя купить. Поверьте, будь так, она б не побиралась и её ребёнок не голодал бы.
– У неё есть дети?
– Сын, восьми лет.
Лукас снова посмотрел на портреты девочек. Миловидные, улыбчивые. Только глаз не разглядеть – затёрлись. Почему-то Лукас был уверен, что глаза у них были в точности такие же, как у их матери.
– Так сколько в орланах, Дорот?
– Три.
– Дорот! – застонал Лукас.
– Два, мой бережливый мессер! Но только для вас.
Лукас запустил руку в мешок, извлёк две золотые монеты, швырнул на поднос.
– Считай, что это и за кофе, – он поднялся и сунул медальон в карман. – Я наведаюсь через недельку, насчёт сведений, о которых мы говорили.
– Не извольте беспокоиться, мой щедрый мессер…
«Как же не будешь с тобой щедрым, – со вздохом подумал Лукас, выходя. – Себе дороже».
Илье ждал его снаружи, переступая с ноги на ногу.
– Вы так долго, – пожаловался он, наконец завидев Лукаса.
– Зато время потрачено с пользой. Не горюй, теперь-то уж поедем домой, – сказал тот и, хлопнув оруженосца по плечу, вскочил в седло.
Дом Лукаса в Туроне располагался чуть в стороне от центра, в тихом и безопасном районе, где жило в основном местное дворянство – точнее, не столько жило, сколько ночевало, оказываясь в городе по делам. Поэтому дома по большей части пустовали – в них обитали только слуги, поддерживающие порядок во время отсутствия хозяев. Лукас купил этот дом через Дорота несколько лет назад и заезжал в него всего пару раз. Присматривал за домом человек, которому платил опять же Дорот, менялся этот человек раз в год, и нынешнего управляющего Лукас в глаза не видал, а тот, соответственно, никогда не видал своего хозяина. Поэтому о приезде Лукаса никто не знал – впрочем, Лукас надеялся, что подогреть воду они сумеют быстро.
Он остановился у ворот, кликнул привратника. Тот выполз из сторожки практически на бровях – от него разило дрянной брагой, несмотря на ранний час, – и отпер ворота без разговоров. Лукас с Илье въехали в запущенный двор, заросший хилым кустарником и забитый талым снегом.
– Как звать? – осведомился Лукас у привратника.
– М-морисом, – пошатываясь, промямлил тот.
– Морис, ты уволен, – сообщил Лукас и рысью пустил коня к дому. Выглядело его имение удручающе – стены облуплены, увиты мёрзлым плющом, который никто не удосужился убрать, ставни прогнили, петли проржавели. Форменное безобразие.
Лукас соскочил с коня, бросил оруженосцу повод, велев поискать конюшню, и ударом ноги распахнул парадную дверь. В запыленный, пронизанный запахом тлена зал хлынул свет. Людей видно не было. Лукас прошёл через переднюю, нарочито гремя шпорами, поднялся по лестнице на второй этаж, припоминая, какие комнаты ему больше всего приглянулись в прошлый раз. А, вот, вроде бы библиотека тут весьма уютная, но только там ведь сейчас прелыми книгами так несёт, наверное… Лучше кабинет. Он прошёл по коридору, распахнул дверь – та жалобно дрогнула, похоже, скоро вовсе рассыплется, – зашёл в комнату и развалился в кресле у окна, забросив ноги на пыльный стол. Откинул голову на спинку, закрыл глаза. Через минуту вспомнил о медальоне, вынул его из кармана, бросил на стол. Золото тускло блеснуло среди пыли.
За дверью послышались торопливые шаги. Проём заполнился грузной фигурой, на лице обладателя которой читалось неприкрытое возмущение.
