— Он сказал, что ранен в бедро. — беспомощно произнёс Шарп.
— Нет. В лёгкое, сэр.
— Иисусе! — слёзы катились по перемазанным кровью и гарью щекам Шарпа, но он их не замечал, — Иисусе!
Они похоронили Нэна посреди взятого им редута. Играли волынки, священник читал по-гэльски молитву, и столь обожаемые генерал-майором хайлендеры залпом проводили павшего командира в последний путь.
Утром Тулуза сдалась. Маршал Сульт ночью проскользнул в просвет между британских частей, и на рассвете над городом полоскалось море белых флагов.
В сумерках третьего дня после бегства Сульта капитан Вильям Фредериксон, с помощью фальшивых зубов и повязки на пустой глазнице приобретший вполне благопристойный вид, разыскал Шарпа в винном подвальчике неподалёку от городской префектуры. В заведении яблоку негде было упасть, но желающих присесть за стол мрачного, как туча, майора со шрамом не находилось.
— Пьёте в одиночку, мистер Шарп?
— Иногда. — майор придвинул другу бутылку, — Вы веселы.
— Чертовски весел! — капитан переждал донёсшееся от префектуры «Ура!»
Там фельдмаршал Веллингтон праздновал взятие Тулузы. Именитые горожане явились на обед с белыми монархическими кокардами, клянясь, что никогда не поддерживали ненавистный режим корсиканского узурпатора.
— Никто не поддерживал, кого ни затронь. — фыркнул капитан, садясь спиной к дверям и наливая себе вина, — Как он в таком случае ухитрился править ими столько лет? Загадка. Ну, нам они больше не враги, ибо Наполеон подписал отречение. Собственной рукой! Так что позвольте мне выпить за своё и ваше здоровье, которому уже ничего не угрожает!
Шарп исподлобья взирал на друга, ничего не говоря, и Фредериксон, предположив, что тот его прослушал или не понял, разъяснил:
— Война окончена! Будь я проклят, если вру! Из Парижа приехал британский офицер. Вдумайтесь! Из Парижа — британский офицер! Да что там, целая чёртова уйма британских офицеров! Бонапарт отрёкся, Париж взят, война кончена, мы победили!
Ликование распирало Фредериксона. Он соскочил со стула и встал на него обеими ногами. Не обращая внимания на то, что большинство посетителей — французы, заорал:
— Бони отрёкся! Париж наш! Войне — конец! Мы победили! Боже правый, мы победили!
Мгновение было тихо, затем сидевшие в таверне британцы взревели. Выслушав перевод знающих английский товарищей, к рёву присоединились испанцы с португальцами. Французы, среди которых имелось несколько инвалидов-ветеранов, угрюмо уставились в свои стаканы. Один плакал.
Фредериксон приказал служанке подать шампанское, сигары и бренди:
— Мы победили, Ричард! — теребил он Шарпа, — Всё кончено!
— Когда Бони отрёкся? — сумрачно спросил майор.
— Бог весть. То ли неделю назад, то ли две.
— До драки за Тулузу?
Фредериксон пожал плечами:
— Ну… да.
Проклятье, с горечью думал Шарп, выходит, Нэн умер зря? Кровь, пролитая на гребне, выходит, была пролита зря?
Злость и тоска недолго царили в его душе. До Шарпа внезапно дошло: по всей Европе сейчас служили благодарственные молебны и били в колокола! Не будет больше сожжённых деревень и вытоптанных пашен, ограбленных церквей и разорённых городов. Сердце Шарпа забилось быстрей. Не будет изматывающих маршей под дождём и ночёвок в снегу, кровавого кошмара брешей и свиста картечи. Не будет канонад, улан, тиральеров. Всё кончилось. Война кончилась. Страх кончился. Рот сам собой растянулся до ушей, и Шарп обнаружил, что жмёт ладони подошедшим узнать у Фредериксона подробности офицерам. Наполеон, людоед, тиран, пугало Европы, проклятый корсиканец, узурпатор — кончился.
Кто-то пел, кто-то отплясывал между столиков, за которыми горбились неподвижные фигуры французов. Побеждённых.
Принесли шампанского. Не спрашивая разрешения, Фредериксон выплеснул красное вино из кружки Шарпа на засыпанный опилками пол и доверху налил искристой шипучкой:
— Тост! За мир!
— За мир!
— За Дорсет!
— За Дорсет!
Может, пришла весточка от Джейн? Мысль мелькнула и пропала. Всё кончено! Никаких сабель, картечи, штыков и пуль! Недаром Пасха — праздник торжества над смертью. Никаких больше смертей!
— Я должен написать Джейн. — решил Шарп.
Как принято праздновать в Дорсете? Бычье жаркое, кружки с элем, благовест? Скоро Шарп узнает.
— Напишете Джейн завтра. — строго отрезал Фредериксон, — Сегодня налижемся до поросячьего визга.
— До поросячьего, так до поросячьего. — не стал спорить майор.
К часу ночи друзья невнятно и громко горланили песни с городских стен, иногда прерываясь, чтобы покричать в сторону горящих на западе огней британского бивуака. К двум искали другой винный погребок, наткнулись на ораву сержантов-кавалеристов, накачавших их по маковку шампанским. В три, держась друг за друга, стрелки бродили по брошенным французским укреплениям, и лишь благодаря часовым на деревянном мосте не свалились в канал. В четыре они арестовали сержанта Харпера за непростительную трезвость, а в пять оправдали, потому что он уже лыка не вязал. В шесть майор Ричард Шарп блевал, а в семь доволокся до пустой палатки Нэна и сел писать инструкцию, что инструкций больше не будет, ибо всё, тю-тю, война кончена!
И теперь наступит долгий, долгий мир.
Часть вторая
Глава 4
Бригада Нэна перестала существовать. Обескровленные в битве, лишённые командира батальоны распределили по другим бригадам. Причина была чисто административная. Военачальников у руля армии сменили столоначальники, и столоначальники жаждали скорее избавиться от воинства, собственными ногами промерившего расстояние от побережья Португалии до внутренних областей Франции. Фредериксон разжился в книжной лавке Тулузы старыми картами и обескураженно поделился с Шарпом открытием:
— Тысяча километров! Ворона за сколько этот отрезок пролетит? За месяц? За два? А мы тащились шесть лет!
Тысяча обычных километров, но десять, двадцать тысяч километров солдатских. Километров дорог, стылых и продуваемых ветрами зимой, раскисших весной и осенью, пыльных летом. Солдатских километров, исчисляемых облезшей под лямками тяжеленного ранца кожей, погибшими друзьями, осадами и битвами. Солдатских километров, оставшихся навсегда в прошлом, потому что армии теперь предстоял единственный марш — две сотни километров до Бордо, где солдат ждали корабли. Какие-то батальоны они отвезут в заморские колонии, какие-то — на игрушечную войнушку в Америку, какие-то — в Англию для расформирования.
