– Правда? Роберт тоже так говорит. Всю жизнь твердит, что влюбился в меня в первый же день, когда я за обедом попыталась убить его вилкой.
– Ты не хотела за него замуж?
– Ты, я вижу, такой же дурак, каким был всегда. Мне было двенадцать лет, а ему сорок, он был старый, толстый и вонючий. Меня забрали из дома от отца и матери и от братьев, которых я любила. Как я могла за него хотеть?
Это было хуже всех обвинений, которые она имела право на него обрушить и к которым он уже внутренне приготовился. Эд встал рядом с Бетани на колени и взял её руку, поразительно безвольно лежащую поверх платья.
– Анастас собирался вернуться. Вернуться и спасти нас всех.
– Ерунда, – ответила Бетани резко, но не отняла у него своей руки. – Анастас вернулся, но уж точно не за мной. Он вёл свою дурацкую войну, он жёг и убивал, чтобы отомстить за мёртвых, а на живых ему было плевать. Он даже не попытался меня найти!
– Ты стала женой Тортозо. Ты не была больше частью клана.
– Конечно! Клан! – воскликнула она. – Кого волнуют люди? Людей нет, есть только трижды проклятые кланы!
Её рука в его ладони внезапно сжалась, пальцы ухватили его так же крепко, как перед тем – руку Роберта.
– Я совсем не представляю себе Бертрана, каким он стал сейчас. Скажи, его тоже волнует только клан?
Эд молча кивнул. Она пристально смотрела ему в лицо.
– А ты? Что волнует тебя, Адриан?
Он не был готов ответить на этот вопрос. Слишком много между ними оставалось несказанного – и даже когда будет сказано всё, Адриан сомневался, что Бетани окажется способна его понять. Проклятье, даже Бертран не мог его понять. А она была женщиной. Женщин не интересуют кланы, их интересуют дети, и мужья, и родители, и братья.
– Последние несколько лет, – проговорил он наконец, – я провёл в Сотелсхейме под именем Эдварда Фосигана. Я женился на дочери конунга, Бетани.
Она посмотрела на него с недоверием. Потом, когда поняла, что он не шутит, усмехнулась.
– Вот как! Однако же славно нас пораскидал Милосердный Гвидре, ты не находишь?.. – в насмешливых словах сквозила горечь, и Эд сжал её руку чуть крепче. Ему казалось очень важным не разрывать сейчас этого рукопожатия.
– Теперь моя жена мертва, – спокойно продолжал он. – По моей вине. Бетани, за эти годы я был во многих местах и сделал очень много такого, чем никогда не смогу гордиться. И всё это время я меньше всего думал о нашем клане. О тебе я не думал тоже. Вспоминал, но не думал. Ты упрекнула Анастаса в том, что он жил ради мести. Бертран теперь живёт ради того же. Я – нет, мне месть не нужна, но… я тоже бросил тебя. По разным причинам, но мы все это сделали, сестрёнка. И если ты решила их ненавидеть за то, что они тебя оставили – то ненавидь и меня тоже. Поверь, я заслуживаю этого даже больше, чем они.
За все прошедшие годы он никогда и никому не говорил этого так прямо и так просто. Ещё не закончив, он ощутил, что сбросил громадную тяжесть с сердца. Бетани смотрела на него не моргая, не сжимая руку крепче, но и не разжимая её. Потом слабая, усталая улыбка тронула её красивые полные губы, а другая рука – та, которая умела отвешивать тяжёлые пощёчины, – мягко легла на его лицо.
– Ты всегда был таким странным, Адриан. Самым странным из всех нас. Я терпеть тебя не могла.
– А я тебя. Но всё равно мы друг друга любили, правда?
– Правда, – эхом откликнулась Бетани, и оба они ненадолго замолчали.
Потом Эд сказал, немного нерешительно, потому что боялся её обидеть:
– Я вижу, ты не очень несчастна.
– Я счастлива. И была бы счастлива абсолютно, если бы у Роберта было чуточку больше мозгов.
– Будь у него чуточку больше мозгов, самую чуточку, он бы тебя не слушал.
– Это верно, – фыркнула она – и рассмеялась. – Я действительно не могла бы мечтать о лучшем муже, но это было трудно понять в двенадцать лет. Так значит, ты не собираешься мстить? В таком случае, что означает эта война против Одвеллов, о которой толкует Роберт?
– Ты спрашиваешь, что она означает для меня, для тебя, для Бертрана или для страны? – спросил Эд очень серьезно.
Бетани метнула в него сердитый взгляд.
– Я не дура, Адриан!
– Это я уже понял, сестрёнка.
– Скажи, ты знал, что затевает Бертран?
– Нет. О его действиях я узнал в Сотелсхейме от конунга. Лорд Фосиган собирался поддержать его, но сейчас я уже не уверен, что его намерения не изменились.
– Почему?
– Потому что Бертран будет воевать против него.
Она охнула и, наконец вырвав из его ладоней свою руку, прижала её к губам – совсем детским жестом. У неё муж и трое детей, она привыкла управлять делами почти нищего и непристойно разросшегося семейства, но в глубине души осталась ребёнком. Нежность, которую испытывал к ней Эд, стала почти невыносимой.
– Это ты его натравил?.. Но почему?
– Потому что это Грегор Фосиган едва не уничтожил нашу семью двенадцать лет назад.
Она заморгала. Эд спокойно объяснил:
– Нападение Индабиранов было провокацией, исходившей от конунга. Он натравил их на нас – он, а не Одвелл. Хотя они и сами об этом не знали. Всё было подстроено довольно ловко.
– О, Большерукая, – выдохнула Бетани. – Но зачем ему это?! Мы были его септами! Зачем ему нас уничтожать?
Она через слово поминала Большерукую Ллей, дочь Гилас, простодушную богиню ремесленников и честных людей, зарабатывающих на хлеб собственными руками – богиню черни, как её с некоторым презрением именовали храмовники. Всего несколько кланов избрали Ллей своей покровительницей – в основном те, кто вёл свой род отнюдь не от древних конунгов, а скорее от разбогатевших крестьян. Тортозо были из таких – возможно, потому они не особенно кичились своим статусом и жили скорее как огромная крестьянская семья. Эд вспомнил, что по бегавшим во дворе детям нельзя было сказать, то ли это ребятня челяди, то ли многочисленные отпрыски Тортозо. И не исключено, что именно это создало Тортозо их пресловутую репутацию, а вовсе не их собственная плодовитость. Они не делали разницы между собой и теми, кто жил с ними рядом. Поэтому их было так много. Люди, а не клан. Люди и есть клан.
– Адриан?
Он моргнул, вспомнив, что она задала вопрос и ждёт ответа. Но ответить он ей не мог, по крайней мере сейчас, поэтому спросил:
– Ты приняла другого бога?
– Да, – немного резко, с вызовом сказала Бетани. – А почему бы и нет? Что хорошего я видела от Гвидре?
– Я тоже, – сказал Эд, – тоже переменил богов.
Она только посмотрела на него, но переспрашивать не стала. Эд был ей за это благодарен.
– Значит, снова месть… Теперь не Одвеллам, а Фосиганам. Только и всего.
– Нет. Не только месть. Я не стал бы затевать это из-за мести, Бетани.
– Почему? – с внезапным любопытством спросила его сестра. – Почему не стал бы?
– Потому что есть нечто более важное.
Было мгновение, когда он боялся, что она, так же как Бертран, спросит: «И что же?» – но она не спросила. У неё был свой ответ на этот вопрос, и хотя он не совпадал с ответом Эда, пока что было довольно и этого.
– Расскажи мне о ваших отношениях с Одвеллами, – решившись наконец переменить тему беседы, попросил Эд. – Как я понимаю, твой муж не слишком опечален кончиной лорда Дэйгона.
